Я наблюдал, как Фарук со своей свитой приближается к нам.
-Это люди Сулеймана, - пояснил другой гуртовщик, держа в руке повод кайила. - Они хотят проводить нас до оазиса Девяти Колодцев.
Проверяющие были совсем близко. Они останавливались возле каждого человека, осматривали его и двигались дальше. Командовал аретаями человек в бурнусе с красным отворотом. Несколько всадников держали наготове обнаженные ятаганы.
-А ты что, кавар? - поинтересовался гуртовщик. - Нет.
Разбойники подошли к нам.
Гуртовщик откинул капюшон бурнуса и натянул на лицо повязку. Под бурнусом он носил плотно прилегающую к черепу шапочку. Красная повязка из репса оставила разводы на его лице. Очевидно, он вымочил ее в примитивном красителе из раздавленных корней телекинта, и, попав на вспотевшее лицо, краска потекла. Гуртовщик засучил рукав походного халата.
Главарь шайки взглянул на меня:
-Рукав!
Я закатал рукав на левом предплечье. Синей наколки ятагана, которую делают достигшим зрелости каварским мальчикам, у меня не было.
-Он не кавар, - сказал Фарук и собрался ехать дальше, но главарь шайки оставался на месте и продолжал буравить меня взглядом.
-Кто ты?
-Я не кавар, - ответил я.
-Он называет себя Хакимом из Тора, - сказал Фарук.
-У северных ворот Тора, - произнес главарь, - есть колодец. Как он называется?
-У северных ворот Тора колодца нет, - ответил я.
-Как называется колодец возле мастерских седельщиков? - не унимался главарь.
-Колодец Четвертой Попытки, - сказал я. - Более ста лет назад, на третьем году правления Шираца, тогдашнего бея города Тора, водоискатели с четвертой попытки вышли в тех местах на воду.
Хорошо, что я посвятил несколько дней изучению города, прежде чем начал брать уроки владения ятаганом. Неумно выдавать себя за человека, о чьей жизни ты не имеешь ни малейшего понятия.
-Ты говоришь со странным акцентом, - сказал главарь. - В Торе так не разговаривают.
-Я не всю жизнь прожил в Торе, - ответил я. - Раньше я жил на севере.
-Это каварский шпион, - сказал один из сподвижников главаря.
-Я везу драгоценности Сулейману, вашему хозяину, - сказал я, - в обмен на финиковые кирпичи.
-Надо его прикончить, - настаивал сподвижник.
-Это твой курдах? - Главарь показал на ближайшего кайила.
-Да.
Проверяя караван, они клинками ятаганов отбрасывали полы курдахов, в которых могли укрыться кавары. Пока что им попадались скованные короткой цепью в пять звеньев за правую руку и левую ногу рабыни.
-Кто внутри? - спросил он.
-Никого, кроме моей рабыни.
Он направил кайила к курдаху и вытянул ятаган, собираясь отбросить полу занавеса.
Мой ятаган со звоном остановил его клинок.
Все окаменели. Я видел, как пальцы сжимают рукоятки ятаганов, как опускаются копья.
-Что, если ты прячешь внутри кавара? - спросил главарь.
Острием своего клинка я отбросил занавес, и все увидели испуганную девушку, на которой из одежды были лишь ошейник и чадра.
-Бедро, - приказал главарь.
Девушка развернулась к нему левым бедром, на котором виднелось клеймо.
-Это всего лишь рабыня, - разочарованно протянул второй бандит.
Предводитель аретаев улыбнулся. Он успел разглядеть соблазнительные, сладостные изгибы маленькой рабыни.
-Причем хорошенькая, - заметил он.
-Приоткрой лицо, - бросил я.
Девушка грациозно закинула руки за голову, пытаясь нащупать тесемки чадры. Тело ее при этом волнительно выгнулось. Раньше бы она это сделала по-другому. Я улыбнулся. Она становилась настоящей рабыней, сама того не подозревая.
-Да, - повторил предводитель, - хорошенькая рабыня. - Глаза разбойника пожирали рот землянки, затем он жадно оглядел ее всю. - Поздравляю с прекрасной невольницей, - произнес он, обращаясь ко мне.
Я принял похвалу, склонив голову.
-Может быть, сегодня она нам станцует? - предложил он.
-Она не умеет танцевать, - сказал я и добавил по-английски: - Ты еще не готова, чтобы танцевать для удовольствия мужчин.
Алейна подалась назад.
-Конечно нет, - ответила она по-английски, но я видел, как глаза ее загорелись возбуждением и любопытством. Вне всякого сомнения, она уже не раз представляла себя танцующей в свете костра по песку, под горящими взорами горианских воинов. Пройдет еще немало времени, прежде чем белокурая, холодная Алейна будет умолять: «Разреши, разреши мне танцевать для удовольствия мужчин».
-Это варварка, - объяснил я главарю. - Я сказал ей, что она еще не готова танцевать для удовольствия мужчин.
-Жаль, - проворчал он.
На Горе принято, чтобы танцовщица удовлетворяла все желания, которые ей удалось вызвать у аудитории. Ей не позволяется возбудить людей и упорхнуть со сцены. Падая с последними тактами музыки на пол и отдавая себя на милость свободных мужчин, она может считать свой танец завершенным лишь наполовину. Ей еще предстоит заплатить за свою прелесть.
-Тебе бы следовало научить ее танцевать, - сказал главарь.
-Так я и сделаю, - ответил я.
-Плеть может многому научить рабыню.
-Мудрые и справедливые слова, - согласился я.
-Хорошая рабыня, - проворчал он и поворотил кайила. Свита потянулась за ним, чтобы обследовать оставшуюся часть каравана. Его помощник, утверждавший, что я каварский шпион и что меня следует прикончить, смерил меня тяжелым взглядом и поскакал следом за всеми.
-Совсем необязательно прибегать к плетке, когда будете учить меня танцам, господин, - лукаво произнесла Алейна по-гориански.
-Знаю, - рассмеялся я. - Рабыня!
Кулачки девушки сжались.
-Надень чадру!
Она повиновалась.
-И не высовывайся.
-Да, господин.
Я увидел сверкающие гневом голубые глаза над желтой чадрой, рассмеялся и закрыл полог курдаха клинком ятагана.
Постепенно, по мере того как девушка осознавала, что она рабыня в построенном - на рабстве мире и выхода у нее нет, в ней стали происходить разительные перемены. Ей начал нравиться ее ошейник и то, что она является собственностью мужчин. Она стала наглой и бессовестной, как и положено чужой собственности.