Он хотел как-то напомнить про именины, но Фомич упредил, сказал ожив-ленно:
- Берись-ка под зад, Федя.
- Дак товарищ-то пусть пока в хату зайдет, обогреется. Что ж он будет мараться.
Но Фомич, уже нагнувшись и ухватив передние ручки, ожидал, и Федор Андреевич, помед-лив, подошел к носилкам.
- А то дак я Дуняшкин ватник вынесу,- запереживала старуха.- Она у меня тоже телесная, так что подойдет в самый раз.
- Ватник наденешь? - обернулся Фомич.
- Не надо...- буркнул Федор Андреевич. Серый ворох курил перед самым лицом теплым паром, обдавая кислой вонью, и он задирал голову повыше, недоумевая, как может корова или кто там есть эту мерзость.
Стараясь не дышать, Федор Андреевич проследовал за Фомичом в калитку, потом двором к низкому плетневому сарайчику, крытому землисто-серой соломой. Старуха, гремя сапогами, лотошила впереди, показывая дорогу, убирая из-под ног какие-то чугунки, долбленые корытца. И все суетливо, виновато приговаривала:
- Сюда, сюда... Головы обороняйте, тут у меня лутка низкая... Валите, валите наземь. Пока так, а тади я сама по бочкам разложу, соломкой укрою. Не держала бы я ее, корову-то, клятву дала не держать больше, силов моих не стало, да теперь вот ребеночек у Дуняшки объявился, придется повременить.
И бегая взад-вперед, норовя чем-то помочь, поминутно хватаясь за лопату, виноватилась и вздыхала:
- Да что ж я так-то утрудила... Вот дай бог вам здоровьица, выручили. А то б потемну тас-кать. Все сама и сама: воды наноси, дров наруби, корову напои, подои, а тут малый куксится, за юбку хватает. А ей - бай дюже: подавай модную шапку. Дак под шапку надо голову, а головы-то и нету. Нету, нету головы у дуры. Сироту вон набегала, намахорила.
Всего доносить старуха не дала, осталось еще с треть, но она замахала руками, даже стала отнимать носилки.
- Будя, будя! Нечева бога гневить. Остальное сама доскребу. Пойдемте, пойдемте, перекуси-те. Да вот беда, выпить нету, была поллитровка, Петьке за жом отдала. Пятнадцать целковых, да еще бутылку с приятелем вылопал, ханурик. Кабы знать, дак не дала.
- Ничего не надо,- отмахнулся Фомич.- Мы и так нынче веселые. Дак и еще предстоит...
- А то посидите, я сичас, магазея еще торгует, у продавщицы взаймы перехвачу покамест.
- Некогда, Марья, некогда! - Фомич опять напялил рюкзак.- На автобус надо.
- Ой, лихо! Да как же так, не по-людски, не угостёмши пойдете,причитала она, стесняясь, стыдясь глядеть на Федора Андреевича, пугавшего ее и кожаным пальто, и белыми бурками, и всем своим не по ее двору видом.Мы-то с тобой, Степан Фомич, как-нибудь и потом раздолжа-емся, а вот человек что скажет.
- Это мой старинный друг,- горделиво заверил Фомич,- вместе на одном заводе работали. Еще когда ты невестой бегала. Так что...
Федор Андреевич сосредоточенно соскребал палочкой приставший жом с рукава.
- Давние, стало быть, дружки,- умилилась старуха.- Ну дак когда будете опять, заходьте вместе без сумления, яишанку, або переночевать. Летом, дак и яблоки...
Федор Андреевич взглянул на неопрятную старуху, почему-то подумал о малом, который хватает ее за юбку, и заторопил:
- Пойдем, пойдем...
- Да что ж так-то... Погодите...- Бабка шмыгнула в сени и вынесла ковш желтых, румяно поджаренных тыквенных семечек.
- На дорожку. Хоть этова...
Уже отойдя, Фомич обернулся:
- А что, Марья, машинка еще шьет, бегает?
- Ой, парень, бегает! Дай бог тебе здоровья. Как ты ее тади наладил, с того дня ни разу не ломалася. Швыдко ходит!
...Поперек шоссе, пустынно убегавшего в сумерки, текучей мережей струилась поземка. Она опутала, затенетала и лес, и деревню, и поля по правую сторону, и, казалось, не было ничего во всем свете, кроме этой вот промерзлой придорожной будки, уже набитой по углам и под лавками первой наметью.
Сидеть под навесом, задуваемым ветром, было холодно и неприютно, и оба укрылись за подветренной стеной, откуда виделась дорога.
Шло начало шестого, и скоро стало ясно, что автобус или уже прошел, или поломался и не придет вовсе.
- Вот незадача! - прицокивал языком Фомич.- Что-то задерживается.
- Прошел,- убежденно сказал Федор Андреевич.
- Да когда ж ему проходить было?
- Когда, когда... Прошел! - в голосе Федора Андреевича звучали досада и осуждающее торжество.
Больше никаких автобусов на этой трассе не ожидалось до завтрашнего дня, и оставалось одно: ловить попутку.
Но машины шли редко. За эти полчаса, что они проторчали на остановке, прогромыхал один только самосвал да проскочила какая-то аварийная со стремянкой на крыше, оставившие без внимания поднятые руки.
Фомич предложил еще вариант: идти на железнодорожную станцию. Но до станции было не менее шести верст, топать туда пришлось бы все время полем, на ветер, да еще без всякой гаран-тии, что успеют к пригородному поезду, который должен был пройти что-то около семи вечера.
- Подгуляли, подгуляли мы с тобой, Федя,- не переставал удивляться Фомич.- Теперь бабка ждет-пождет, а нас нету.
Федор Андреевич мрачно отмалчивался.
С метелью мороз не унимался, как это обычно бывает, а задирал, кажется, еще круче, и у Федора Андреевича опять начали зябнуть ноги. Он все чаще отрывался от стены и пускался притопывать.
- Слушай! - вдруг окликнул Фомич.- У тебя есть дома телефон?
- Ну есть. А что?
- Пойдем сейчас в сельсовет, позвоним твоей старухе.
Федор Андреевич перестал притопывать.
- Это еще зачем?
- Пусть она сбегает к моей старухе, а там теперь Павел из района приехал, на своей машине. Понял? Он мотнется и нас заберет. Как же я раньше не додумался?
Федор Андреевич представил себе этот веселенький разговор со "старухой". Боже мой! Федор! Откуда ты? Из какого такого Шутова? Ты же говорил, что поедешь на озеро и после обеда вернешься. С каким таким еще Степаном Фомичом? Где ты его нашел? Выпивал, конечно. Не отпирайся, не отпирайся. Так я и знала! Так я и знала! К какой такой жене? Что за вздор! Боже мой, Федор, что ты со мной делаешь!
- У тебя во сколько переговоры?
- Какие переговоры? - не сразу сообразил Федор Андреевич.
- С заграницей.
- А-а... гм... На восемь заказывал.
- Во! Аккурат с Пашкой и поспеем. А там сразу к нам. Давай, пошли!
- Да брось ты! - Федор Андреевич опять принялся притопывать.
- А чего? Час - сюда, час - туда, как раз к восьми дома будем.
- Не городи чепухи.
Фомич так и не понял, чем это его идея неисполнима, и он предложил другую: идти к какому-то Петьке, у которого во дворе всегда ночует грузовая машина и который будто безо всяких слов домчит их до станции. Федору Андреевичу никак не улыбалось возвращаться в деревню, плутать в темноте, разыскивая какого-то Петьку.
- Ну дак побудь, я тогда сам сбегаю,- не унимался Фомич.- Я ментом, одна нога тут, другая там.
Не мешкая, он и на самом деле пошел на собачий брех, оставив возле будки рюкзак и пешню.
Федор Андреевич не стал его больше отговаривать, и уже через несколько шагов Фомичов черный кожух слился с темнотой.
- Черт бы тебя побрал с этим жомом! - вконец озлился Федор Андреевич и подвязал под подбородком тесемки лисьего малахая.
Оставшись наедине, он трусцой обежал будку, потом ударился бежать по шоссе, через сотню шагов отдышался и потрусил обратно. Возвращаясь, он обратил внимание, что бежит в какой-то странно блескучей кутерьме снега, в озарении зыбкого блуждающего света. Федор Андреевич обернулся, и глаза его вдруг ослепило фарами. По шоссе, нагоняя его, шла машина. От неожидан-ности он отскочил в сторону и уже оттуда, из темноты, заметил над желтыми размытыми метелью пятнами фар зеленый огонек.