Вот почему, к примеру, для приема в клубе «При свечах» колонки не пожалели, и даже некто Чабби Лайк в списке гостей упомянут, а о его посещении полицейского Корпуса и речи нет: не событие!
Ну ладно, шутки в сторону. Что будем делать, Лайк?
– Дышишь свежим воздухом?
Резко обернулся, вздохнул облегченно: держи себя в руках, Лайк, не распускайся.
– Доброе утро, Линнет.
Она – в белом платьице-тунике, сандалиях с ремешками до колен, волосы схвачены золотым обручем – смеется:
– Хочешь, расскажу, что будешь делать в ближайшие несколько часов?
– Поделись всеведением.
– Повезу тебя туда, где с тобой и о прошлом поговорят и о будущем поведают.
– Куда поедем?
– Вокзал «Торно», – сказала она в микрофон электроля.
– Я однажды был на вокзале «Торно»…
Она удивленно спросила:
– Когда?
– Вчера. С нашим общим другом. Почему опять вокзал?
Линнет пожала плечами.
– И опять и всегда… Традиционное место встречи.
– Место встречи не должно быть традиционным: это аксиома подпольщика.
– На вокзале «Торно» семьдесят семь перронов. Интенсивность работы предельная: каждые двадцать секунд прибывает или уходит моноэкспресс. Это же главный узел Мегалополиса: он соединяет центр с рабочими «окраинами», с «трущобами», с городами-спутниками. Пропускная способность его – двадцать миллионов пассажиров в сутки. Трудно ли потеряться среди них?
Мы прошли через вертящиеся двери в гигантский распределительный узел, откуда бесчисленные эскалаторы уносили пассажиров в тоннели под светящимися табло с номерами вокзальных путей. По одному из них мы поднялись на второй этаж, прошли мимо цветной шеренги автоматов с газетами, жевательной резинкой и сигаретами, парфюмерией и значками – бляхами – черт знает с чем еще! – и наконец вышли на волю, прямо к подъезду, уткнувшему свой китовый нос в табло с расписанием и указателем «Путь № 7».
– А почему седьмой путь? – поинтересовался я. – Вчера был второй…
– Любой из первой десятки, – пояснила Линнет. – И любая станция по вкусу: от первой до шестой. Сейчас поедем до третьей.
Третья станция ничем не отличалась от первой, на которой я побывал вчера вечером: тот же длинный перрон, те же унылые автоматы, те же турникеты у выхода, та же стоянка электролей, и даже машин столько же – три, магическое число главного диспетчера.
– Поедем, – сказал я, но Линнет отказалась.
– Лучше пешком: спокойнее. Да и недалеко…
Окраина – кварталы бедноты. Здесь в ультрасовременных с виду – только с виду! – зданиях живут те, кто делает Систему сегодня: её руки. Мне казалось – а по сути, и было так, – что я не раз проходил по теплому асфальту семьдесят пятой улицы, поворачивая на сто сорок шестую, шел мимо этого кондитерского магазинчика, ждал кого-то в баре Хигтинса с завлекательной надписью на дверях «У нас всегда есть что выпить!», играл в расшибалочку блестящей монетой с гордым профилем шефа Системы, стоял в очереди в кинематограф с юниэкраном, чтобы увидеть знаменитого Ланни Хоу в боевике «Планета – время любить!».
Повторяю ещё раз: я не был в Мегалополисе, но был его жителем и на все вопросы давно получил ответ: и сколько людей в каждом доме, и каковы в нем квартиры (ученический пенал, увеличенный до размеров человеческого роста), и где работают его обитатели («Автомобильный центр», «Сталь Нью-Джи», «Шахты Факетти», заводы Холдинга – несть им числа!), и как развлекаются они (кружка тэйла по вечерам, киношка или бар с традиционным стаканом, парк увеселительных автоматов или телеварьете на углу сто пятой и восемьдесят второй, а по воскресеньям – семейный выезд в центр – мотай свои денежки, рабочий класс!), и как любят, и как дышат, и как смеются – впрочем, как и все люди во всем мире, поделенном на две больших глыбы, бывших когда-то одним домом, одной Планетой.
– Поспешим, – прервала мои раздумья Линнет, – нас ждут.
– Прости, задумался… Кто ждет?
– Сюрприз.
– Долго еще?
– Пришли, – сказала она, оглянулась, свернула за угол, потянув меня за руку, толкнула плечом дверь какого-то подъезда. – Сюда.
Мы спустились в полуподвал, открыли скрипящую дверь, прошли по темному коридору со множеством кабелей, протянутых прямо по стенам, подошли к стальной двери с вечной надписью о нежелательности посторонних. Линнет постучала негромко, и из-за двери спросили:
– Кто нужен?
– Почта для Седьмого, – сказала Линнет.
Дверь открылась. На пороге стоял невысокий плотный старик в сером комбинезоне с красной нашивкой на рукаве. На ней были вышиты три скрещенные молнии. «Электрохозяйство района», – догадался я.
Старик отступил, давая дорогу.
Мы прошли через низкий машинный зал, поднялись по ступенькам к стеклянной будочке в конце его.
– Входите. – Голос был мне знаком. В тесной комнатке – судя по оборудованию, пультовой – на табуретке сидел Мак-Брайт, арядом на стуле – незнакомый мне человек лет сорока.
– Привет, Чабби, – сказал Мак-Брайт. – Знакомься.
Незнакомец поднялся и, прихрамывая, подошел ко мне.
– Доктор Стоун, – протянул руку. Я пожал её, вспоминая, где я слыхал это имя, вспомнил и с уважением посмотрел на Стоуна.
– Рад познакомиться. Мое имя Лайк.
– Слышал, – сказал доктор.
– Я о вас тоже…
– Завели канитель, – усмехнулся Мак, – интеллигенция… – И Линнет негромко: – Девонька, погуляй по залу с полчасика, посмотри хозяйство Блисса.
Мы остались втроем в тесной комнатушке, где, кроме трех зачехленных пультов, стояли какие-то ящики, а за ними, в углу, виднелась ещё одна дверь.
– Там подсобка, – сказал Мак-Брайт. – Мы одни, не волнуйся.
– Я не волнуюсь, я удивляюсь.
– Чему?
– Что это за игры, Мак? Непонятные приказы, непонятные действия, непонятная конспирация. Заметьте: я не спорил и не спрашивал – подчинялся. Хотя зачем – один бог знает. В конце концов я здесь не для того, чтобы отбирать лавры у мифических богатырей, у меня несколько иная задача.
Мак-Брайт усмехнулся устало, потер ладонью глаза: они слезились, как после бессонной ночи, даже не одной – нескольких. И я пожалел, что был резок с ним: измучился, измотался.
– У нас одна задача, – сказал он тихо, почти шепотом, и доктор кивнул ему, словно соглашаясь, – и ты её знаешь, Лайк. Ты мне не подчиняешься, и я не вправе тебе приказывать. Но любой мой приказ – это приказ Первого или с ним согласован. Кстати, твое участие во вчерашней акции – вообще его замысел. Он мне его не объяснил, некогда было. Встретишься с ним, сам спросишь. – Он поймал мой удивленный взгляд, махнул рукой: мол, не перебивай, объясню. – Да-да, встретишься я скоро – он сам назовет день. И это тоже не моя идея – его… Теперь о главном. У доктора Стоуна есть кое-что по твоему ведомству: послушай, пригодится…
Он замолчал. Доктор тоже молчал, изучающе глядя на меня. Я не любил многозначительной тишины, поэтому немедленно её нарушил.
– Несколько вопросов. Мак. О вчерашней акции.
Тот кивнул: спрашивай.
– Спрошу кратко. Как? Что? Почему?
– Акция дерзкая, – начал Мак-Брайт, – но не первая, связанная с Корпусом безопасности, точнее с его тюрьмой. У нас там тоже есть свои люди, и мы всегда осведомлены о внутреннем распорядке, о правилах, о положении подследственных. Даже план тюрьмы со всеми коммуникациями имеем… Расчет строился на привычке людей не замечать будничное, каждодневное.