Этакомната бываетвполномблескеоколосеми часовутра, когда,
предшествуя своейхозяйке,тудаприходит котг-жиВоке,вспрыгивает на
буфеты и,мурлыча утреннююпесенку, обнюхивает чашки смолоком,накрытые
тарелками.Вскорепоявляетсясамахозяйка, нарядившисьв тюлевый чепец,
откуда выбиласьпрядь накладных,неряшливоприколотых волос; вдоваидет,
пошмыгиваяразношеннымитуфлями. На жирном потрепанном ее лице нос торчит,
какклюв упопугая; пухлые ручки, раздобревшее,словно у церковной крысы,
тело, чересчур объемистая, колыхающаяся грудь - все гармонирует с залой, где
отовсюду сочится горе, где притаилась алчностьи где г-жаВоке без тошноты
вдыхаеттеплый смрадныйвоздух. Холодное, какпервыеосенниезаморозки,
лицо,окруженные морщинкамиглаза выражают все переходы от деланной улыбки
танцовщицыдозловещейхмуростиростовщика,-словом,ееличность
предопределяетхарактерпансиона,какпансионопределяетееличность.
Каторга небывает без надсмотрщика,-одно нельзясебепредставитьбез
другого. Бледная пухлостьэтойбарыньки - такой же продуктвсей ее жизни,
как тиф естьпоследствие заразного воздуха больниц. Шерстяная вязаная юбка,
вылезшая из-под верхней, сшитой из старого платья, с торчащей сквозь прорехи
ватой, воспроизводит в сжатом видегостиную, столовуюисадик, говорито
свойствахкухниидаетвозможностьпредугадатьсоставнахлебников.
Появлением хозяйкикартиназавершается. В возрастеоколопятидесятилет
вдоваВоке похожа на всех женщин, видавших виды. Унеестеклянный взгляд,
безгрешный вид сводни, готовой вдруг раскипятиться, чтобы взять дороже, да и
вообщедля облегчения своей судьбы она пойдет навсе: предасти Пишегрю и
Жоржа[11], если бы Жорж и Пишегрю могли быть преданыеще раз. Нахлебники же
говорят,что она всущностибабанеплохая,и, слыша, как онакряхтит и
хнычет не меньше их самих, воображают,что унеенет денег.Кембыл г-н
Воке? Она никогда не распространялась о покойнике. Как потерял он состояние?
Емуне повезло, - гласил ее ответ. Он плохо поступил с ней, оставив ей лишь
слезы,даэтот дом, чтобысуществовать, да правоне сочувствовать ничьей
беде, так как, по ее словам, она перестрадала все, что в силах человека.
Заслышавсеменящиешаги своейхозяйки,кухарка,толстухаСильвия,
торопится готовить завтрак длянахлебников-жильцов. Нахлебники состороны,
какправило,абонировалисьтолькона обед, стоившийтридцатьфранков в
месяц.Ковремени началаэтой повести пансионеров было семь. Второйэтаж
состоял из двух помещений, лучших во всем доме. В одном, поменьше, жила сама
Воке,вдругом-г-жаКутюр,вдоваинтендантскогокомиссаравремен
Республики. С ней проживала совсемюная девицаВикторинаТайфер,которой
г-жа Кутюр заменяла мать.Годоваяплатазасодержаниеобеих доходила до
тысячи восьмисотфранков в год.
Из двух комнат в третьем этажеодну снимал
старик по имениПуаре,другую-человек лет сорока,в черном парике и с
крашенымибаками, которыйназывалсебябывшимкупцом иименовалсяг-н
Вотрен.Четвертыйэтажсостоял из четырехкомнат,из нихдвезанимали
постоянныежильцы:одну - старая девамадмуазель Мишоно,другую - бывший
фабрикантвермишели,пшеничногокрахмалаимакарон,всемпозволявший
называть себя папаша Горио.
Остальныедвекомнатыпредназначалисьдляперелетныхптичек,тех
бедняков-студентов,которые, подобно мадмуазель Мишонои папаше Горио,не
могли тратить больше сорока пяти франков на стол и на квартиру. Но г-жа Воке
не очень дорожила ими и брала их только за неимением лучшего: уж очень много
ели они хлеба.
В то время однуиз комнат занимал молодой человек,приехавший в Париж
из Ангулемаизучать право,и многочисленной семье его пришлось обречь себя
натяжкие лишения,чтоб высылать ему на жизнь тысячу двести франков в год.
Эженде Растиньяк,так его звали, принадлежалкчислу тех молодых людей,
которые приучены к труду нуждой, с юности начинают понимать,сколько надежд
возложено наних родными,иподготовляютсебеблестящую карьеру, хорошо
взвесив всю пользу от приобретения знаний иприспособляя свое образование к
будущему развитию общественногостроя, чтобы вчислепервыхпожинать его
плоды. Без пытливых наблюдений Растиньякаи без его способности проникать в
парижские салоны повесть утратилабы теверные тона, которыми она обязана,
конечно, Растиньяку, - его прозорливому уму и его стремлению разгадать тайны
одной ужасающей судьбы, как ни старались их скрыть исами виновники ее и ее
жертва.
Надчетвертым этажомнаходился чердак для сушки белья и две мансарды,
где спали слуга по имени Кристоф и толстуха Сильвия, кухарка.
Помимосемерыхжильцов, уг-жиВокестоловались -глядяпо году,
однакоженеменьше восьми-студенты,юристыилимедики,дадва-три
завсегдатая из тогоже квартала;они всеабонировались толькона обед. К
обеду в столовойсобиралось восемнадцатьчеловек,аможно было усадить и
двадцать; но по утрамв ней появлялось лишь семеро жильцов,причем завтрак
носил характер семейной трапезы. Всеприходилив ночных туфлях, откровенно
обменивалисьзамечаниямипоповодусобытийвчерашнеговечера,беседуя
запросто, по-дружески. Все эти семеро пансионеровбыли баловнями г-жи Воке,
с точностью астронома отмерявшей им свои заботы и внимание в зависимостиот
платызапансион.Ковсем этихсуществам, сошедшимсяповолеслучая,
применяласьоднамерка.Дважильцатретьего этажаплатиливсеголишь
семьдесят два франка в месяц. Такая дешевизна, возможная только в предместье
Сен-Марсо, между Сальпетриер и Бурб[13], где плата за содержаниег-жи Кутюр
являлась исключением, говорит отом, чтоздешние пансионерынесли на себе
бремя болееили менее явныхзлополучий.