Все прочее было далеко не так ясно. Видимо, они все же были любовниками, хотя и очень недолго. Затем расстались. У нее был кто‑то другой, она упоминала Найалла. Грей звал ее Сью, а не Сьюзен. И ко всему этому – какие‑то странные подробности: особые обстоятельства их знакомства, загадочное облако. Что‑то случилось между ними. Но что? Оба раза, когда они виделись в клинике, он сперва чувствовал враждебность. Не пробуждалось ли это чувство подсознательно? Если у нее был кто‑то еще, не ревность ли разрушила их отношения?
В чем смысл этого облака – если вообще есть смысл? Подумаешь, облако! Почему она считала его настолько важным, что надеялась именно с его помощью пробудить воспоминания Грея?
Из всего этого было ясно одно: до сих пор она не сказала ничего, что хоть немного расшевелило бы его память. Ни открытки, которые он вспомнил, ни таинственное облако, смысла в котором он не находил, не давали ключа к забытому прошлому.
Доктор Хардис слушал, как обычно, с большим интересом, делал пометки в блокноте, но в конце рассказа отложил ручку и просто сидел, ничего не записывая.
– Мы могли бы попробовать кое‑что еще, – произнес он наконец. – Приходилось вам бывать под гипнозом?
– Нет. Думаете, стоит попробовать?
– Полагаю, да. Иногда пациентам в состоянии гипнотического транса удается восстановить память. Но это метод несовершенный и не гарантирующий результата. Хотя в вашем случае имеет смысл попытаться.
– Почему же вы не предлагали раньше?
Хардис улыбнулся:
– Теперь у вас появилась мотивация. В следующий раз я буду в среду, тогда и начнем.
Вечером Грей целый час провел в бассейне, который располагался в цокольном этаже госпиталя. Он медленно плавал взад‑вперед на спине, думая о Сью.
– На следующей неделе'? – сказал он, с трудом скрывая глухо накатывающееся и неотвратимое ощущение досады. – Но вы же обещали на этой!
– Да‑да. И я собиралась. Но не получается.
– В чем дело?
– У меня нет денег на билет и…
– Я же говорил, что все оплачу.
– Да, но я не могу отлучиться. На днях нужно сдавать заказ, поэтому я каждый день езжу в студию.
Два пациента, не занятые, увы, разговором, медленно приближались по коридору. Грей плотнее прижат трубку к уху, надеясь сохранить хотя бы иллюзию приватной беседы. Они скрылись в комнате отдыха, и Грей расслышал музыку, звучавшую из телевизора.
Когда дверь закрылась, он сказал:
– Неужели вы не понимаете, как это для меня важно?
На середине фразы он услышат, как связь оборвалась и снова восстановилась. Наверное, Сью опустила новую монетку.
– Я не слышала, что вы сказали…
– Сказал, что для меня важно вас видеть.
– Я знаю. И мне очень жать.
– Могу я быть уверен, что вы приедете на следующей неделе?
– Я попытаюсь.
– Вы попытаетесь? Вы же говорили, что хотите приехать.
– Хочу, правда! Очень хочу.
– Вы попытаетесь? Вы же говорили, что хотите приехать.
– Хочу, правда! Очень хочу.
Снова пауза.
Затем Грей сказал:
– Откуда вы говорите? Есть кто‑нибудь рядом с вами?
– Я у себя на этаже. Таксофон находится в холле.
– Есть рядом с вами кто‑нибудь?
– Нет, и я не вижу…
– Вы правы, – быстро перебил он ее. – Прошу прощения.
– Я работаю дома. Надо закончить рисунок и завтра утром отнести его в студию.
Грей сообразил, что не знает даже, где она живет. Капли пота катились по его лицу, заливая глаза. Какой‑то частью рассудка он понимал, насколько нелепо ведет себя. Когда же он успел до такой степени привязаться к этой девушке, что пытается контролировать ее даже на расстоянии?! Сейчас он особенно остро чувствовал свое одиночество и беспомощность, особенно тяжело переживал унизительную зависимость от других людей, неспособность свободно передвигаться и спокойно мыслить.
– Послушайте, – сказал он, – связь сейчас снова оборвется. Есть у вас еще мелочь?
– Нет. Я собиралась повесить трубку.
– Пожалуйста, найдите сколько‑то монет и перезвоните снова, чтобы поговорить подольше. Или дайте свой номер, и я позвоню сам.
Он приводил свои доводы, а время неумолимо истекало.
– Я попытаюсь освободиться к выходным.
– Что вы имеете в виду? Было бы…
Но тут послышатся щелчок, и все замолкло. У Грея вырвался невольный стон разочарования. Потом раздался длинный гудок, трубку пришлось повесить. Казалось, все здание охвачено мертвой тишиной, нарочно для того, чтобы их разговор слышат все окружающие. Слава богу, только казалось. Напрягая слух, он смутно улавливал звуки телевизора за дверью комнаты отдыха, где‑то внизу привычно шумел бойлер центрального отопления. Из дальнего конца коридора доносились голоса.
Грей продолжал неподвижно сидеть в коляске.
Телефон, прикрытый кожухом, висел прямо над его головой. Он пытался успокоиться, привести в порядок свои чувства. Он понимал, что вел себя безрассудно, разговаривал с ней так, будто она обязана отчитываться перед ним во всех своих действиях и даже мыслях, будто он имеет право обвинять се в нарушении какой‑то клятвы.
Прошло десять минут, и телефон зазвонил снова. Грей схватил трубку.
– Мне удалось одолжить только пару монет, – сказала Сью. – Мы сможем поговорить всего три‑четыре минуты.
– Отлично. Для начала, об уикенде…
– Пожалуйста! Позвольте, сначала я. Знаю, вы считаете, будто я попусту вас обнадежила. Но ведь я примчалась к вам в Девон, даже не подумав толком, что делаю, не соображая, что будет с нами. Я не представляла, что почувствую, когда увижу вас снова. Вы ждете моих объяснений, хотите знать, что между нами произошло. Но именно это и заведет нас в прежний тупик, как раньше, когда вес шло наперекосяк, когда все уже было так плохо, что хуже некуда. И мне стало страшно. Я испугалась, что снова потеряю вас, и на сей раз окончательно. Понимаете?
– Значит, мы должны встретиться как можно скорее.
– Да, но я не могу сбежать от своей нынешней жизни. Я приеду в ближайшие выходные. Обещаю. Но вам придется прислать мне немного денег.
– Я не знаю вашего адреса.
– Найдется у вас бумага? Или вы запомните? – Она скороговоркой продиктовала адрес в северном Лондоне. – Записали?
– Завтра же вышлю чек.
– Я верну деньги при первой возможности.
– Вам незачем…
– Теперь вот еще что, – начала она, и эти слова прозвучали так, будто до сих пор она все время сдерживала дыхание. – Не перебивайте, монетка последняя.