Например, Так Нюхач очень пособил всем, когда погиб Ян де Ври. Местные жители долго ломали голову, то ли его убили, то ли фермер сам покончил с собой, пока не догадались позвать Така. Закрыв глаза, Нюхач увидел, что произошло в действительности. Оказалось, ружье само, по трагической случайности, выстрелило в лицо поселенцу, так что тело можно было без опаски хоронить на церковном кладбище и необходимость гоняться за убийцами отпала.
Поэтому существовала призрачная надежда, что Так разъяснит собравшимся, что именно произошло на полянке. Нюхач прогнал всех в лес, чтобы не мешали, затем медленными шагами, закрыв глаза, обошел поляну.
– Зря вы ругались здесь, – сказал он наконец. – Теперь мне снова приходится смотреть, как вы лаетесь.
Раздались робкие смешки. Да, раньше надо было думать. Своими разговорами они потревожили сохранившиеся здесь воспоминания. Надо было сначала пускать Така.
– Вообще, плохо дело. Я вижу лица каких‑то краснокожих. Нож, ножи режут чью‑то кожу. Вот сверкнул тесак.
Эл Миллер застонал.
– Здесь столько всего произошло, никак не разобраться, – продолжал Так. – Плохо видно. Нет. Нет, вижу – мужчину. Краснокожего. Мне знакомо его лицо, я видел его – он стоял вот здесь. Я знаю его.
– Кто это? – спросил Армор.
Хотя можно было не спрашивать, какой‑то неприятный холодок пробежал по его спине.
– Такумсе, – ответил Так. Открыв глаза, он, как бы испрашивая прощения, посмотрел на Армора. – Армор, я б и сам никогда не поверил в это, – произнес он. – Я всегда считал Такумсе самым отважным человеком из тех, кого я знаю. Но он был здесь. Я видел, как он стоял вон там и отдавал приказы. Вот, вот здесь он стоял. Я разглядел его потому, что больше никто не стоял на одном месте так долго. И он был разъярен. Здесь никакой ошибки быть не может.
Армор поверил ему. Все поверили, потому что знали – Так никогда не врет, и если он сказал, что уверен в своих словах, значит, он в них уверен. Но должна же быть какая‑то причина…
– А может, он спасал мальчиков, ты об этом подумал? Может, он появился как раз вовремя, чтобы остановить шайку диких краснокожих от…
– Прихвостень! – заорал кто‑то.
– Вы знаете Такумсе! Он не трус, а похитить мальчишек может только трус, вы же знаете этого человека!
– Никто не может знать краснокожего.
– Такумсе не похищал их! – настаивал Армор. – Я это точно знаю.
Внезапно все замолкли, потому что вперед пробился Эл Миллер. Подойдя к своему зятю, Эл Миллер смерил его горящим взглядом, лицо его напоминало ад, настолько он был зол.
– Ты ничего не знаешь, Армор Уивер. Ты последняя дрянь, бесполезная накипь на котле с супом. Сначала ты женился на моей дочери и запретил ей творить обереги, потому что, по‑твоему, это деяния дьявола. Затем ты начал якшаться с бродящими вокруг краснокожими. А когда мы задумали поставить частокол вокруг города, ты сказал: нет, не надо превращать город в крепость, иначе у французов появится предлог напасть и сжечь нас. Нет, мы лучше подружимсяс краснокожими, тогда они не тронут нас, мы будем торговатьс краснокожими. Посмотри, к чему это привело! Взгляни, что ты натворил! И мы продолжаем выслушивать твои речи! Я не считаю, что ты продался дикарям, Армор, я считаю, что ты просто самый тупой идиот, который когда‑либо переправлялся через Гайо по пути на запад. И тупее тебя только мы, потому что продолжаем слушать твои побасенки!
Затем Эл Миллер повернулся к остальным мужчинам, которые взирали на него с таким трепетом на лицах, словно впервые в жизни лицезрели королевское величие.
– Десять лет мы следовали советам Армора. С меня хватит. Одного сына у меня отнял Хатрак на пути сюда, в его честь назван наш город.
Сегодня я лишился еще двоих сыновей. У меня осталось всего пятеро, но клянусь, я сам вложу им в руки ружья и поведу на Град Пророка, чтобы отправить этих проклятых краснокожих прямиком в ад! И пусть мы все погибнем, но я исполню это! Слышите меня?
Его услышали, его невозможно было не услышать. Зазвучали одобрительные крики. Именно в таком слове они сейчас нуждались, в слове ненависти, гнева и мести, и никто не смог бы выразить эти чувства лучше, чем Эл Миллер, который всегда слыл мирным человеком и никогда не вступал ни с кем в споры. То, что он являлся отцом похищенных юношей, придавало его словам дополнительную силу.
– Насколько я вижу, – продолжал Эл Миллер, – Билл Гаррисон оказался прав. Краснокожему и бледнолицему не ужиться на одной земле. И вот что еще я вам скажу. Я не уеду. Я пролил здесь слишком много крови, чтобы свернуть вещички и сбежать. Я остаюсь – либо на этой земле, либо под ней.
– И мы тоже, – вторили ему мужчины. – Правду говоришь, Эл Миллер. Мы тоже остаемся.
– Благодаря Армору мы так и не построили крепость, а ближайший форт армии Соединенных Штатов – это Карфаген‑Сити. Вступив в бой сейчас, мы лишимся всего, потеряем близких и родных. Поэтому мы будем сдерживать краснокожих, насколько это в наших силах, а тем временем кто‑нибудь приведет помощь. Пошлем дюжину человек в Карфаген‑Сити и попросим Билла Гаррисона прислать нам армию. Может, он даже привезет одну из своих пушек, если сможет. Мои мальчики погибли, тысяча жизней краснокожих за каждого! И этого мне будет мало, чтобы посчитаться за их кровь!
Следующим же утром дюжина всадников выехала на юг. Посланники уезжали с общинных лугов, повозок на которых все прибавлялось и прибавлялось по мере того, как все больше семей с отдаленных ферм приезжали в город к друзьям и родственникам. Однако Эла Миллера там не было. Вчера его речь привела в движение колеса мести, но вождем он становиться не собирался. Он не жаждал власти. Он просто хотел вернуть своих сыновей.
Зайдя в церковь, Армор в отчаянии рухнул на переднюю скамью.
– Мы допускаем ужасную ошибку, – поведал он преподобному Троуэру.
– Каковую обычно допускают люди, решив действовать, не посоветовавшись с Господом, – кивнул Троуэр.
– Такумсе здесь ни при чем. Я точно знаю. И Пророк тоже.
– Кроме того, никакой он не Пророк, во всяком случае Господь его не направляет, – подтвердил Троуэр.
– И он не убийца, – хмуро промолвил Армор. – Может, Так был прав, может, каким‑то образом Такумсе замешан в этом деле. Но я знаю одно: Такумсе – не убийца. Во время войны генерала Уэйна, когда Такумсе был еще юношей, краснокожие как‑то замыслили поджечь хижину, где содержались пленные бледнолицые. В те дни сожжение пленных было не редкостью. По‑моему, это были чиппива, если я не ошибаюсь. Но на их пути встал Такумсе, один‑единственный шони, и он заставил их остановиться. «Мы хотим, чтобы белый человек уважал нас, чтобы обращался с нами как с нацией, – сказал он. – Вряд ли белый человек проникнется к нам уважением, если мы и дальше будем творить зверства! Мы должны стать цивилизованными. Никаких больше скальпов, никаких пыток, никаких костров, никаких убийств пленных». Вот что он им сказал. И эти слова он не устает повторять. Да, он убивает в битве, но в своих набегах на южных поселенцев он не убил ни единого человека. Ни единого, понимаете?! Если Такумсе действительно захватил этих мальчишек, у него они в безопасности, как дома в маминой постельке.
Троуэр вздохнул.
– Что ж, вы лучше знакомы с краснокожими, чем я.
– Я знаю их лучше, чем кто‑либо. – Армор горько расхохотался. – Поэтому меня зовут прихвостнем и не слушают ни единого моего слова.