Они хотели стать героями. Алек же давно покончил с героикой. Пока у него была власть творить чудеса, ему хотелось играть роль творца – Бога или дьявола, не важно кого.
Он соскользнул с края стола и вернулся к своему креслу, давая понять, что их беседа окончена.
– Надеюсь, вы не возражаете против присутствия в нашей команде женщины? – произнес он, глядя в календарь, чтобы проверить расписание встреч. – Это поможет разбить иллюзию о войне полов.
Не говоря ни слова, Монтера вышел из сияющего облака, но его молчание словно таило в себе угрозу.
– Пока я на свободе, меня может защищать хоть марсианин. Однако это за ваши услуги я плачу целое состояние.
– Я буду к вашим услугам, как только понадоблюсь, – сказал Алек, жестом отметая сомнения клиента. – А пока нам надо добиться, чтобы в состав жюри присяжных включили как можно больше женщин. Чем больше, тем лучше, если это, конечно, не будут оголтелые феминистки.
– Если нам повезет, возможно, суд будет пикетироваться Национальной организацией женщин. – Алек вышел из себя:
– Как мне заставить вас понять, что это катастрофа, мой друг? Вам может грозить смертный приговор. И говоря о везении, вы представляете, насколько вам повезло, что вам оставлена свобода передвижения? При убийстве первой степени с отягчающими обстоятельствами под залог не выпускают. Если бы я не убедил судью сделать в вашем случае исключение, вы сидели бы сейчас за решеткой. Так что, мистер Монтера, если вы действительно хотите помочь, то хотя бы некоторое время не впутывайтесь в неприятности, надевайте в суд строгий синий костюм. И, Бога ради, сделайте свою прическу покороче! – Монтера вышел из тени.
– Не путайте себя со мной, Саттерфилд, – тихо предостерег он. – Судья сделал для меня исключение из за моей работы с детьми в баррио. Кроме того, в этой стране только один из четырех обвиняемых в убийстве бывает осужден, а те, кто отбывает тюремное заключение, в среднем менее чем через год выходят на свободу.
Алек изо всех сил уперся пальцами в столешницу и наклонился вперед.
– Откуда, черт возьми, вам это известно?
– Узнать это было несложно.
– Тогда, может, вам следует самому представлять себя и в суде?
– Если бы я мог, то сделал бы и это А пока, вместо того чтобы пытаться убедить меня, что меня поджарят, почему бы вам не начать отрабатывать свои деньги? Счет у нас три к одному. С такими шансами любой ловкий адвокат может спасти мою задницу – даже вы.
В звенящей тишине Алек смотрел, как его клиент поворачивается, чтобы уйти. Монтера дошел до двери, приоткрыл ее, затем остановился.
– Да, кстати, – сказал он, обернувшись. – Если вам интересно. Я этого не делал.
«Боже мой» – подумал Алек, когда дверь захлопнулась Его только что поимели, даже не поцеловав. И нежен Монтера не был.
Глава 3
Западная гильдия маринистов Художественного совета Лос Анджелеса давала свой ежегодный зимний карнавал – большой благотворительный аукцион, – который стал гвоздем сезона, и в этот умеренно теплый январский вечер большой бальный зал отеля «Ритц Карлтон» был переполнен сливками южного общества.
Мать Ли Раппапорт, женщина, чья небывалая способность убеждать вошла в легенду, уже несколько лет привлекала свою дочь к организации этого мероприятия. Кейт Раппапорт была тут оформителем, хозяйкой и координатором. В этот вечер, лавируя в толпе людей, облаченных в вечерние туалеты, и очаровывая своих гостей остроумием и эксцентричностью, Кейт, несомненно, была и королевой вечера.
В помещении было много женщин гораздо красивее, включая и саму Ли, но ни одна не умела привлечь внимание присутствующих так, как Кейт.
Все поворачивались в ее сторону, и раздавался шепот восхищения, а если часть замечаний, отпущенных дамами, и сквозила завистью и намеренно акцентировала внимание на том, «как хорошо Кейт сохранилась в свои пятьдесят три», то мужчины проявляли откровенно эротический интерес независимо от возраста – ее и их.
Ли отметила, что оказалась в числе восхищавшихся, но в то же время испытывающих двойственные чувства женщин. Она стояла прижав к пылающей щеке прохладный хрусталь бокала с шампанским, и, наблюдая за матерью, удивлялась, как могла столь восхитительная Кейт произвести на свет ребенка с таким непохожим на ее собственный темпераментом. Ли обожала мать, как почти все, кто знакомился с ней поближе, но она давно распрощалась с надеждой на внимание мужчин, если рядом была Кейт. Пустые хлопоты.
В этот вечер Ли выглядела прекрасно: длинные золотистые волосы стянуты в довольно тугой узел на затылке, умеренный макияж, черное креповое платье от Энн Тейлор до колен подчеркнуто пестрым жакетом и черными замшевыми туфлями на высоких каблуках. Сам по себе наряд был потрясающий, но он проигрывал рядом с лиловым платьем Кейт от Оскара де ла Ренты.
Никто, пожалуй, не смог бы назвать Ли застенчивой Возможно, сдержанной. Задумчивой. Если она и была по своему настойчивой, то ее энергия скрывалась внутри. Ли была «глубоким прудом, чья вода залита лунным светом, гораздо более недоступным и загадочным, чем ее сверкающая мать», – во всяком случае, так утверждала колонка светской хроники одного из журналов. Кейт возразила против этого. «Неужели они действительно считают, что я не загадочная? – спросила она после прочтения этого пассажа за завтраком. – Как странно».
И вот, теперь Ли, несколько забавляясь, смотрела, как ее мать поймала Доусона Рида, совещавшегося с группой молодых адвокатов. Кейт заботливо поправила его галстук бабочку, а затем отправила за клюквенным соком с перье – ничего крепче она никогда не пила. Ли почти видела, как пульсировала кровь в висках Доусона, когда он извинялся перед своими протеже и пошел выполнять поручение Кейт. Никто во всем цивилизованном мире не посмел бы использовать Доусона Рида в качестве мальчика на побегушках, кроме матери Ли.
Это была одна из причин, по которой она любила Кейт.
И это была одна из основных причин, по которым Ли любила Доусона. Он не мог устоять перед ее матерью. Они с Кейт слишком схожи, чтобы быть совместимыми. По крайней мере они не могли объединиться и напуститься на Ли, заставляя ее стать более общительной. Они оба считали ее слишком замкнутой и слегка сдвинутой в том, что касалось ее работы.
– Кейт сегодня в наилучшей форме, – проворчал Доусон несколько мгновений спустя, присоединившись к Ли в задней части зала, где она тихо дожидалась, пока все рассядутся в предвкушении аукциона. Ли всегда была скорее наблюдателем жизни, чем ее участником. Пожалуй, только два дня назад… когда мужчина, которого она никогда раньше не видела, прижал ее к стене, грубо дал волю рукам и приказал вести себя так, будто ей это нравится, она впервые почувствовала, что действительно живет.
Ли озорно улыбнулась и протянула свой полный до краев бокал шампанского жениху:
– Что ты сделаешь, если я поправлю твой галстук и попрошу принести мне свежего шампанского?
Доусон покраснел, поняв, что скомпрометирован.
– Мне следовало это сделать, не так ли?
– Спешите! Иначе кто то другой купит эту обнаженную красавицу! – провозгласил с подиума знаменитый аукционист. – Или я повешу ее в мужской раздевалке у себя в теннисном клубе!
Аукцион начался, и мастер церемоний, знаменитый комический актер, читающий сводки погоды на местном телевидении, пытался соблазнить собравшихся ню рубенсовских форм.
– Она будет идеально смотреться рядом с моим плакатом рекламы пива, как вы считаете? – спросил он.