Ему хотелось улыбнуться, но улыбка не получалась.
– Вы устали, – сказал ему Уистер. – Хотите взглянуть на свою комнату? Габи уже отнесла туда ваш чемодан.
Спустя пятнадцать минут Джонатан принял горячий душ и надел пижаму. Окно его комнаты выходило на улицу, как и два окна гостиной. Джонатан видел поверхность воды и огни вдоль берега, оказавшегося совсем близко, – то горели красные и зеленые фонари на привязанных лодках. Было темно. Все это создавало ощущение покоя и простора. По небу рыскал луч прожектора. Кровать, на которой ему предстояло спать, была полуторная, одеяло аккуратно откинуто. На столике возле кровати стоял стакан – похоже, с водой, и лежала пачка «Житан» из маисовой бумаги – его любимые сигареты, а также пепельница и спички. Джонатан отхлебнул немного из стакана и убедился, что это и в самом деле вода.
Джонатану показалось, что Рудольф однажды уже произнес это имя, но на этот раз ошибки не было. Уистер – Ривз Мино – отнесся к случившемуся спокойно. Как и Джонатан.
– Малокровие? – спросил Рудольф у Джонатана.
– Хуже, – улыбнулся Джонатан.
– Schlimmer [24] , – перевел Ривз Мино и дальше заговорил с Рудольфом по‑немецки. Джонатану казалось, что немецкий Ривза не лучше его французского, но объясняться он может на обоих языках.
Еда оказалась превосходной, порции огромные. Ривз захватил с собой сигары. Но не успели они их докурить, как настало время ехать в больницу.
Больница располагалась в нескольких зданиях, стоявших среди деревьев на обширной территории.
Но не успели они их докурить, как настало время ехать в больницу.
Больница располагалась в нескольких зданиях, стоявших среди деревьев на обширной территории. Вдоль дорожек росли цветы. Отвез их туда опять же Карл. Больничный флигель, куда вошел Джонатан, напоминал лабораторию будущего – комнаты по обеим сторонам коридора, как в гостинице, с той разницей, что в них стояли хромированные стулья и кровати, и освещены они были лампами дневного света или разноцветными светильниками. Пахло не дезинфицирующим средством, а каким‑то таинственным газом, напоминавшим Джонатану тот, запах которого он чувствовал пять лет назад под рентгеновским аппаратом, который так и не помог ему справиться с болезнью. В таких местах простые смертные полностью отдают себя во власть всеведущих специалистов, подумал Джонатан и тотчас едва не потерял сознание от охватившей его слабости. Джонатан шел по, казалось, бесконечному коридору со звуконепроницаемым полом в сопровождении Рудольфа, который, если понадобится, мог бы выступить в роли переводчика. Ривз остался в машине с Карлом, но Джонатан не знал, станут ли они дожидаться, как и не знал, сколько продлится осмотр.
Доктор Венцель, крупный мужчина с седыми волосами и усами, как у моржа, говорил немного по‑английски, но длинные предложения составлять и не пытался. «Давно?» Шесть лет. Джонатана взвесили, спросили, не потерял ли он сколько‑нибудь в весе за последнее время, раздели до пояса, пропальпировали селезенку. Врач все это время бормотал что‑то по‑немецки сестре, а та делала записи. Ему измерили кровяное давление, осмотрели веки, взяли анализы мочи и крови и, наконец, образец костного мозга с помощью инструмента, похожего на компостер, который работал быстрее и доставлял меньше дискомфорта, чем тот, которым пользовался доктор Перье. Осмотр занял минут сорок пять – не больше.
Джонатан и Рудольф вышли из больницы. Машина стояла в нескольких ярдах среди других припаркованных машин.
– Ну как?.. Когда будет ответ? – спросил Ривз. – Вернемся ко мне или поедете в гостиницу?
– Благодарю вас, думаю, мне лучше в гостиницу, – Джонатан с облегчением опустился на заднее сиденье.
Рудольф, похоже, вовсю расхваливал Венце‑ля. Они подъехали к гостинице.
– Мы заедем за вами перед ужином, – бодрым голосом произнес Ривз. – В семь.
Джонатан взял ключ и поднялся в свой номер. Сняв пиджак, он повалился на кровать лицом вниз. Пролежав так минуты две‑три, он резко поднялся и подошел к письменному столу. В ящике лежала писчая бумага. Он сел за стол и принялся писать:
"4 апреля 19..
Дорогая Симона!
Меня только что осмотрели, результаты узнаю завтра утром. Очень хорошая больница, врач похож на самого императора Франца Иосифа, говорят, это лучший гематолог в мире! Каким бы ни был результат, мне будет гораздо легче, если я узнаю правду. Может, я вернусь домой еще до того, как ты получишь это письмо, если только доктор Венцель не захочет взять еще какие‑нибудь анализы.
Телеграфирую сейчас же, чтобы сообщить, что со мной все в порядке. Скучаю по тебе, думаю о тебе и Caillou [25] .
A bientot, с любовью, Джон".
Джонатан достал из чемодана свой лучший темно‑синий костюм и повесил его в шкаф, затем спустился вниз, чтобы отправить письмо. Минувшим вечером в аэропорту он разменял десятифунтовый чек из старой книжки, в которой оставалось чека три или четыре. Симоне он отослал короткую телеграмму, сообщив, что с ним все в порядке, а подробности в письме. Потом вышел из гостиницы, отметил для себя название улицы и осмотрелся в поисках чего‑нибудь запоминающегося. В глаза бросился огромный щит с рекламой пива. Теперь можно и прогуляться.
На улице толпились прохожие, разносчики фруктов, попадались таксы на поводках, на каждом углу продавали газеты.