Миг — и трехфутовая стрела нацелилась точно в грудь стоявшему на пороге человеку. Девушка полуобернулась к незнакомцу, одновременно жестом останавливая Стрелка. Строго и вопросительно смотрела она на вошедшего в храм. А в его руках в одно мгновение появилось… не оружие, нет, — появилась лютня. Ударив по струнам, человек пропел:
— Пира ждать или боя? Родные края
Минует ли тень?
Да пребудет с тобою надежда твоя,
Твой Белый Олень.
Солнце скрылось за облаком, и фреска погасла, растворилась в полумраке.
Девушка смотрела на незнакомца радостно и удивленно. Так ребенок, открыв поутру глаза, радуется и удивляется необъятному миру.
А человек был одет в неказистый полинялый плащ, сапоги со стоптанными каблуками, за плечами его висел дорожный мешок. Темные глаза продолжали улыбаться, даже когда улыбка исчезла с губ. Стрелок шагнул вперед и протянул незнакомцу руку. Ладони его коснулась столь же загрубелая и обветренная ладонь, затем незнакомец поклонился девушке — с изяществом придворного и независимостью бродяги. Взглянул ей в лицо и замер. Потом покачал головой, словно отгоняя какую-то мысль. Трудно было угадать его возраст — в первое мгновение Стрелку почудилось, будто певец далеко не юн, однако на лице его почти не было морщин, а в темных волосах лишь изредка блестели серебряные нити.
Девушка ответила на приветствие и спросила певца:
— Ты бывал здесь прежде?
Сердечное «ты» вырвалось у нее так же легко, как и в разговоре со Стрелком.
Певец отозвался не сразу, казалось, больше прислушивался к звуку голоса, чем к словам. Ей пришлось повторить вопрос.
— Да, госпожа, — вежливо ответил он. — Давно. Сейчас снова захотел навестить. Вот и свернул с дороги.
— Куда же ты держишь путь?
— Мы с Певуньей направляемся в город.
— С Певуньей? — переспросил Стрелок, оглядываясь. — Кто же ваша спутница? И где она?
Они вышли из храма в золотисто-алый вечерний свет. Менестрель кинул плащ на поваленную колонну, сел.
— О, моя Певунья — ревнивая возлюбленная и строгая госпожа, — заговорил он. — Она капризна и ненасытна. Не позволяет забыть о себе ни на мгновение. Кажется, принадлежит мне, а на деле — я принадлежу ей. Вечно недовольна мной, а я, не скрою, частенько сержусь на нее. И все же я привязан к ней всем сердцем и надеюсь, она не избрала бы другого хозяина. — И Менестрель положил на колени лютню.
Стрелок и девушка, улыбаясь, переглянулись.
— Приходи в наш город, — позвала девушка.
Менестрель коснулся струн. Лютня издала слабый звук, будто вздохнула.
— Не миновать мне его, — согласился певец.
— Где ты побывал? — с любопытством расспрашивала девушка. — Какие принес новости из дальних краев?
— Новости? — певец улыбнулся. — Что тебя интересует? В Норрифе дамы украшают прически живыми бабочками, а в Лильтере носят такие высокие головные уборы, что вынуждены приседать, когда проходят в двери.
— Неужели? — засмеялась девушка.
— В Бархазе, — Менестрель обращался уже к Стрелку, — на стрелы насаживают костяные свистульки, и летящие стрелы поют… Столица Бархазы увита розами от подножия крепостных стен до шпилей на башнях замка…
Менестрель рассказывал о поэтических состязаниях, устроенных королем Бархазы, о хранилище рукописей в Миасе — королевстве на островах; об обычае адамельцев окунать новорожденных детей в прорубь; о вооружении конных воинов Сотары; о неприступных твердынях Дойма, о которые год за годом разбивается войско царя Урша.
Казалось, Менестрель обошел всю землю. Когда он на мгновение умолк, девушка спросила:
— А в Каралдоре ты не был?
— Был, — коротко ответил Менестрель.
Девушка ждала, но продолжать он явно не собирался. Вместо этого вновь пристально поглядел на нее.
— Так что же? — мягко промолвила она.
— Что можно сказать о королевстве, где убивают своих королев?
Девушка отвернулась.
— Многие верят… — начала она. — Верят, что люди, воззвавшие к королеве Инир, после смерти превращаются в оленей. Бродят по лесной чаще — неуязвимые для стрел.
— Тогда они приходят сюда, — тихо и уверенно отозвался певец.
Наступила тишина. Затянувшееся молчание прервал Стрелок:
— Надо возвращаться. Не успеем в город до закрытия ворот.
— Для меня отопрут ворота, — встрепенулась девушка.
— А мне и вовсе торопиться некуда, — засмеялся Менестрель. — Переночую здесь, в храме.
— Если ты предпочтешь ложу из мха постель из звериных шкур и родниковой воде — глоток доброго вина, я предложу тебе гостеприимство, — улыбнулся Стрелок.
Менестрель с готовностью встал, Стрелок подсадил девушку в седло, и все дружно направились к дому охотника. Стрелок вел под уздцы белогривую лошадь, Менестрель оказывался то рядом, то сзади — как позволяла чащоба. Оглянувшись, лучник спросил певца:
— Ты долго странствовал?
— Более семи лет… За это время многое изменилось.
— Что же именно?
— Сильнее всего — люди. Прежде идешь по селению, всюду песни звучат. Все поют: голосистые и безголосые, в одиночку ли, хором; сидя дома, стоя у ворот, выходя во дворы… Нынче так же красивы дома с островерхими крышами — в Лильтере строят иначе, — у меня, когда с корабля сходил, сердце замерло, едва красную черепицу увидел… Вокруг нарядные палисадники… И почему-то ни песен, ни смеха… Я разговорился с одним. Он: «Скучно, мол, живем». — «Так чего же не поете?» — спрашиваю. «Надоели старые песни». Говорю: «Сложите новые; если душа поет — слова найдутся». Ведь начинаю петь — слушают. Словно из оцепенения выходят, лица светлеют…
Менестрель умолк, и тишину нарушал лишь звук шагов. Под ногами путников шуршала трава да похрустывали ветки.
Золотистая полынья в небе быстро затягивалась. Еще розовела полоса заката, розовые отблески падали на верхушки деревьев. Внизу сгущалась тьма. Но Стрелок шагал уверенно. Не проявляли беспокойства и его спутники, всецело доверившись проводнику.
— Любопытные сказки нынче сказывают, — продолжал Менестрель. — О колдунах да оборотнях…
— Что ж тут удивительного? — не понял Стрелок. — Во всех сказках герой сражается с драконом, или с великаном, или с оборотнем…
Менестрель положил руку ему на плечо, заставляя остановиться.
— Те, кто прежде складывал сказки, хотели сделать людей храбрыми. Показывали — можно, сражаясь с непомерной силой, выйти победителем. Но почему нынче «Сказка о том, как Герой победил оборотня» превратилась просто в «Сказку об оборотне»? Почему речь ведется не о подвигах Героя, а о злодеяниях оборотня? Почему оборотень оказывается умнее и сильнее всех?
— И все же его побеждают? — перебил Стрелок.
— Да. На время… Если прежде в конце сказок оживали люди, обращенные чародеем в камень, то теперь оживают оборотни. Мол, борись не борись — бесполезно, зло бессмертно. В сердцах намеренно поселяют страх и отчаяние.
— Испугать легко, — заметила девушка.
Менестрель и Стрелок обернулись. В полутьме смутно белело ее лицо, поблескивал серебряный обруч.
— Испугать легко, — повторила она. — Легче, чем рассмешить. Много легче, чем растрогать рассказом о великой любви.
— А как просто править трусами, — подхватил Менестрель. — Знаете, кто первым это почуял? Деревенские колдуны, да-да. Раньше они ютились в покосившихся лачугах и держали про запас два товара: приворотное зелье да средство от бородавок. А нынче? В каждом селении свой колдун, и не один. Из столицы доходят слухи о каком-то Магистре. Торговцев амулетами видишь чаще, чем бродячих актеров.