Отец-наставник прищелкнул языком.
- М-да... живите и учитесь, Десмонд. Я вас не упрекаю. Но не надо ввергать в соблазн бедных рабов божьих.
- Очевидно, не надо. С другой стороны, разве можно ее винить за то, что она хоть ненадолго хочет забыть о своей горькой доле? Она швея, у нее слабые легкие, а потому никто не дает ей работы, она задолжала хозяину за квартиру и уже заложила все, что у нее было, так что в комнате почти ничего не осталось. Должен признаться, я чуть ли не обрадовался, когда увидел, что она катается по кровати в счастливом забытьи.
- Десмонд!
- Больше того... я невольно подумал, что, очутись кто-нибудь из нас в подобном положении, он, наверно, вел бы себя так же.
- Ну-ну! Это уж вы слишком. Надеюсь, с нами - хвала господу! - никогда не приключится такой напасти. - Он неодобрительно покачал головой и приподнял зонт. - У вас сегодня вечером занятия в юношеском клубе? Я хочу поговорить с вами об этом за ужином.
Он несколько церемонно кивнул на прощанье и стал спускаться с крыльца, а Стефен направился наверх, к себе в комнатку - крошечную клетушку с мебелью из светлого дуба, с готическим резным камином и вращающейся этажеркой для книг. Постель была не убрана. Предполагалось, что обитатели Дома благодати должны все делать сами: так, например, по утрам Стефен неизменно встречал викария Джира, жизнерадостного мускулистого слугу Христова, который, нимало не смущаясь, весело направлялся в уборную с полным ночным горшком. Однако, чтобы эта монастырская традиция не казалась будущим священникам слишком суровой, во второй половине дня в доме появлялась маленькая горничная по имени Дженни Дилл, на обязанности которой якобы лежало навести в доме глянец, тогда как на самом деле ей приходилось выполнять всю черную работу. И сейчас, бросившись прямо в пальто и шляпе в кресло, Стефен услышал ее легкие шаги в комнате Лофтуса, отделенной от его клетушки лишь тоненькой перегородкой. Лофтус, красивый малый, педантичный и замкнутый, чрезвычайно элегантный - в пределах, разрешенных священнику, - всегда оставлял Дженни уйму дел: тут и обувь надо было привести в порядок, и платье вычистить и убрать. Однако она, по-видимому, уже справилась со всем этим, так как через несколько минут раздался стук в дверь и девушка проворно вошла и комнату Стефена с метелочкой для обмахивания пыли и ведерком в руках.
- Ах, сэр, вы уж меня извините... я ведь и не знала, что вы тут.
- Ничего, ничего, ты мне не помешаешь.
Он рассеянно следил за тем, как она ловко перестилала простыни и взбивала перину. Это была приятная девушка, с такими румяными щеками, что, казалось, они у нее натерты кирпичом, и живыми карими глазами, над которыми нависала черная челка. Типичная обитательница восточной части Лондона, подумал он. Мастерица на все руки и отнюдь не глупа. При этом заурядной ее тоже нельзя назвать: в ней была какая-то милая услужливость, наивность, участливое дружелюбие и, главное, необычайная жизненная сила казалось, она просто не в состоянии сдержать радость и энергию, бившие ключом в ее молодом здоровом теле. Стефен смотрел на ловкие движения этой девушки с тонкой талией и небольшой крепкой грудью - она не замечала его пристального взгляда, а если и замечала, то не подавала виду, - и рука его инстинктивно потянулась к столу, где лежали альбом и карандаш. Пристроив альбом на колени, он принялся набрасывать портрет Дженни.
Вот она подошла к камину, нагнулась и начала выгребать золу. Эта поза понравилась Стефену, и, когда девушка стала распрямляться, он резко остановил ее:
- Пожалуйста, не шевелись, Дженни!
- Но, сэр...
- Нет, нет. Поверни опять голову и не двигайся.
Она покорно склонилась, приняв прежнюю позу, и карандаш Стефена лихорадочно заметался по бумаге.
- Ты, наверно, считаешь, что я ненормальный, правда, Дженни? Во всяком случае, все здесь считают меня таким.
- Ах, что вы, нет, сэр, - решительно запротестовала она. - Вы, конечно, кажетесь нам немножко странным: подумать только, учите парней в клубе рисованию и всякому такому, не то что другие священники - те ведь только и знают, что бокс. Вот когда мистер Джир занимался с ними, они все чуть не поубивали друг дружку. Их и узнать-то нельзя было: у того глаз подбит, у того нос расквашен. А сейчас ничего похожего и в помине нет. Так что все мы считаем вас очень замечательным джентльменом.
- Это весьма лестно... и оказывается, такое мнение можно заслужить без всякого кровопролития. Скажи, Дженни, вот если бы ты была старой, прикованной к постели женщиной, что бы ты предпочла - библию или бутылку джина?
- У меня есть библия, сэр... даже целых две. От мистера Лофтуса и мистера Джира. Мистер Лофтус подарил даже с красивыми цветными закладками.
- Не увиливай, Дженни. Говори правду.
- Видите ли, сэр, все зависит от того, насколько бы мне было худо. И если б мне было уж очень худо, то джин, пожалуй, больше бы пригодился.
- Молодец, Дженни. Честна и бесхитростна! Ну, а что ты скажешь об этом?
Она медленно распрямила затекшую спину, подошла к нему и недоверчиво посмотрела на протянутый ей рисунок.
- Я ведь ничего не понимаю в таких вещах, сэр... но, по-моему, работа искусная...
- Господи, глупышка, да неужели ты не видишь, что это ты?
- Вот теперь, когда вы сказали, сэр, - скромно заметила она, - я и впрямь вижу, будто это я... со спины. Только жаль, что на мне старый передник, ведь он рваный - вон какая большая прореха у кармана...
Стефен рассмеялся и бросил альбом на стол.
- Твой старый передник мне как раз и понравился. И прореха тоже. Ты отличная натурщица, Дженни. Как бы мне хотелось, чтобы ты позировала для меня. Я бы платил тебе по пять шиллингов в час.
Она быстро вскинула на него глаза и тут же отвела их.
- А ведь это было бы нехорошо, правда, сэр?
- Какая ерунда, - поспешно возразил он. - Что же тут плохого? Просто тебя это, видно, не интересует.
- Видите ли, сэр, - начала она, запинаясь, и румянец на ее щеках запылал еще ярче, - сказать по чести, если тут ничего нет плохого, то мне бы сейчас вовсе не помешали эти деньги.
- В самом деле?
- Да, сэр. Понимаете... Я вскорости собираюсь замуж.
Вопросительное выражение на лице Стефена сменилось озорной, мальчишеской улыбкой.
- Прими мои поздравления. Кто же этот счастливец?
- Зовут его Алфред, сэр. Алфред Бейнс. Он работает стюардом на пароходе Восточной линии. Он вернется домой через месяц с лишком.
- Очень рад за тебя, Дженни. Теперь мне понятно, зачем тебе понадобились деньги. Ну, давай условимся. Когда ты кончаешь работу?
- Вот уберу, сэр, вашу комнату - и все. Обычно часов около пяти.
- Ну что ж... Предположим, ты будешь задерживаться два раза в неделю на час - с пяти до шести. Я могу платить тебе по пять шиллингов за сеанс.
- Это уж больно щедро, сэр.
- Что ты, это совсем немного. И если работа не покажется тебе чересчур утомительной, я могу дать тебе записку к одному моему приятелю, который преподает по вечерам живопись в Слейде. Он с удовольствием наймет тебя ненадолго.
- А он не потребует, сэр... - И лицо Дженни залилось пунцовой краской.
- Ну, что ты, конечно, нет, - мягко сказал Стефен. - Ты будешь позировать в каком-нибудь костюме. По всей вероятности, ты понадобишься ему только для поясного портрета.
- В таком случае, я буду вам очень благодарна, сэр... право же... Особенно потому, что это вы...
- Значит, договорились, да? - Он улыбнулся, что случалось с ним не так уж часто и очень ему шло, и протянул Дженни руку.
Она приблизилась к нему.