Так в том-то и дело, Миша, – радуясь случаю высказать давно наболевшее, оживленно продолжил Дюрыгин, – демонстрировать периферийной нищете нашу сытую жизнь, показывать людям, у которых в домах изо всех удобств только электричество да холодная вода, да и те с перебоями, показывать этим людям шоу, где гости приходят в бриллиантах и обсуждают, что лучше отдыхать – на Багамах или на Майорке и какие автомобили лучше – полугоночные типа «родстер» или кабриолеты «Мерседес», это как раз и есть неадекватный непрофессионализм.
– Да? – риторичеки переспросил главный. – Неадекватный, говоришь?
– Именно неадекватный, – кивнул Дюрыгин, – оторвавшийся от действительности и живущий уже только в мире своих ошибочных ощущений, не соответствующих реальности, а реальность такова, что народ пока смотрит наши гламур-шоу, но не потому, что ему нравится их смотреть, а потому, что другого мы им не показываем, не показываем, наивно в собственной неадекватности полагая, что если нам, телевизионщикам, это интересно, то и пипл схавает.
– Ну, так и что же ты, адекватный ты наш, предлагаешь? – спросил Михаил Викторович, наливая в стаканы еще на полпальчика по граммулечке оранжево-коричневого виски.
Что предлагаю? – вздохнув, переспросил Дюрыгин. – А вот мне пришла в голову мысль, что ведущую для будущего шоу надо брать из народа, а не из блистательной рублевской тусовки. Я ничего не имею против Ирмы Вальберс, но прикинь, кто ближе и милее простым зрителям в глубинке, да и в спальных районах Москвы и Питера? Наша Ирма, которая живет с миллионером, ездит на кабриолете и манерно говорит с каким-то немецким акцентом? Или девочка из спального района, приехавшая на Москву из Калуги или Твери и в избытке хлебнувшая московских трудностей?
– И ты такую ведущую нашел? – спросил главный, прищурив один глаз.
– Нашел, – кивнул Дюрыгин.
– Покажешь?
– Покажу.
– А шоу для народа тоже придумал? – спросил главный.
– И шоу придумал.
– Расскажи.
– А вот я подумал, – медленно начал Дюрыгин, – подумал я, что если пойти от обратного, пойти от наоборот, от негатива, если мы раньше неправильно кормили простой народ зрелищами блистательных тусовок, всей этой блистательной и от этого нереальной для большинства бедняков жизни, то…
– Но ведь вспомни голливудскую мечту и голливудское чудо времен великой депрессии, – вставил главный, – ты помнишь эти общеизвестные азы истории кино, что беднякам в тридцатые, чтобы им не было так безрадостно жить, показывали жизнь богатых?
– Я помню, – согласился Дюрыгин, – но там было не все так однозначно, а потом, не путай кино с телевидением, кино люди смотрели раз в неделю по субботам, а в телевизор глядят каждый день, и потом ситуация несколько не та и время иное…
– Ну так ты придумал негативно обратное шоу.
– Верно, я придумал: а не показать ли богатым жизнь людей бедных кварталов глухой провинции, где нет горячей воды и канализации?
– Но это уже было, дорогой ты мой, – улыбнулся главный, – это мы уже проходили.
– Когда?
– После Великой Октябрьской революции, дружище, когда Шариковы и Швондеры принялись поднимать рабоче-крестьянское искусство и пели по вечерам на собраниях, – широко улыбнувшись, пояснил главный, – так что ничего нового ты не придумал.
– Нет, Миша, это не совсем то, о чем я тебе хотел сказать, не совсем то…
– Так где же то самое? Говори.
– Вот мы только что с тобой согласились, что идеальное супер-шоу – это когда оно замешано на объединяющей все слои общества идее.
– Правильно, – кивнул главный.
– Так вот представь себе, что на необитаемом острове остались люди из самых разных слоев, и богатый, и бедный, и среднего достатка, и им надо решить одну задачу, как им выбраться, как выжить?
– Это уже было в сериалах, – недовольно отмахнулся главный, – был сериал, где самолет сделал вынужденную посадку в тайге и смешанная по социалке публика три недели сериала шла по этой тайге – бедные вместе с богатыми.
– Ну и что? Нельзя теперь, что ли, хорошую идею воплотить у нас в шоу? – обиженно переспросил Дюрыгин.
– Я не говорю, что нельзя, – покачал головой главный.
Помолчали.
И Дюрыгин со страхом думал, что вот – уходит верный случай добиться от Михаила Викторовича согласия на проект века.
Сейчас главному кто-нибудь позвонит, и тот сорвется по срочным делам, и разговор прервется без скорых перспектив на то, чтобы продуктивно продолжиться.
Дюрыгин решил идти ва-банк.
– А я тем не менее уверен в себе, и в девочке своей уверен, выгорит у нас это дело, Миша, зуб даю – выгорит…
– Зуб, говоришь? – главный быстро глянул на Дюрыгина, в глазах его мелькнуло что-то. – Давай, подготовь мне синопсис, напиши мне на трех страничках идею шоу и примерный ход сценария…
– Лады, – радостно кивнул Дюрыгин.
– А девочку твою простолюдинку мне покажи, – хлопая себя по ляжкам и как бы подводя этим черту в разговоре, сказал главный, – хочу я на девочку твою поглядеть.
ГЛАВА 3
КАК ПОДСТАВИТЬ ДЕПУТАТА
– А кто ты? – ухмыльнувшись, спросил охранник. – Ты проститутка, каких на Москве миллион.
Натаха поймала себя на мысли, что давно так не краснела. А покраснела оттого, что по какой-то укоренившейся внутри надежде на то, что жизнь ее скоро изменится к лучшему, уже полагала себя не обычной девахой из ларька на «Войковской», а чуть ли не актрисой, сопричастной к телевизионной элите.
– Обычная ты проститутка, – убежденно подтвердил свое заключение охранник, – и дача эта ваша – обычный публичный дом, обычный бордель, я таких по Подмосковью сотни уже повидал.
Этот неприятный разговор происходил на заднем дворе дачи-поддачи.
Зарайский привез-таки Махновского, и те вот уже три часа пили с Джоном и еще одним, иностранцем, приехавшим как бы за компанию.
Гости сидели в гостиной, а Натаху даже прислуживать не позвали, сказали, что сами справятся.
Натахе показалось, что она не понравилась главному из гостей – Махновскому. Но Розу, красавицу Розу тоже выгнали, и она гордо удалилась наверх в спальные комнаты. А Натаха вот вышла посидеть на солнышке, покурить.
Тут-то к ней и привязался охранник Махновского. Мол, что простаиваешь без дела? Станок не должен без дела простаивать, и раз уж все они сюда притащились из Москвы целой автоколонной из двух «Мерседесов» и «гелендвагена» и если начальство сексом пренебрегает, то пусть уж его – красивого парня при пистолете – девочка обслужит…
А Натаха вдруг обиделась и едва не разревелась. Что же это такое? Что же это за доля ее такая? Везде сосать. И Рафику с Тофиком в ларьке на Войковской – сосать, и на телевидении, если хочешь в кадр на эпизод попасть, помощнику режиссера – сосать, и здесь тоже, и всем и везде… Одно и то же.
– Я актриса, а не проститутка, – гордо отвернувшись и затягиваясь, сказала Натаха.
Но не очень много уверенности было в ее голосе.
– Ну-ну, – фыркнул охранник, – расскажи это своей бабушке…
Натаха курила, подставляя лицо июльскому солнцу. Было солнечно и ветрено, хороший денек для загорания. Раздеться бы, но этот охранник, сволочь, при нем разве получится? Сочтет за приглашение.
***
Что-то не связалось в сценарии у Джона.
Этот Махновский – хитрая бестия. Хоть и пьяный уже приехал, но телок сразу потребовал из комнат убрать, а наливать да за закусками бегать своего нукера поставил с пистолетом. А другой в то время, как хозяин напивался в компании с Джоном, режиссером Зарайским и привезенным до кучи с ними иностранцем, на заднем дворике изучал внутренний мир Натахи.
***
– Значит, вы здесь актрисы? – не отставал охранник.
– А тебе-то что? – грубо и с вызовом ответила Натаха.