– Мистер губернатор, завладеть всем виски получится только один раз . Но после этого кто будет иметь с тобой дело?
Гаррисон разразился громким хохотом:
– Да любой торговец, Рвач Палмер, и тебе это известно!
Рвач умел проигрывать. Он тоже расхохотался, присоединившись к Гаррисону.
Кто‑то постучал в дверь.
– Войдите, – крикнул Гаррисон и одновременно махнул Рвачу – можешь, мол, сидеть.
В кабинет вошел солдат и, отдав честь, отрапортовал:
– Мистер Эндрю Джексон[1] хочет встретиться с вами, сэр. По его словам, он прибыл из Теннизи.
– Долгохонько пришлось мне бегать за ним, – нахмурился Гаррисон. – Но я рад встрече с ним, рад донельзя, введите его, введите.
Эндрю Джексон. Должно быть, тот самый законник, которого еще кличут мистер Гикори[2]. В те времена, когда Рвач торговал в Теннизи, Гикори Джексон слыл настоящим сельским парнем – убил человека на дуэли, наставил фингалов нескольким ребятам, заработал себе имя на том, что всегда держал свое слово. Кроме того, ходили слухи, якобы женщина, на которой он был женат, в прошлом имела другого мужа и муж тот был жив‑живехонек и поныне[3]. В этом‑то и заключалось различие между Гикори и Рвачом – Рвач бы непременно позаботился о том, чтобы муж был мертв и давным‑давно похоронен. Так что Рвач ничуть не удивился, что Джексон стал крупным делягой и теперь проворачивает свои дела не только в Теннизи, но и в Карфаген‑Сити.
Перешагнув через порог, Джексон, напыщенный и выпрямившийся, будто шомпол проглотил, обвел пылающими глазами комнату. После чего, подойдя к столу, протянул руку губернатору Гаррисону. Даже назвал его мистеромГаррисоном. Что означало, либо законник полный дурак, либо не понимает, что он нужен Гаррисону ничуть не меньше, чем Гаррисон – ему.
– Слишком много у вас здесь краснокожих, – сказал Джексон. – А от этого одноглазого пьяницы у вас под дверью любого стошнит.
– Ну, – пожал плечами Гаррисон, – я держу его как домашнее животное. Мой собственный прирученный краснокожий.
– Лолла‑Воссики, – помог Рвач.
Вообще, конечно, его помощь никому не требовалась. Ему просто не понравилось, что Джексон не обратил на него внимания, а Гаррисон и не позаботился представить его.
Джексон повернулся:
– Что вы сказали?
– Лолла‑Воссики, – повторил Рвач.
– Так зовут этого одноглазого краснокожего, – объяснил Гаррисон.
Джексон смерил Рвача холодным взглядом.
– Я спрашиваю имя лошади, только когда собираюсь ездить на ней, – процедил он.
– Меня зовут Рвач Палмер, – произнес Рвач. И протянул руку.
Но Джексон ее как бы не заметил.
– Вас зовут Улисс Барсук, – сказал Джексон, – и в Нэшвилле вы некогда задолжали немногим больше десяти фунтов. Теперь, когда Аппалачи перешли на денежное обращение Соединенных Штатов, ваш долг составляет двести двадцать долларов золотом. Я выкупил эти долги, и так случилось, что захватил с собой все бумаги. Услышал, что вы торгуете в этих местах виски, и подумал, что смогу поместить вас под арест.
Рвачу даже на ум не могло прийти, что Джексон обладает такой памятью, и уж тем более он не ожидал, что у законника хватит сволочизма выкупать долги, долги семилетней давности, о которых нынче, наверное, никто и не помнит. Но Джексон, подтверждая свои слова, вытащил из бумажника долговое обязательство и разложил его на столе перед губернатором Гаррисоном.
– Я премного благодарен вам, что вы успели задержать этого человека до моего приезда, – продолжал Джексон, – и рад сообщить, что, согласно законам штата Аппалачи, официальному лицу, задержавшему преступника, полагается до десяти процентов от изъятой суммы.
– Я премного благодарен вам, что вы успели задержать этого человека до моего приезда, – продолжал Джексон, – и рад сообщить, что, согласно законам штата Аппалачи, официальному лицу, задержавшему преступника, полагается до десяти процентов от изъятой суммы.
Гаррисон откинулся на спинку кресла и довольно ухмыльнулся:
– М‑да, Рвач, ты лучше садись, и давайте познакомимся поближе. Хотя, может, это вовсе не обязательно, поскольку мистер Джексон, судя по всему, знает тебя куда лучше, чем я.
– О, с Улиссом Барсуком я знаком давно, – кивнул Джексон. – Он относится к тому типу жуликов и проходимцев, который нам пришлось изгнать из Теннизи, прежде чем начать постепенно присоединяться к цивилизации. И надеюсь, вы вскоре также избавитесь от всякого жулья, поскольку хотите подать прошение о присоединении Воббской долины к Соединенным Штатам.
– Ну это еще вилами по воде писано, – заметил Гаррисон. – Ведь мы можем попробовать прожить собственными силами.
– Если уж у Аппалачей это не получилось, а у нас президентом был сам Том Джефферсон, вряд ли у вас здесь выйдет лучше.
– Все возможно, – согласился Гаррисон, – но, может быть, мы затеваем нечто такое, на что у Тома Джефферсона силенок не хватило. И, может, нам как раз нужны такие люди, как Рвач.
– Солдаты вам нужны, – поморщился Джексон. – А не контрабандисты всякие.
Гаррисон покачал головой:
– Вы, мистер Джексон, заставляете меня перейти непосредственно к обсуждению интересующего нас вопроса, и я догадываюсь, почему на встречу со мной народ Теннизи послал именно вас. Что ж, давайте поговорим о том, что интересует нас больше всего. У нас здесь имеется та же самая проблема, что и у вас, и проблема эта может быть выражена одним‑единственным словом – краснокожие.
– Именно поэтому я был сбит с толку, увидев, что вы позволяете пьяным краснокожим шататься по вашему штабу. Они должны жить к западу от Миззипи, это ясно как день. Мы не добьемся мира и не придем к цивилизации, пока не изгоним со своих земель дикарей. А поскольку Аппалачи и Соединенные Штаты одинаково считают, что с краснокожими следует обращаться как с человеческими существами, мы должны разрешить эту проблему прежде , чем вступим в Союз. Все очень просто.
– Ну вот, – развел руками Гаррисон, – мы уже друг с другом согласны.
– Тогда почему ваш штаб полон краснокожих, прямо как улица Независимости в Вашингтон‑Сити? Там у них черрики клерками работают, их правительственные учреждения даже в Аппалачах имеются, в самой столице краснокожие занимают должности, которые должен занимать белый человек, а тут я приезжаю к вам и вижу – вас тоже со всех сторон окружают краснокожие.
– Остыньте, мистер Джексон, остыньте. Разве король не держит черных у себя во дворце в Вирджинии?
– Его черные – это рабы. Всем известно, что рабами краснокожие быть не могут. Они слишком глупы, чтобы исполнять какую‑либо работу.
– Почему бы вам не устроиться поудобнее вон в том кресле, мистер Джексон, и я объясню свою позицию с несколько иной точки зрения, продемонстрировав вам двух характерных представителей шони. Сядьте.
Джексон поднял кресло и перенес его в противоположный от Рвача угол комнаты. Какая‑то непонятная тревога зародилась внутри Рвача – что‑то зловещее проявилось в действиях Джексона. Люди типа Джексона всегда очень горды, очень честны, но Рвач знал, не существует на свете честных людей, есть только те, которые еще не куплены, которые еще не вляпались в какие‑нибудь неприятности, – или у них кишка тонка, чтобы протянуть руку и взять все, что захочется. Вот к чему сводятся все человеческие достоинства, которые Рвач наблюдал в своей жизни.