– Так вот почему ты теперь...
– Майзель?
– Ну да.
– И это просто, дружище. Имя осталось прежним, поскольку вполне соответствует. Даниэль в переводе с иврита означает «судил меня Бог». И вынес... Ладно. А Майзель...
– Я помню. Не нужно меня убеждать. Ну, допустим, – Андрей почти бессознательно принял ту же позу, что и Майзель. – И в чем же состоял твой План?
– Ты давно был в Праге?
– Никогда не был. Я читал и слышал, что благодаря тебе там многое изменилось.
– Да, дружище. Очень многое. И не только в Праге. Но и в Будапеште, и в Софии, и в Бухаресте, и в Белграде, Варшаве, Любляне. А также в Брюсселе, Страсбурге, Берлине, Лондоне. Мы стали пупом земли. В самом прямом смысле этого слова. Сверхдержавой с заморскими, можно сказать, владениями. С армией, не имеющей себе равных.
– А с ООН эту свистопляску устроил – тоже ты?
– Нет. Не только. Это давно уже нависало. Так дальше не могло продолжаться. ООН превратилась в контору, штампующую резолюции, которые протаскивали чучмеки, в том числе через Совет безопасности. Американцам это надоело до смерти, ну, а нас это вообще никак не устраивало. И войска ООН, комплектуемые из руандийских саперов и таиландских десантников, – это анекдот, причем анекдот похабный. Вот мы все это вместе и перевернули. И новый Устав ООН, и новые постоянные члены Совета безопасности, новые принципы голосования, сложная трехступенчатая система вето. Пришлось попотеть.
– Замечательно емкий термин, – хмыкнул Корабельщиков.
– Ну да, это только так говорится. Конечно, рассказать под пивко о том, чего это на самом деле стоило. Сколько всего пришлось... Да и зачем тебе это?
– Ты прав, – Андрей вздохнул. – Я ничего не хочу знать о том, как мой друг стал Драконом. Я боюсь, что мне это действительно не проглотить. Во всяком случае, сейчас. Ты изменился. И я не уверен, что в лучшую сторону.
– Ты тоже изменился. Правда, не так сильно, но этого следовало ожидать, – Майзель снова ослепительно улыбнулся и щелкнул зубами. – Значит, ты слышал это прозвище?
– Кто же его не слышал, – досадливо дернул головой Андрей. – Так что насчет плана, в который ты собирался меня посвятить?
– Ты все еще не веришь, – Майзель вздохнул, поднялся, подошел к холодильнику. – Что ты выпьешь? Тут полный джентльменский набор.
– Пива.
– И я промочу горло, – Майзель достал бутылки, открыл, вернулся к столику, протянул одну из бутылок Андрею, себе взяв при этом минералку, сел. – План мой прост, Дюхон. Сначала сделать одну страну – одну-единственную – супердержавой и примером для подражания. А потом – покончить с войнами и нищетой везде, куда сможет долететь ее экспедиционный корпус. Это стратегия. Тактические решения вырабатываются, так сказать, в процессе, – Майзель отхлебнул немного прямо из горлышка. – Поехали со мной в Прагу. Сам увидишь, как все переменилось. И поймешь. Я Дракон, да. Только белый и пушистый. Для друзей, разумеется.
– А для врагов?
– Врагов я кушаю, – нежно улыбнулся Майзель. – С косточками, шерсткой, коготками и хвостиками.
– Это правда, что ты сам... застрелил Престона?
– Ты в самом деле хочешь это знать?
– Тебя... тебя обвинили в этом.
– Меня много в чем обвиняют, – пожал плечами Майзель. И было в этом жесте что-то такое. Неуловимое, – от прежнего Даньки. – Мне плевать. Может, да. А может, нет. Камеры наблюдения ничего такого не зафиксировали. Кто такой был этот засранец? Один из так называемых «топ-менеджеров» с зарплатой в пятьдесят миллионов долларов в год. За какие такие заслуги, интересно? На такие деньги можно университет построить. Даже я не могу себе позволить получать такую зарплату. Такую зарплату нельзя платить человеку, потому что человек сразу начинает думать, что он Бог. И вообще, – это был всего лишь эпизод. Один из многих боев, которые я выиграл и которые мне еще предстоит выиграть. Они просто не знали, что смертны. Смертны точно так же, как я. Я доказал им это. Это оказалось гораздо легче, чем ты думаешь.
– И никто не смог тебе помешать?! Извини, но это...
– Кто мог мне помешать? Разве способны на что-нибудь, кроме заседаний и резолюций, демократические болтуны? С их презумпциями невиновности, правами человека и прочими прекраснодушными бреднями? Они ждали – и ждут: я буду играть по их правилам, которые они придумали для булочников и таксистов и которые сами пускают побоку тогда и так, как им хочется. А вот это вряд ли. Я многому научился у своих врагов, Андрей. Когда тебе ставят мат, нельзя поднимать лапки кверху. Нужно хватать доску – и в бубен. А еще лучше – из двух стволов, и тоже в бубен. Обязательно в бубен, понимаешь?! Есть вещи, которые нельзя купить. Их нужно взять силой. Доказать: ты переступишь через что угодно. К тому же, дружище, в это время я уже был сказочно богат. И совсем ничего не стеснялся. Совсем.
– Но зачем?!
– Мой план, господин Корабельщиков. Мой план. А знаешь, кто первыми поверил?
– Кто?
– Японцы. Ярухито. И приказал – участвовать! И все Мицубиши и Мацушиты – они просто выстроились во фрунт. И мы с их мощностями такого уже наворотили! И еще наворотим. А если кто-то думал, что японский император – это просто такая туристическая достопримечательность, – Майзель вдруг рассмеялся.
– Чего ты хохочешь?!
– Мы с ним встретились первый раз лет девять... Да, девять лет назад. Он прилетел, едва успев натянуть на себя корону. Тогда, помнишь эту жуткую историю с захватом императорского лайнера во время визита в Египет, когда едва ли не все члены семьи погибли? Конечно, культура мщения сыграла свою роль. Обязательно. Но не главную. Они поняли, что если и дальше будут киснуть в болоте пацифизма, их всех вырежут. Всех до последнего. И он мне подарил меч, сделанный специально для меня, почти такой же, как и Вацлаву, и роскошное, совершенно невероятной красоты издание «Протоколов сионских мудрецов» на японском с параллельным переводом на чешский. Он был так трагически серьезен и так хотел в компанию, что у нас с Вацлавом просто не повернулся язык ему отказать.
– Не может быть... «Протоколы»?! Что за чушь?!
– Конечно, чепуха. Но не для японцев, во всяком случае. Ребята очень давно воспринимают этот текст на полном серьезе. Им не раз пытались объяснить – это фальшивка, в том числе и я сам, но Ярухито, кажется, не верит и по сию пору. Анекдот, да и только. Для нас. А Япония... Корпоративное государство, где не принято задавать вопросы. Идеальный инструмент. Этот парень просто помешан на истории. Ты слышал, наверное, – японцев некоторые исследователи считают одним из потерянных израильских колен?
– Слышал, конечно.
– Ну, вот. А связать атаку с этим фактом и выстроить в нужном направлении идеологическую политику было, поверь, гораздо проще, чем это может показаться на первый взгляд.
– Но почему...
– Потому, – он развернулся к Андрею таким невероятным движением, что Корабельщикову захотелось сделать шаг назад, – только что он видел спину и затылок Майзеля, и вдруг сразу, без перехода – лицо и глаза, прожигающие насквозь из-под слегка прищуренных век. – Он – император, а не демократическая подзаборная шавка. И думает не о том, как набить себе мошну потуже, а о судьбе своей страны и своего народа. И он первый понял, что мы будем рулить этим шариком. И что лучше и выгоднее быть с нами, чем против. Хотя бы потому, что мы – хорошие парни. Так что все опять просто.
– Погоди. И все-таки, я не понимаю, – почему американцы не забрали у тебя деньги!? Им же это ничего не стоило?
– Абсолютно ничего, – Майзель улыбнулся совершенно как черт.
– Но?
– Все дело в человеческом факторе. Понимаешь? Мысль уже была. И она была высказана. И люди ее усекли.
– Какие люди?
– Те самые, которые должны были забрать.
– Ты их купил?
– Фу. Андрей. Такие дела на коррупции не выстроишь. Тут совсем другое. У меня чутье на людей. Понимаешь?
– Ну... Очень приблизительно. И где теперь эти люди?
– Уже второй год, Дюхон.
– Что?
– Второй год они – президент и его команда.
– Ах ты, Господи!
– У них столько дел, Дюхон. Им нужно разжевать и проглотить около полусотни миллионов мигрантов из Латинской Америки. Которые продолжают туда ехать. Они понимают – быть жандармом в одиночку невозможно. Это во-первых. А во-вторых – у них не было никогда настоящего друга, равного им не по мощи даже, а по духу, по напору. А теперь есть.
– Ты?
– Вацлав. Ну, и я, по мере сил. Им нужен друг. Настоящий друг, с которым можно и поспорить, и поругаться, – но друг, а не европейские спесивые болтуны, думающие, будто они что-нибудь понимают в происходящем. Не противник. Не так называемый противовес. Не лягушатники какие-нибудь, что хотят любым способом нам помешать, все равно как, лишь бы не так, выбью себе глаз, пусть у тещи будет зять кривой. Да и вообще! Вы думаете, Америка – это бейсбол и кока-кола? Черта с два. Я поэтому их там и нашел. Это страна людей, которые верят в Бога. Триста миллионов человек. И ты думаешь, им может не понравиться то, что мы делаем?! И им это нравится. Мы вместе, Дюхон. И потом... Взять хоть самую завалящую голливудскую поделку. Это же наш портрет в интерьере. И там хорошие парни вовсе не нянчатся с плохими. А волтузят их так, что кровь и сопли во все стороны разлетаются! Америка во многих местах связана по рукам и ногам, – обязательствами перед союзниками, собственными экономическими проблемами. А мы... Мы только в одном с Америкой расходимся. Америка тоже считает демократию неудобством, но терпит это неудобство. А мы нет. Мы законченные отморозки. Анфан террибль [14] . Что с нас взять?
– Но с прошлой администрацией ты... вы бились не на шутку.
– Обязательно. С демократами, общечеловеками, которым подавай права, а обязанности сдайте в утиль, по-другому нельзя. Если бы не христианские фундаменталисты и эти ребята, которые теперь команда, было бы совсем плохо. Но мы прорвались, как видишь.
– Н-да. Высоко тебя закинуло. А как насчет соответствия средств и целей?
– Элементарно. Цель должна быть благородна, а средства должны быть адекватны ситуации. Или мне надо было рассказывать Престону и прочим, что дети в Африке голодают? Как это делают всякие штафирки из ООН? Шалишь, братец. Я же не идиот, Дюхон.
– Насколько мне известно, ты не занимаешься благотворительностью.
– Это не так. Я просто добиваюсь координации и концентрации усилий. А когда семьдесят три миссии и сто двенадцать постов милосердия требуют, чтобы я немедленно выделил им деньги на океан горохового супа, которым они смогут три раза в день целый год кормить всю Африку, или на закупку сильно поношенного барахла в Германии, или на издание стомиллионным тиражом брошюрки про светлый жертвенный подвиг какого-нибудь исусика, после прочтения которой, по их замыслу, все должны немедленно таковым воодушевиться, перековать на орала все мечи и броситься строить оросительные каналы?! Такие просьбы или, тем паче, требования, я обязательно посылаю вместе с их авторами к черту. Я не настолько выжил из ума, чтобы выбрасывать деньги на ветер. У нас и стратегия, и тактика совсем другие. Мы прогрессоры, а не монахи. Мы вбрасываем средства и ресурсы тогда, когда точно знаем, как и на что они будут потрачены. Тогда и там, где наши люди контролируют местную ситуацию. Мне всех очень жалко и всем сразу очень хочется помочь, но это невозможно. А они думают, я от жадности.
– А объяснить?
– Что? Кому?! Это же олухи царя небесного, исусики, за редким исключением. И почти все эти исключения, кстати, уже ко мне перебежали, – усмехнулся Майзель.
– А «Golem Foundation» в Минске?
– Ну, дружище! Ты меня удивляешь. Например, ты через Фонд нашелся. У нас много всяких дел. И ситуацию в Минске мы тоже будем контролировать. Будет вам и белка, будет и свисток. Главное – не суетиться.
– По-моему, ты сумасшедший.
– Обязательно. Как же без этого? Только я гораздо опаснее всех сумасшедших, вместе взятых. Потому что мой удивительно детальный и превосходно систематизированный бред имеет тенденцию становиться реальностью. И мне, поверь, это нравится.
– Ну, еще бы! Но почему – Чехия? Почему не Венгрия, не Польша, с ее морскими границами и портами? Или Австрия? Не Минск, наконец?! Я помню, как ты болел Прагой, но это же не повод...
– Ну, отчего же. Это как раз повод. И даже, можно сказать, причина. Да и все остальные не лишние. И венгры, и поляки. Но чехи... Потому, что мой план должен был опереться на что-то. И этим чем-то должна была стать в меру развитая страна в Европе, с транзитной экономикой, нуждающаяся в стратегических инвестициях и готовая взять деньги у кого угодно. Страна, населенная образованными, европейски мыслящими, в меру законопослушными людьми. Страна с определенными традициями национального достоинства и национального самосознания. Страна с более или менее однородным этническим составом населения. И эта страна не должна была быть большой. Нельзя в обозримые исторические сроки обустроить большую страну, такую, как, например Россия. Это должна была быть непременно страна, понимаешь, дружище?! Не фирма, не концерн, не транснациональная корпорация! Именно – страна. Страна, элита которой будет меня поддерживать, полностью понимая мой – и свой – маневр. А еще лучше – страна, где я сам смогу создать такую элиту. И я должен был в этой стране спасти от чего-нибудь такое количество людей, чтобы они поняли: иметь своего ручного Дракона не опасно, а совсем наоборот. При этом мне нужно было каким-то образом сделать так, чтобы не быть для них совсем уже чужеродным элементом, этаким пришельцем ниоткуда. Легенда о Майзеле плюс отличный чешский сыграли свою роль.
– И твоя одержимость Прагой.
– Обязательно. Приятно, что ты это помнишь. И чешская ситуация наделась на мой план, как перчатка. Все произошло, как по нотам. Даже фантастическая идея с учреждением монархии прошла как по маслу.
– И от чего ты их всех спас? Если я могу это узнать.
– Конечно, можешь. Я спас их от честной бедности. От доли побирушек на побегушках у Евросоюза. От участи грантососов и «демократии переходного периода». От участи страны, не имеющей стратегических портов и природных запасов энергоносителей. От эмиграции и эскапизма. От первоклассной литературы, которая никому не нужна, потому что нечего есть, и черножопых драг-пушеров [15] в косынках, штанах с ширинкой до колена и украшенных золотыми велосипедными цепями. От пьяных слез о неудавшейся судьбе. От приграничной проституции и торговли детьми, от вахтовой сезонной работы за полцены и контрабанды сигарет в Германию и Австрию. От рабства в транснациональных монополиях, директора которых выплачивают себе многомиллионные якобы зарплаты, обращаясь при этом с остальными, как с мусором. Я спас их... Впрочем, ты, наверняка, слабо представляешь себе, о чем это я.
– Вполне представляю. Мы с тобой одни и те же книжки читали, помнишь? Ты говоришь о том, что могло бы быть. О реальности, которая не стала реальностью. Очень красочно, кстати, говоришь.
– Потому что вижу обе реальности, Андрей, – со странным выражением в голосе сказал Майзель. – И ту реальность, что не состоялась, я вижу иногда так... А эта реальность состоялась. Я ее состоял, понимаешь? Для себя, для них. Больше того. Я нашел им короля, в котором они души не чают. И дальше – мы с ним вместе делали дело. Мы дали им возможность ездить, куда они хотят, с паспортом, при виде которого у всех подряд рука сама тянется к козырькудля отдания чести. Мы сделали их вооруженным народом, в дом к которому теперь не вломиться, не рискуя получить промеж глаз очередь из автомата, а то и из чего покруче. Мы вернули им гордость и отвагу времен Пшемысла Оттокара и святого Вацлава. Мы послали их во все концы света учителями, врачами, пастырями человеческих стад и неуязвимыми воинами, вытаскивающими из пламени ада детей и женщин. Ну, конечно, я все это сам люблю и даже посильно участвую. Мне самому это страшно нравится. Но им тоже. И это только начало. Пример. Понимаешь?