Но с тебя еще и причитается, ты же говорил о сумме гонорара?
Ничего не говоря, Джон поклонился и протянул Ирме пачку зеленых банкнот.
***
На выходе ее ждал шофер Джона.
– Домой, – бросила Ирма шоферу и назвала адрес.
Привалилась бочком к дверце и попробовала заснуть.
Она не могла видеть, как удовлетворенных ею господина, оставшиеся в комнате, два ее любовника теперь пили коньяк и обсуждали свои дела.
По правилам игры «Сюрприз-Плезир» мистер Игрек, ее гражданский муж Игорь Массарский, только что проиграл триста тысяч долларов. Потому что не сдержался и выказал свои эмоции. Удивление и даже гнев.
Чего по правилам этой тонкой игры истинных ценителей искусства делать было нельзя.
– Представляешь, Джон, мы тут глядели в монитор, и представь, он до того момента, как она не сняла в прихожей маску, ее не узнал! – хохотал Махновский.
– Ах ты гнида! – крикнул Массарский и в полном бессилии откинулся в кресле.
Мах ржал как орангутанг.
– Это типа как игра в «Стоун Фэйс», – выдавил наконец Массарский. – Только ставки тут у вас, пожалуй, слишком…
– Зато кое-что узнал про свою женку, – похлопав приятеля по колену, с чувством сказал Махновский. – Кабы мне кто дал такой шанс узнать все про темные стороны жизни моей, я бы такому человеку, – и тут Махновский мотнул головой в сторону Джона, – я бы такому человеку не триста, я бы такому человеку все пятьсот бы дал.
– Пять котлет за минет собственной жены? – невесело усмехнулся Массарский.
– А ты думал, это того не стоит? – хмыкнул Махновский. – Ты бы потом на ее какой-нибудь тайной подлянке в сто раз больше бы мог потерять, а так – чем раньше про свою все хорошее узнаешь, тем скорее с ней расстанешься.
– Слабое звено? – спросил Массарский.
– Слабое звено, – кивнул Махновский. – От него, вернее от нее, надо избавиться.
***
А дома Ирму ожидал сюрприз. В холле ее встретил Дима Попов. Лицо его излучало официальную отчужденность.
– Плохие новости, Ирма, – сказал он.
– В чем дело?
Спросила, а интуиция ей уже подсказывала ответ.
– Игорь тебя выставляет, – ответил Лима, – он звонил и просил тебя с вещами отправить на твою московскую квартиру.
Правильно вещевала интуиция. Вот и все. Вот и кончился ее роман с Игорьком.
***
А Роза разбилась в своей почти новенькой «Пежо». Разбилась, когда ехала к себе в Бугульму похвастать машинкой перед родичами, перед одноклассниками. Зарайский так не хотел ее отпускать, так не хотел, все говорил: поезжай поездом, на кой черт тебе сутки за рулем сидеть?
Не послушалась, поехала. И лоб в лоб с КАМАЗом на трехсотом километре трассы и поймала свою судьбу Розочка.
ЭПИЛОГ
УБИЙСТВО В ПРЯМОМ ЭФИРЕ
If I could stick my pen in my heart
Spell it right over the stage
Would it be enough for your teenage lust
If it could ease your pane
Can V You see – this old boy is getting lonely?
Mick Jagger. «It's only Rock-n-Roll»
Если бы я мог окунуть мое перо в мое сердце
И кровью расписаться прямо на сцене,
Достаточно ли было бы это для твоего похотливого сердца?
Успокоило бы это твою боль?
И разве ты не видишь, как я одинок?
Мик Джаггер. «Это только рок-н-ролл»
– Все девочки обязательно попадают в рай, это я вам верно говорю! – сказал Александр Евгеньевич Баринов.
– Значит, Роза теперь в раю? – недоверчиво переспросила Агаша.
– Все девочки обязательно оказываются в раю, – подтвердил критик.
– А знаете, мне кажется, в раю Розе будет скучно, – с сомнением в голосе сказала Ирма.
Они были приглашены на дневное шоу Монахова «Разные судьбы».
Сам Монахов, приняв позу задумавшегося юноши, прижал микрофон к подбородку и с чувством глядел на самую красивую гостью своего шоу.
И если бы жанр мраморной скульптуры стал бы в наши дни столь же востребован, как в древних Греции и Риме, то нынешний модный ваятель вырубил бы теперь из мрамора не «мальчика, вынимающего занозу», а «телеведущего, сжимающего микрофон». И наши далекие потомки, откопав потом эту скульптуру из-под пепла новых останкинских Помпеев, поставили бы ее в музей и любовались бы, восхищаясь совершенными линиями модного Монахова.
– Скучно? – переспросил Баринов. – Почему скучно?
– Чарли Чаплин когда-то заявил, что, если бы ему пришлось выбирать, где провести загробную часть своей жизни, то он бы колебался, не зная, что предпочесть: рай из-за его комфорта или ад из-за явно веселой компании людей, что там собрались, – сказала Ирма.
– Ах, мы все находимся в плену неверных представлений о том, что есть рай, – грустно сказал Баринов. – На самом деле рай будет для каждого из нас сугубо индивидуальным, а отнюдь не той устойчивой картиной привычно рисуемого в нашем воображении скучного сада, где прогуливаются бородатые старички с нимбами и ручные животные.
– Рай будет для каждого по индивидуальному заказу? – недоверчиво усмехнулась Ирма. – Как отделка квартиры в новых хороших домах?
– Вроде того, – кивнул Баринов, – потому как счастлив каждый человек может быть только индивидуально, а не по универсальной схеме.
– И как вы представляете себе этот рай, в котором окажутся все девочки? – спросил оживившийся Монахов.
Он переменил позу, и теперь с него можно было с одинаковым успехом ваять и «Мыслителя», и нового «Сцеволу» с микрофоном.
– Рай – это прежде всего то место, где мы будем счастливы, – сказал Баринов, повернувшись и обращаясь почему-то не к Ирме, а к Агаше. – А счастливы мы с вами все были прежде всего в детстве и в юности, когда мама была молодой, когда молодыми мы были сами и молоды были наши друзья. Поэтому в том самом раю, которого никто из живых не видел и видеть не может, мы будем в индивидуально сконструированном для нас пространстве узнаваемых и милых сердцу пейзажей… Для умершей негритянской девочки это будет ее любимая африканская деревушка, где она будет общаться со своими родственниками, а для белой девочки из Норвегии в ее раю будет уголочек красивого фьорда, где на высоком зеленом лугу, на краю скалистого обрыва, под музыку Грига она будет танцевать со своими белокурыми подружками.
– Этакое электронное моделирование рая на индивидуальный манер, как в компьютерных играх? – уточнил Монахов.
– Вроде того, – опять согласился Баринов.
– А почему вы уверены, что именно все девочки попадут в рай, и хорошие, и плохие, и даже те девочки, которые прошли огонь и воду и медные трубы современной московской жизни? – спросил Монахов.
– Потому что женщина заслуживает прощения уже по самому факту своего статуса, – ответил Баринов, – и потому что рай населяют ангелы. У Оззи Озборна был красивый клип, где его окружали милые десятилетние девочки на заснеженном поле, – вот это и есть рай в моем понятии.
– Интересно, а что думают по этому поводу священнослужители? – отрабатывая сценарий, спохватился Монахов.
Он протянул руку в сторону человека в черной рясе с большим серебряным крестом на груди:
– Что вы скажете по поводу суждений критика Баринова, отец Николай?
– Вы знаете, в юношеские годы, еще до поступления в духовную семинарию, меня одолевали некие сомнения, – издалека начал бородатый пастырь, – и однажды я поделился ими со своим духовником, пожилым мудрым протоиереем церкви, куда мы ходили с моей мамой.