В грозе было что‑то странное.
Донел чувствовал в ней какую‑то неестественность. В Хеллерах был разгар лета, и сейчас здесь не могло разыграться другой непогоды, кроме нескончаемых метелей на заснеженных вершинах и редких, но яростных штормов, прокатывавшихся по долине от одной горной гряды до другой, валя деревья и срывая крыши с хижин.
Однако, хотя небо было голубым и безоблачным, где‑то вдалеке глухо бормотал гром, а воздух казался наэлектризованным. Донел сидел у зубца высокой каменной стены, поглаживая пальцем ястреба, примостившегося на запястье, и рассеянно напевал, успокаивая встревоженную птицу. Он знал, что ястреба пугает насыщенная электричеством атмосфера, предчувствие грозы. Сегодня не следовало брать птицу из клетки, и будет справедливо, если старый сокольничий задаст ему выволочку. Год назад старик, пожалуй, поколотил бы его без малейших сомнений, но теперь обстоятельства изменились. Донелу исполнилось всего лишь десять лет, однако в его короткой жизни успело произойти много перемен, и эта была одной из наиболее значительных. Молодая луна не успела смениться и нескольких раз, а сокольничий, грумы и наставники называли его уже не «это отродье», сопровождая слова щипками и затрещинами, как заслуженными, так и незаслуженными, но обращались к нему с незнакомым, слегка подхалимским уважением – «молодой хозяин Донел».
Разумеется, теперь жизнь Донела стала более легкой, но сама перемена причиняла ему смутное беспокойство, ибо не являлась результатом его заслуг. Она была связана с тем фактом, что его мать, Алисиана из Рокравена, ныне делила ложе с Микелом, лордом Алдараном, и вскоре должна была разрешиться от бремени.
Лишь однажды, давным‑давно (с тех пор миновало два праздника середины лета), Алисиана говорила об этом с сыном:
– Слушай внимательно, Донел, потому что я скажу это лишь один раз и больше повторять не буду. Женщине нелегко жить без защиты.
Отец Донела погиб в одной из мелких войн, которые вели вассалы горных лордов, прежде чем Донел успел запомнить его лицо; их жизнь проходила на положении приживал в доме то одного, то другого сородича. Донелу доставались обноски двоюродных братьев, он всегда получал самую плохую лошадь в конюшне и мог лишь наблюдать, как кузены и родственники изучали искусство обращения с оружием, пытаясь на слух уловить то, что они выполняли на практике.
– Я могла бы отдать тебя на попечение, – продолжала Алисиана. – У твоего отца есть родственники в этих холмах, и, повзрослев, ты бы поступил на службу к одному из них. Но для меня это не означает ничего иного, кроме необходимости навеки превратиться в прачку или швею, а я еще слишком молода для такой участи. Поэтому я поступила певицей ко двору леди Деонары. Она уже немолода, страдает от многих болезней и не родила ни одного живого ребенка. Ходят слухи, что у лорда Алдарана острый глаз на женскую красоту. А я красива, Донел.
Донел изо всех сил обнял Алисиану. Без сомнения, она была прекрасна – изящная, похожая на девочку, с огненно‑рыжими волосами и серыми глазами. Она казалась слишком юной, чтобы быть матерью восьмилетнего мальчика.
– То, что я собираюсь сделать, я делаю частично и ради тебя, Донел. Мой род отвергнет меня за этот поступок. Не суди меня, если услышишь злые речи тех, кто ничего не понимает, но много говорит.
Поначалу действительно казалось, что Алисиана сделала это скорее ради блага сына, чем ради собственного благополучия.
Леди Деонара была добра, но ее одолевали приступы раздражительности, свойственные всем хроническим больным. Алисиана же вела себя кротко и послушно, терпеливо снося резкости хозяйки и ее мелочную зависть. Зато Донел впервые получил одежду, сшитую для него по мерке, собственную лошадь и ястреба, стал заниматься с наставниками и оружейниками, учившими пажей лорда Алдарана. В то лето леди Деонара родила последнего из нескольких мертворожденных сыновей; поэтому Микел, лорд Алдаран, сделал Алисиану из Рокравена своей барраганьей
– Что же прикажешь мне делать, отец? Прозябать дома, штопать старые платья да побираться на прокорм себе и своему сыну во имя твоей обветшавшей чести? Должна ли я видеть, как Донел вырастет наемным солдатом, продажным мечником или станет копаться в твоем саду за кров и миску каши? Ты презираешь предложение, сделанное леди Алдаран…
– Я не имел в виду ледиАлдаран, – отрезал ее отец. – Ибо не ей ты будешь служить, и ты знаешь это так же хорошо, как и я.
– Ты нашел для меня лучший выход? Должна ли я выйти замуж за кузнеца или угольщика? Лучше стать барраганьей лорда Алдарана, чем женой лудильщика или дровосека!
Донел знал, что ему нечего ожидать от своего деда. Рокравен никогда не был богатым или могущественным поместьем, а теперь и вовсе обеднел, ибо лорд Рокравен имел четырех сыновей и трех дочерей, из которых Алисиана была самой младшей. Однажды она с горечью сказала, что если у мужчины нет сыновей, то это трагедия; но если у него слишком много сыновей, то это еще хуже, ибо ему придется стать свидетелем их схватки за наследство.
Последняя из детей лорда Рокравена, Алисиана вышла замуж за младшего сына мелкого дворянина, погибшего через год после свадьбы и оставившего жену и новорожденного Донела на попечение незнакомых людей.
Теперь, сидя на крепостной стене замка Алдаран и глядя в ясное небо, столь необъяснимо озарявшееся вспышками дальних зарниц, Донел расширил восприятие – он почти видел электрические линии и мерцание магнитных полей в предгрозовом воздухе. Иногда он мог призвать молнию; однажды во время буйной грозы он развлекался, отводя электрические разряды туда, куда хотелось.