И тут только Владимир Иванович испуганно догадался, что вышло недоразумение: его стук в окно подпрапорщик Гололобов, очевидно, принял за желание войти и теперь сам недоумевал. Владимир Иванович почувствовал себя очень неловко и покраснел. Положение казалось ему глупым и по его вине, а Владимир Иванович, как все здоровые и самодовольные люди, терпеть не мог видеть себя в глупом положении.
- Погода скверная, -недовольно краснея своему началу, проговорил Владимир Иванович.
- Да, погода теперь действительно очень дурная, - поспешно согласился Гололобов и замолчал.
"Как он странно... подробно как-то говорит!" - подумал Владимир Иванович.
Неловкость его быстро прошла, потому что он, как всякий доктор, привык говорить с различными, часто совершенно ему незнакомыми людьми. Кроме того, он, как и чиновников, всех военных считал глупыми и не находил нужным стесняться с ними.
- О чем вы тут мечтали? - опять впадая в привычный снисходительно-презрительный тон, заговорил он.
Владимир Иванович был уверен, что хозяин так же вежливо и чересчур подробно ответит: "Я тут ни о чем не мечтал..."
Но вместо того подпрапорщик Гололобов, не подымая головы, ответил:
- Я думал о смерти.
Владимир Иванович чуть не прыснул со смеху, до того несовместимой с белобрысою физиономией подпрапорщика показалась ему такая глубокая и значительная мысль. Он удивился и засмеялся.
- Во-от как! Что же это вам пришли в голову такие мрачные мысли?
- Каждый человек обязан думать о своей смерти.
- И каяться в своих прегрешениях, вольных и невольных! - пошутил Владимир Иванович.
- Нет. Просто думать о своей смерти, - совершенно спокойно и вежливо ответил Гололобов.
- Почему так уж обязан? - кладя локоть на стол и закладывая ногу на ногу, насмешливо спросил Владимир Иванович, каждую минуту с удовольствием ожидая, что подпрапорщик "сморозит" какую-нибудь глупость, что казалось ему обязательным для подпрапорщика.
- Потому что каждый человек должен умереть, - ответил тем же тоном Гололобов.
- Да... ну, это еще недостаточная причина! - возразил Владимир Иванович и подумал: "Он, должно быть, не русский, потому что уж очень правильно выражается..."
И ему вдруг почему-то стало неприятно сидеть здесь, против бесцветного вежливого подпрапорщика, и захотелось уйти.
- А я думаю, что причина эта - совершенно достаточна, - сказал Гололобов.
- Не будем спорить! - насмешливо согласился Владимир Иванович, и ему стало неприятно еще и то, что считающийся им за глупого и ограниченного человека подпрапорщик Гололобов думал и говорил о такой серьезной, глубокой и страшной вещи, как смерть.
- Спорить не надо, а надо готовиться, - сказал Гололобов.
- Что? - высоко поднял брови Владимир Иванович и рассмеялся, потому что эта последняя фраза подпрапорщика показалась ему именно тою глупостью, которую он от него ожидал.
- Да на кой же черт вам о ней думать? - уже окончательно небрежно и готовясь встать, возразил Владимир Иванович.
Гололобов поднял голову, посмотрел на него и, как бы удивляясь, сказал:
- Но ведь я уже говорил, что каждый человек обязан думать о своей смерти.
"Да он идиот, что ли?" - с внезапным раздражением подумал Владимир Иванович.
- Это почему же? - спросил он почти сквозь зубы.
- Я уже на этот вопрос ответил вам, - заметил подпрапорщик.
- Черт знает, что вы мне ответили! - с грубостью самоуверенного человека, которого раздражает непривычное сопротивление, и сам удивляясь своей грубости, возразил Владимир Иванович. - Будто оттого, что я каждый день непременно должен пить и есть и спать, или оттого, что я непременно состарюсь в свое время и приобрету морщины, лысину и прочее, так я и должен постоянно думать о еде, спанье, лысине и тому подобных глупостях!
- Нет, - медленно и грустно покачал головой подпрапорщик.