- Пусть учится. Все должны и пахать глубоко, и бегать быстро.
- Вот именно! Поэтому я и думаю, что тем, кто с тобой работает, еще труднее, чем тебе самому...
- Ну ты философ! - покачал головой Корнилов. - Чувствуется научная подготовка... А что, мои сотрудники жалуются? Или ты дедуктивно определил?
- Дедуктивно, - сказал Кондрашов. - Займешься делом? Ох, как не нравится мне оно! Вот почитаешь заявление Горина - призадумаешься! Знаешь, мне чисто по-человечески неприятно было с ним знакомиться. Такой у них на теплоходе бедлам. Серьезные обвинения покойный старпом выдвинул. И главное - убедительные. Особенно в отношении капитана. Их, конечно, проверять надо - искать подтверждения. Но мы найдем. Не сомневаюсь! - Он вздохнул и украдкой посмотрел на часы. Чуть оттопырил нижнюю губу. Вообще-то, если быть до конца принципиальным, такие обвинения надо публично предъявлять. На общем собрании. Люди бы поддержали. И все сразу стало бы ясно.
- Ну, знаешь, не в каждом коллективе вылезешь на собрании правду-матку резать. Кое-где и заклевать могут.
- Верно, верно, - согласился Кондрашов и снова покосился на часы.
- Ты что ерзаешь? - усмехнулся Корнилов. - Адмиральский час подходит?
Кондрашов виновато покрутил головой.
- Да знаешь... Старая язва... Мне врачи предписали строго по часам есть... - Он поднялся. - Меня эта история за живое задела, Игорь. Понимаешь, приходит письмо с такими обвинениями... - Василий Сергеевич замялся, не находя нужного определения. - Ну как тебе объяснить... Грубо говоря, тюрьма капитану и его компании не грозит, хотя чем черт не шутит! Может, потом и выявится что-то еще более серьезное... А старпома убивают. Что ж это за люди, а? Ну, ну, не спорь, - сказал он, почувствовав, что Корнилов не согласен с ним. - Я специально беру самую крайнюю версию. Ведь именно ее тебе предстоит проверить.
- Я, Вася, всегда все версии проверяю, - сказал подполковник хмуро. Пора бы тебе привыкнуть!
- Ну и ершисты вы, товарищ подполковник! Стареем, что ли? Все ворчишь, ворчишь! - Кондрашов поднял со стола папку с делом. - Ты, Игорь, попроси копию с заявления Горина снять - оригинал я себе оставляю. Нам он для проверки необходим.
Корнилов вызвал секретаря.
- Варя, срочно отпечатай.
- И еще нельзя забывать про хулиганов, - сказал Кондрашов, прощаясь. - Напился какой-нибудь хам и швырнул камнем. Круши частных владельцев, - он протянул руку. - Привет! Будем держать друг друга в курсе...
Корнилов кивнул.
"Да, похоже, дело непростое. Если только это не случайная авария, подумал он, когда следователь ушел. - Но ведь и ее, случайность, надо доказать. Чтоб не висела тень над людьми..."
3
Днем Игорь Васильевич заехал на полчаса домой. Пообедать. Это случалось редко, и мать была рада. Она села напротив него и, глядя, как он с аппетитом ест борщ, рассказывала, что с утра ходила на Сытный рынок. Уже продают скороспелку. Но дерут, не приведи господь. По рублю. И пучок зелени - рубль. Дешевле рубля ничего но купишь, сокрушалась мать. Эдак никакой зарплаты не хватит.
- А ты, мама, в магазинчик, в магазинчик, - улыбался Корнилов. - Или Оле позвони в поликлинику. Она пойдет с работы и принесет что нужно.
- В магазинчик! - проговорила мать. - А ты сам хоть раз за последний год заходил в магазинчик?
"А ведь она права!" - подумал Игорь Васильевич.
- От твоей магазинной картошечки больше половины в помои идет. Ее не натаскаешься. Ты у меня большой придумщик, - продолжала мать. - Это ж надо - позвони Оле! Да если после службы по магазинам ходить - вечера не хватит.
Игорь Васильевич лениво отбивался от нападок, а сам нет-нет да и вспоминал про разговор с Кондрашовым.
Неужели этого старпома убили из-за его жалобы в прокуратуру? А может быть, несчастный случай? Ведь не бандиты же члены экипажа "Ивана Сусанина"?! Наверное, люди проверенные. В загранку ходят.
"В загранку ходят... В за-гран-ку, - Корнилов словно споткнулся об это слово. - Здесь есть что-то такое, в этой самой з а г р а н к е, подумал он. - Что-то есть. Или мы просто привыкли: если загранка - то уж и подозрительные связи, контрабанда, валюта... Нет, нет, сначала дело домыслы потом".
Но уж слишком несоизмеримыми казались ему причина и следствие. Человек написал жалобу на капитана и его помощников, а его, этого человека, убивают.
Но письмо-то уже написано! От него не отмахнешься, не спишешь в архив после смерти заявителя. Наоборот! Те, кто это письмо получил, будут внимательнее и строже во сто крат! Живого можно уговорить, убедить взять письмо назад, если он ошибается. В конце концов он и сам может одуматься. А бумага? Она подшита, имеет номер. Она хоть и все стерпит, но на нее надо ответить, даже если заявитель мертв.
Корнилов встал из-за стола и подошел к телефону.
- Ты что, уже? - изумилась мать. - А я-то радовалась, думала, аппетит хороший.
- Хороший, мама. Хороший. Сейчас все уплету и добавки попрошу. Только хорошему человеку позвоню.
Он набрал номер Кондрашова.
- Вася, один вопрос. Члены экипажа знали о том, что старпом обратился с заявлением в прокуратуру и пароходство?
- А-а!! - весело пропел следователь. - Чую, что ты уже вживаешься в образ! Так, кажется, говорят киношники и работники угрозыска?
- Не морочь мне голову. У меня обед стынет, - буркнул Корнилов.
- Знали, товарищ подполковник. Все знали. Еще за несколько дней до катастрофы.
...Приехав после обеда в управление, Корнилов прежде всего взялся изучать заявление Горина в прокуратуру.
Старпом с "Ивана Сусанина" писал о том, что плавает на судне уже двенадцать лет. Начинал четвертым штурманом, старшим помощником ходит последние пять лет.
"Интересно, - подумал Игорь Васильевич, - от четвертого штурмана до старпома за семь лет - нормальный рост или нет? А пять лет старпомом? Если сравнивать с нашими продвижениями по службе, то даже слишком стремительно. А как там у них, в пароходстве, надо узнать". Он сделал пометку на листке бумаги.
Злоупотребления, в которых Горин обвинял капитана Бильбасова, старшего механика Глуховского, пассажирского помощника Коншина, штурмана Трусова и директора ресторана Зуева, были серьезными, и Корнилов подивился той легкости, с которой Вася Кондрашов заявил, что тюрьма им не грозит.
Прежде всего, конечно, Бильбасов...
За последние годы, писал старпом, капитан перестал считаться с экипажем, окружает себя подхалимами. От людей принципиальных, хороших штурманов избавляется, боясь конкуренции. Не раз допускал грубые нарушения судового устава, этики и даже законности. В 1975 году во время перехода из Пирея в Никозию, будучи в нетрезвом состоянии, избил иностранного пассажира, американца Арчибальда Бримана. Дело удалось замять только после того, как этому пассажиру преподнесли дорогой подарок. В том же году в Неаполе, капитан на целый час задержал теплоход, выручая из полиции старшего механика Леонида Глуховского, попавшего туда за пьяный дебош. В 1973 году во время круизного рейса вокруг Европы Бильбасов устроил большую попойку, справляя день рождения. Подарками, сделанными экипажу различными туристскими фирмами и советскими предприятиями, капитан распоряжается по своему усмотрению... Взял лично себе очень дорогой сервиз и телевизор... Одной пассажирке подарил из судового музея большого плюшевого медведя... дальше шло перечисление капитанских бесчинств такого же рода.
"Из заграничных поездок капитан возит вещи для перепродажи. Это же делают Трусов, Глуховской и Зуев. О моральном облике Бильбасова говорит хотя бы один такой факт - он трижды был женат.