Почему ему необходимо унизить их? Он сказал:
– Если бы это был гипотетический случай, я бы объяснил тебе, что такой человек может ненавидеть и завидовать отцу и сестре, подобные чувства в нем развиваются еще в раннем детстве. Но он знает, что это плохие чувства, и подавляет их в себе, а агрессивность, к несчастью, переносит на людей, обладающих теми же качествами и способностями, которые он ненавидит в отце. Таким личностям можно помочь. Их надо понять, лечить и простить.
– Я не прощу, – сказал я. – И я его остановлю. Меллит взглянул на меня.
– Ты уверен в своих фактах? – Он погладил ногтем большого пальца верхнюю губу. – Пока у тебя только догадки. А у меня нет возможности побеседовать с ним, и потому я не могу сказать ничего определенного. Я допускаю, что твои подозрения насчет Кемп-Лоуравозможны,оставляя право на сомнение. В некотором смысле он фигура общественная. Ты выдвигаешь очень серьезные обвинения. Для этого нужны железные факты. Пока у тебя их нет, всегда есть вероятность, что ты перекладываешь вину за то, что случилось с тобой, на злые внешние силы, таким образом объясняя собственную внутреннюю неудачу. Фактически астма сознания.
– Психиатры никогда не смотрят на вещи просто, – вздохнул я.
Он покачал головой:
– Простых вещей очень мало.
– Я найду факты. И начну сегодня же, – сказал я, вставая. – Спасибо, что вы приняли меня и так терпеливо слушали, я искренне сожалею, что помешал. вашему гольфу.
– Я не так уж и опоздал, – успокоил он меня, спускаясь вниз по лестнице и открывая парадную дверь. На пороге, словно бы обдумав что-то, он сказал: – Будь осторожен, Роберт. Действуй осмотрительно. Если ты прав в отношении Кемп-Лоура, хотя это очень предположительно, ты должен чутко отнестись к нему. Надо убедить его пройти курс лечения. Его здоровье в твоих руках, не будь жестоким.
Я откровенно сказал:
•– Не могу смотреть на него с вашей точки зрения. Я не думаю, что Кемп-Лоур болен, он просто опасен.
– Где кончается болезнь и начинается преступление… – Он пожал плечами. – Об этом спорят столетиями, и нет двух человек, которые бы пришли к согласию. Но будь осторожен, будь осторожен. – Он улыбнулся и, закрывая дверь, сказал: – Напомни обо мне родителям.
Я прошел пару перекрестков: первое – найти шикарную, пахнущую свежестью парикмахерскую, и второе – заказать тройную порцию яиц и бекона в соседнем кафе. Я погрузился в обдумывание, как раскопать железные факты. По размышлении я пришел к выводу, что некоторые из них, и весьма ценные, лежат неглубоко и начинать копать надо с них. Я решил преодолеть барьер жалости и презрения, который воздвигла в королевстве скачек моя последняя неудача. Опасная затея, но я хотел исцелиться, и поэтому придется ее осуществить.
Воспользовавшись телефоном в кафе, я позвонил Тик-Току.
– Вы сегодня работаете? – спросил я.
– Будьте великодушны, дружище. Нехорошо задавать вопросы в такой ранний час. Да еще когда ответ негативный. – Пауза. – А вы? – Наивность так наивность.
– Подонок.
– Так меня зовут друзья.
– Мне нужна машина, – сказал я.
– Ведь вы не собираетесь высаживать десант в тылу неприятеля?
– Не собираюсь.
– Прекрасно. У меня отлегло от сердца. Но если надумаете, дайте мне знать, и я присоединюсь к вам. – Голос у Тик-Тока был веселый и подразнивающий, но горькая правда, которая скрывалась за ним, не требовала лишних слов.
– Я хочу побывать в кое-каких конюшнях, – начал я.
– В чьих? – перебил он.
– Так, в кое-каких… примерно в шести.
– У вас появился нерв, – сказал Тик-Ток.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Вы единственный человек в стране, который так думает.
– Проклятье… Я не подумал о… Я усмехнулся:
– Ерунда. Где сейчас машина?
– У меня под окном.
– Я поеду в Ньюбери поездом и, если вы встретите меня на станции, заберу ее, – сказал я.
– Сегодня бесполезно ехать в любую конюшню, все тренеры на скачках, – заметил он.
– Да, я очень надеюсь, что их не будет, – согласился я.
– Что вы задумали? – В его голосе звучало подозрение.
– Вернуть состояние обанкротившемуся Дому Финнов. Я успею на десять десять. Вы встретите меня. Хорошо? – И я положил трубку, не обращая внимания на его протестующее «эй».
Но когда я вышел в Ньюбери, он уже ждал, одетый как истинный денди: утянутый в талии камзол для верховой езды почти такой длины, как в восемнадцатом веке, и невероятно узкие бархатные кавалерийские бриджи. Пока я оглядывал его с головы до ног, он с ироническим видом наслаждался моим удивлением.
– А где же галстук, кружевное жабо и меч? – спросил я.
– У вас нет воображения. Я человек завтрашнего дня. Мой меч действует сам, как антирадиационное снаряжение. Вам понадобится защита, когда вы встретите опасность… – Он усмехнулся.
В который раз я уже подумал, что у юного Тик-Тока стойкий реалистический взгляд на мир. Он открыл дверцу машины и сел за руль.
– Куда едем? – спросил он.
– Вы не поедете, – запротестовал я.
– Обязательно поеду. Машина наполовину моя. Куда едет она, туда и я. – Он уже все решил. – Куда едем?
– Ладно… – Я сел рядом, вытащил из кармана список, который составил в поезде, и показал ему. – Тут конюшни, где бы я хотел побывать. Я постарался расположить их так, чтобы не делать большой крюк, но все равно поездить придется.
– Фью, – присвистнул он. – Как много. Гемпшир, Суссекс, Кент, Оксфорд, Лестер, Йоркшир… Мы никогда не объедем их за один день. Тем более что вы уже выглядите усталым.
Я взглянул на него, но он уставился в список. Я действительно чувствовал себя усталым, но меня огорчило, что это так заметно. Я надеялся, что парикмахерская и завтрак вернут мне веру в себя и смоют шрамы прошедшего дня и ночи.
– Вам не обязательно ехать… – начал я.
– Мы объедем их все, – перебил он. – Мы начнем раскапывать, что случилось вчера с вами и со мной. И по дороге вы мне расскажете, зачем мы туда едем. – И он спокойно повернул ключ и нажал на газ; по правде сказать, я был очень рад его компании.
Тик-Ток повел «мини-купер» в первую по списку конюшню. Конюшню Корина Келлара в Гемпшире.
– Ну, – сказал он, – давайте.
– Нет, я не собираюсь рассказывать вам, зачем мы едем. Слушайте и наблюдайте, а потом расскажете мне,
– Зануда, – проговорил он, не споря, а потом добавил: – Надеюсь, вы принимаете в расчет всех этих олухов там, куда и ангелы не суют свои святые ноги? Я говорю о том, что все должно быть втихую, ни одному из нас там не расстелят красную дорожку. Они скорей отправят нас прямехонько в ад.
– Вы правы, – сказал я улыбаясь.
Тик-Ток повернул ко мне голову и удивленно посмотрел.
– Смотрите на дорогу, – спокойно заметил я.
– Я никогда не знал вас, – проговорил он. – Я думал, вы так тяжело все воспринимаете… ну, то, что случилось… но с тех пор, как я встретил вас на станции, я чувствую себя гораздо веселее, чем все эти недели.
Мы приехали в просторную, ухоженную конюшню Корина, когда конюхи кормили лошадей после второй утренней тренировки. Артур, старший конюх, шел по двору с корзиной овса, когда заметил, как мы вылезаем из маленького автомобиля, и морщинистая улыбка, которой он обычно приветствовал меня, на полпути исчезла: он вспомнил мнение хозяина обо мне. Он даже не поздоровался.
– Хозяина нет. – В голосе звучала озабоченность. – Он уехал на скачки.
– Знаю, – бросил я. – Могу я поговорить с Дэви? Дэви был конюхом, смотревшим за Шантитауном.
– Наверно, можете, – задумчиво проговорил Артур. – Надеюсь, у нас не будет из-за вас неприятностей?
– Нет, – ответил я. – Никаких неприятностей.