Простые радости: ходить за покупками, готовить, рассказывать друг другу о том, что с ними случилось за день, с тех пор как они расстались утром, — приносили ей покой и уверенность в себе. Так комфортно иметь кого-то, кто выслушивает эти банальности, важные только для тебя; и еще: что-то особенное было в том, что тебе вверяют свои маленькие тайны, даже если эти тайны не всегда тебе интересны. Майкл был добрым и терпеливым, и она, в свою очередь, старалась польстить ему, как умела. Они, конечно, ссорились — однажды она упрекнула его в том, что он хотел бы видеть ее такой, какой она была в тот первый раз в галерее: жалкой, потерянной, а не такой, какой она стала сейчас, — ведь все нормальные люди ссорятся, не так ли? Теперь они очень напоминали семейную пару, и лучшим тому доказательством служило то, что Майкл ей что-то говорил, а она не слышала ни слова.
— …И я сказал: «О'кей, мы вас снесем», и это его сразило. — Майкл смотрел на нее с видом триумфатора. Фрее очень хотелось погладить его по голове. Он был такой милый и прямолинейный. Из него мог бы получиться прекрасный отец. Не то чтобы она хотела заводить детей прямо сейчас — нет, конечно. Но постоянно иметь под рукой качественную сперму совсем неплохо. — Однако хватит обо мне. Давай о тебе. Как Лола?
— В Милане, слава Богу. По крайней мере из-за разницы во времени поток телефонных звонков к вечеру иссякает.
Лола Присс — начальница Фреи, женщина непонятного европейского происхождения и легендарной репутации, чья галерея на Пятьдесят седьмой улице привлекала профессиональных коллекционеров с миллионами наличностью и заставляла раскошеливаться на искусство. Три года назад в результате упорных и порой нудных изысканий в доброй половине музеев и галерей Нью-Йорка, изучив все, начиная с того, как делать эстамп, и кончая приемами грамотной подсветки экспонатов; узнав все, что можно, о технологиях печати и рекламного дела, научившись ловко обходить таможенное законодательство США и одновременно развивая свой вкус, умение видеть все со своей точки зрения, Фрея была вознаграждена предложением обустроить с нуля и подготовить к открытию «Лола Присс даунтаун» — новенькую галерею в красивом месте в Сохо. Лола Присс также уполномочила Фрею найти молодых художников, которые со временем смогли бы приносить Лоле миллиарды. Фрее нравилась ее работа, и, если бы не эгоцентризм и чудовищное самомнение начальницы, учинявшей Фрее допросы с пристрастием по каждому поводу и без повода, жестоко критиковавшей ее за ошибки и каждое достижение Фреи выдававшей за свое собственное, она могла бы с гордостью сказать, что принадлежит к тем немногочисленным счастливчикам, которым платят за то, что они делают с удовольствием. К счастью, теперь, когда Лола (известная под кличкой Божий одуванчик) готовилась разменять восьмой десяток, она стала чаще, чем прежде, наносить «дружеские» визиты к самым богатым своим клиентам, разбросанным по разным концам Америки и Европы, и реже бывать в офисе. Увы, настырная старушенция не собиралась отходить от дел совсем и продолжала держать руку на пульсе своего бизнеса.
— Так неделю можно считать хорошей? — продолжал допытываться Майкл. — Удалось что-то продать? Что-то крупное?
Фрея закатила глаза:
— Майкл, нельзя же мерить искусство в ярдах.
— Знаю. Ты мне не раз об этом говорила. Я просто интересуюсь.
— Прости. — Фрея закусила губу.
Официант принес вино и еду. За салатом из трюфелей Фрея рассказала Майклу о сегодняшней встрече с клиентом, присланным Лолой, который приехал на час позже, заставив Фрею отменить встречу, назначенную другому клиенту, и ничего не приобрел.
— Все, что он сделал, — это прочел мне целую лекцию о внутреннем содержании каждого из полотен, все это по каталогу. В итоге пришлось его выставить, чтобы успеть переодеться. Иначе я выглядела бы замарашкой.
Фрея замолчала на случай, если Майкл имеет что-то сказать по поводу ее облика, весьма далекого от облика замарашки. Но он воздержался.
— Терпеть не могу подобных типов. А ты? — продолжала она. — Все эти часы «Ролекс» и фальшивый европейский акцент, а пялятся на тебя так, будто говорят о роли искусства в преодолении сексуальных барьеров и табу.
— Мне трудно судить. Вряд ли в моей конторе кому-либо придет в голову смотреть на меня с вожделением.
— Рада это слышать! Не хотела бы, чтобы ты удрал с миссис Ингверсон.
— Миссис Ингверсон пятьдесят пять лет, — холодно заметил Майкл, — и она отличная секретарша.
— Шутка, Майкл, — сказала Фрея, кокетливо взмахнув вилкой. До него сегодня действительно все как-то трудно доходит.
— О, прости.
— В любом случае, — бодро продолжала она, стараясь сгладить неловкость, — мы сегодня не будем говорить о работе, не так ли?
— Нет, — не слишком уверенно ответил Майкл. — Бери еще хлеб. — Он передал ей корзинку с хлебом. — Ты очень мало ешь.
Чтобы сделать ему приятное, она взяла ломтик. Через плечо Майкла Фрея заметила пару. Они склонились над столом и улыбались друг другу глаза в глаза, их лица освещало пламя свечей, а ноги переплелись под столом. Разве не так должно было быть у них с Майклом? По спине пробежал холодок беспокойства. Почему Майкл никак не перейдет к делу? Фрея занервничала.
Официант убрал со стола грязную посуду и принес горячее, а Майкл тем временем стал пересказывать статью из «Тайме», в которой говорилось о противоречивой политике муниципалитета касательно преступлений, совершенных подростками и детьми в возрасте, не предполагающем уголовной ответственности за совершенные проступки. Фрея кивала в нужные моменты, в то время как мысли ее витали далеко. Романтика — это не все в жизни, говорила она себе. К утру понедельника эта пара, возможно, вообще разбежится. Или он скажет, что позвонит, а звонить не станет. Она подождет немного у телефона, потом выйдет из дома, купит себе новое платье и начнет все сначала. Фрея все это знала не понаслышке. Было бы наивно думать, что тебя ни с того ни с сего подхватит вихрь страсти. Отношения взрослых людей основаны на взаимном уважении, плюс совместное ведение хозяйства и оплата счетов. Никакой тебе романтики. Не следует смотреть на жизнь сквозь розовые очки…
Майкл все говорил и говорил, словно нарочно тянул время, прежде чем сказать главное. Фрея нервно ковыряла рыбу в тарелке. Вот он, единственный мужчина всей ее жизни, до конца дней, «покуда смерть не разлучит нас»… Пугающая перспектива. Она говорила себе, что ей еще повезло, что одинокая женщина в этом городе может рассчитывать лишь на грязный телефонный звонок от мужчины и никак — на предложение руки и сердца. И потом, люди после свадьбы меняются. Майкл тоже может измениться — чтобы больше соответствовать ее, Фреи, вкусам. Разве не так?
Но когда Майкл доел наконец стейк и аккуратно сложил нож и вилку на тарелке, сердце Фреи забилось с утроенной силой. Он прочистил горло.
— Фрея, я должен сказать тебе нечто важное.
— В самом деле? — Она хихикнула.
— Пожалуйста, выслушай меня внимательно, это очень серьезно.
— Да, да, конечно, — пролепетала она, чувствуя себя словно рыба, попавшая в сеть. — Но знаешь, я бы еще чего-нибудь съела, — затараторила она, — к примеру, этот аппетитный шоколадный десерт.
— Ладно, — не слишком любезно сказал Майкл и подозвал официанта.
— А ты? Ягодный пирог, пожалуй, очень неплох. Или шербет. Мне всегда казалось, что ты должен любить шербет. Он такой…
— Я не хочу есть. Я хочу поговорить.
— Да. Хорошо. — Фрея схватила бокал и залпом осушила.
Майкл поправил галстук.
— Время, которое мы провели вместе, было самым счастливым в моей жизни, — начал он.