Она не спешила — набрала букет созревших одуванчиков… Я думал, что до дороги мы доберемся как раз к заходу солнца…
К счастью, расстояние до дороги было небольшим. Вступив на территорию кладбища, мы обнаружили все семейство Сестры Иды. Оно расположилось лагерем среди могил наших предков. Картина была не очень веселой…
Косоглазые близнецы терпеливо сидели на камнях, в то время как их старшие сестры стригли им волосы, Маленький Хоумер начищал свои сапоги листьями, периодически поплевывая на них, один из подростков, почти уже юноша, сидел, прислонившись спиной к надгробью, и что-то наигрывал на гитаре. Сестра Ида кормила грудью совсем еще крохотного ребеночка. Женщина не пошевелилась, даже когда увидела нас подле себя, и Долли начала:
— Я полагаю, вы сидите на моем отце.
Сестра Ида, глянув назад, где на могильном камне была выгравирована надпись:
Юрая Фенвик Тальбо
1844-1922
Отличный Солдат
Преданный Муж
Любящий Отец
со словами: «Прости, солдатик», — застегнула блузку и встала, ребенок испустил долгий заунывный плач.
— Пожалуйста, сидите — я всего лишь хотела представиться.
Сестра Ида пожала плечами:
— Да мне все равно было не очень-то и удобно, — при этих словах она сладко потянулась. Затем, увидев меня, она удивленно воскликнула: — Опять ты?! А где твой дружок?!
— Я так поняла, что… — Долли остановилась на полуслове, смущенная толпой ребятишек, собравшихся вокруг нее, пытаясь не обращать внимания на одного из малышей Иды, что приподнял ей юбку и стал внимательно разглядывать ее ноги ниже колена. — Я так поняла, что вы искали меня? Я — Долли Тальбо.
С ребенком на одной руке Сестра Ида протянула другую и обняла Долли за талию, по сути, это были настоящие объятия, словно она и Долли старинные подруги:
— Я знала, Долли, что я могу рассчитывать на тебя. — Затем она, держа ребенка над собой, как большой батон, крикнула, обращаясь в толпу ребятни: — Дети! Подтвердите, что я никогда не сказала ни слова против Долли Тальбо!
Дети утвердительно закивали. По их рядам прокатился рокот согласия, и Долли, кажется, растрогалась.
— Мы им говорим — мы не можем уехать из города…
Сестра Ида пустилась в пересказ своей горестной истории изгнания из городка. Эту картину стоило бы запечатлеть на фотографии: Долли, внешне вся такая правильная, строгая и старомодная, как и ее вуаль, а с другой стороны — Сестра Ида, в ее экзотическом одеянии, с чувственными губами, зовущей фигурой.
— Тут все упирается в деньги. Они взяли все мои деньги. Мне следовало бы арестовать их всех, особенно того поганого Бастера и, как там его зовут, шерифа — возомнил из себя Кинг-Конга. — На мгновение она остановилась… Ее щеки густо покраснели. — Горькая правда в том, что мы на мели… А ведь даже если бы мы о вас когда-нибудь слышали, мы бы никогда не стали говорить плохо о вас и вообще о ком-нибудь. Я знаю, что это все нелепо… но я просто думала, что вы могли бы все уладить и…
— Да вряд ли вы обращаетесь по адресу…
— А что бы вы сделали на моем месте — с пол-литром бензина, даже меньше, пятнадцатью голодными ртами и без денег?! Да лучше бы нам оказаться в тюрьме.
— У меня есть друг, и он знает ответ, умнейший человек, — Долли заявила гордо. По интонациям в ее голосе я мог бы побиться о заклад, что она верила в то, что сказала, на все сто процентов. — Коллин, беги к судье и предупреди, что к нам пожалуют гости на обед.
Я помчался со всех ног к дереву… Судья отнесся к новости весьма спокойно, но количество гостей несколько обескуражило его.
— Боже правый! Шестнадцать человек! — воскликнул судья, озабоченно глядя на котелок, где уныло доходило наше обеденное варево.
Чтобы не упасть в глазах Райли окончательно, я сделал вид, что к встрече Иды и Долли я не имею никакого отношения, но он, наверное, меня раскусил, ибо смотрел на меня так, словно шкуру с меня с живого снимал. Представляю, что бы я от него услышал, дойди мы до слов… Но судья оказался как раз кстати и приказал нам подсуетиться насчет обеда. Райли пошел за водой, я пошарил по нашим запасам, и вскоре в котелок с похлебкой полетели сардины, хотдоги, приправы — по сути, пригодилось все, что было под рукой, кое-что попало в котелок по ошибке, например, кофейные зерна.
Совместное приготовление пищи сближает людей, это правило справедливо и для нас — Райли простил меня и одарил дружеским подзатыльником. Наконец, появился первый из детей, и судья Кул даже слегка напугал его горячностью своего приветствия. Дети поначалу робко жались в кучке, пока не собралась вся их семейка. Затем Долли попросила их представиться — каждого. Состоялась перекличка: Бет, Лорел, Сэм, Лилли, Ида, Клео, Кэйт, Хоумер, Гарри — здесь перекличка оборвалась: одна из девочек отказалась назвать свое имя — она сказала, что это секрет, на что Сестра Ида пожала плечами, что ж, раз секрет, значит, так тому и быть.
— Они такие капризные, — объяснила Сестра Ида, одаривая судью своим глубоким прокуренным голосом, ее огромные, как луговая трава, ресницы томно опустились.
Он придержал ее руку в своей при рукопожатии, и его улыбка растянулась чуть ли не до ушей, и меня это поразило до глубины души — ничего себе, он же еще три часа назад делал предложение о браке другой женщине. Я надеялся, что и Долли заметит ужимки судьи и слегка одумается, но ничего подобного не произошло — она была занята разговором.
— Они капризные, это естественно, ведь они голодны. — И судья, хвастливо кивнув в сторону дымящегося котелка, заявил, что еда поспеет совсем скоро. Кроме того, он предложил, чтобы дети пошли к реке и сполоснули бы руки. Сестра Ида поклялась, что они их уже помыли, да еще как!
Затем возникла небольшая заминка: одна из девочек, та, что пожелала сохранить свое имя в секрете, отказалась идти к реке, настаивая на том, чтобы ее папа понес ее на своих плечах — в отцы она выбрала Райли. Тот не стал возражать. Он поднял и посадил ее на свои плечи, и надо было видеть радость на ее лице. Она оказалась настоящей непоседой, и когда закрыла своими ручонками глаза Райли, последний влетел в кустарники, и девочка при этом испустила оглушающий крик. Райли потребовал, чтобы она слезла с его плеч, и девочка затихла и попросила умоляюще:
— Ну, пожалуйста… Я тебе шепну свое имя.
Позже Райли сказал мне, что ее имя было Тексако Газолин (Бензин фирмы Тексако). Девочка выбрала это имя, потому что ей нравились слова…
Ручей был не более чем по колено глубиной почти на всем его протяжении. Сестра Ида выбрала такую позицию на бережку, чтобы видеть весь свой выводок. Дети принялись принимать водные процедуры, и то, что я увидел, было потрясающим зрелищем: девочки-девушки, уже почти брачного возраста, полезли в ручей в чем мать родила, парни зашли в воду тоже нагишом. Как хорошо, что Долли осталась у дерева с судьей. Я молил Бога, чтобы не появился Райли, ибо еще неизвестно, что можно было ожидать от такого типа в такую минуту. Много позже, я понял, что ошибался в Райли… Настолько сильным у него было желание прежде всего быть уважаемым, по-настоящему уважаемым…
Моя память, сохраняющая юность во всей своей красе и тот ручей в лесу, не дает мне покоя… В холодных, массивных залах музеев я останавливаюсь перед картинами, напоминающими мне то сентябрьское купание. Я стою долго, охваченный нахлынувшими на меня воспоминаниями о днях, что ушли безвозвратно. В этих воспоминаниях почти нет места орущим, веселящимся детям, но перед глазами всегда стоят те юноши, крепкие, сухощавые, и девушки, сверкающие от солнечных лучей, отражающихся от мириада капель на их обнаженных телах.