— Последний месяц мама не выходит из своей комнаты. Возможно, ее расстроило исчезновение любимой вещицы. — Гаррет в упор посмотрел на Грэма. — А может быть, она не в силах смириться с тем, что стало с ее сыном.
— Наша мама готова запереться в своей комнате, даже если ей подадут пережаренный омлет. Я тут ни при чем.
— Твоя обычная песня. — Гаррет пригубил бурбон и заметил, что Грэм не прикоснулся к своему. — Выпей. У тебя больной вид. Похоже, теперь тебе и впрямь на все наплевать, и мне придется приносить извинения за тебя.
— Тебе не впервой. — Голос Грэма звучал странно. Казалось, он разговаривает, стоя в туннеле.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Гаррет. — Кажется, с тебя довольно. — Он отодвинул стакан Грэма и усмехнулся. — Кто бы мог подумать, что я превзойду тебя по части выпивки.
— Видимо, тебя все же кое-чему научили в «Уильяме и Мэри». — Грэм криво улыбнулся, довольный тем, что сумел отчетливо произнести фразу, причем вполне осмысленную. Прищурившись, он всмотрелся в лицо брата. Три порции бурбона не прошли для Гаррета даром. — И… кое-что… еще… — с великим трудом проговорил Грэм и окинул взглядом таверну, желая убедиться в том, что никто не подслушивает их.
Пока они с Гарретом сидели за столом, вошли и вышли лишь несколько человек. Два парня с бычьими шеями торчали у стойки, угощая друг друга выпивкой и небылицами. Трое за столом в углу резались в карты, поднимая глаза лишь для того, чтобы подозвать подавальщицу. Несколько мужчин сидели поодиночке, но они составляли явное меньшинство. В заведение Гилпина приходили, чтобы провести время в компании. Послышался задорный крик, сменившийся громким хохотом. Кто-то кликнул самого Гилпина, прося его засвидетельствовать пари.
Грэм вновь устремил взгляд на брата. «Кажется, он ждет, не скажу ли я чего-нибудь еще?» — подумал он.
— Я что-то говорил?
— Ты сказал, «и кое-что еще».
— Да, верно. Думаю, во время моего последнего путешествия по «Подземке» меня кто-то выдал. В меня стреляли. Чуть не убили. Но ты, конечно же, ничего об этом не знаешь, а?
— Уж не бросаешь ли ты мне обвинение?
Грэм кивнул, и его голову пронзила пульсирующая боль. Перед глазами поплыли круги, руки и ноги стали свинцовыми.
— Именно так, — тихо ответил он.
— Где ты потерял серьгу, Грэм?
— Кажется, в Бостоне. — Грэм с трудом ворочал языком, Внезапно он с глухим стуком ткнулся лбом в стол, и Гаррет чуть слышно выругался.
— В Бостоне, — с отвращением процедил он. — Я непременно передам матушке, что ее серьга досталась янки. — Ухватив Грэма за волосы, Гаррет приподнял его голову над столом. Увидев, что брат без сознания, он разжал пальцы, и голова Грэма вновь ударилась о столешницу. Гаррет поманил игроков, те тут же подбежали к нему.
— Вынесите его отсюда, — негромко распорядился Гаррет. Вряд ли кто-нибудь расслышал его слова. Кроме трех картежников, которые ждали его сигнала, никто в таверне не обращал внимания на происходящее. Было ясно, что Грэм Денисон — не первый посетитель заведения, упившийся до положения риз. Однако кое-кто из завсегдатаев все же задумался о том, отключился ли Грэм до того, как рухнул на стол, или потерял сознание от удара. Полагай они, что Грэм вновь появится здесь и сумеет дать надлежащие разъяснения, этот вопрос мог бы стать предметом пари. Гаррет жестом велел мужчинам уходить.
— Встретимся на улице. Сделайте так, чтобы он никогда больше не появился в Чарлстоне. — Гаррет обвел игроков жестким взглядом. — Никогда.
Он очнулся внезапно и, усевшись, почувствовал себя совершенно разбитым. Тогда вновь улегся и закрыл один глаз. Кто-то позаботился о том, чтобы второй глаз не открывался вовсе. Грэм осторожно ощупал опухоль. Даже легкое прикосновение кончиков пальцев вызвало у него стон.
Грэм вытянул руки вдоль тела и согнул пальцы. Казалось, они целы и невредимы. С кем же он дрался? Имена и лица ускользали от него.
Ему здорово досталось: шишка на лбу, подбитый глаз, кровь под носом. Пожалуй, и ребра сломаны.
С кем бы он ни дрался, отделали его на славу. Вот только за что?
Грэм ощупал и осмотрел ноги. Покрытые кровоподтеками, они, в общем, уцелели. Левое бедро со следами ударов было, вероятно, вывихнуто. Наверное, противник метил в пах. Впрочем, все это не мешало ему передвигаться без посторонней помощи. Вот только куда идти?
Теперь его занимал вопрос о том, где он находится. Сверху доносились голоса и звуки шагов. Грэм лежал на полу в комнате, увешанной, гамаками. Гамаки раскачивались, словно под дуновением ветра, гуляющего по помещению. Но никакого ветра не было. Несмотря на стоячий и затхлый воздух, гамаки продолжали качаться.
Очнувшись, Грэм смутно отметил, что комната ходит ходуном, но не понял причины. Он решил, что у него головокружение, отсюда и шум в ушах. Но сейчас, видя, что гамаки непрерывно раскачиваются, Грэм обратил внимание на удивительную ритмичность этих движений. Стены комнаты не кружились перед его глазами, а двигались из стороны в сторону.
Итак, он на борту корабля. Вот только какого?
Грэм задумался.
И только теперь он сообразил, что не помнит собственного имени.
Глава 1
— Она холодная. — Пальцы Беркли Шоу сжались, словно сведенные судорогой. Ей казалось, что все ее тело дрожит, хотя, если не считать непроизвольного движения пальцев, она была совершенно неподвижна. — Я ничем не могу вам помочь. — И негромко добавила:
— Никому из вас. — Увидев, что на нее устремлены пять пар глаз, Беркли с трудом приподняла подбородок, посмотрела на собравшихся и остановила взгляд на единственном знакомом лице.
Андерсон Шоу, тут же изобразив сочувствие, подхватил снизу протянутую руку жены и взял предмет, лежавший на ее ладони.
Отметив, что вещица отнюдь не холодная, он посмотрел на Беркли, приподнял темную бровь, и озабоченность в его взгляде сменилось укоризной. Разочарование Андерсона ускользнуло от внимания остальных, но он знал, что Беркли ощутит его неудовольствие в полной мере. Едва эта мысль пришла ему на ум, Беркли чуть заметно пошатнулась. Так ей и надо.
Андерсон опустил глаза и с подчеркнутым интересом осмотрел драгоценность. Как ему и говорили, украшение оказалось на редкость изысканным. Несколько жемчужин в золотой оправе с подвеской — капли из чистого золота с выгравированными на ней изящными буквами ЕК. Андерсон понимал, что держит в руке целое состояние. А может, эта вещица и вовсе не имела цены.
— Что значат эти инициалы? — спросил он, возвращая серьгу хозяину.
Декер Торн опустил серьгу в кармашек, даже не взглянув на нее. Взъерошив свои густые черные волосы, он неторопливо, с явным облегчением перевел взгляд с Беркли Шоу на ее мужа.
— Елизавета Регина, — объяснил Декер. Андерсон негромко присвистнул.
— Стало быть, этой серьге… — Он запнулся, припоминая годы правления английской королевы Элизабет. — Сколько? Двести лет? Триста?
— Чуть больше трехсот, — подтвердил Декер и вновь внимательно посмотрел на Беркли. Он ждал, не скажет ли она чего-нибудь. Беркли промолчала, что устраивало Декера как нельзя лучше. Он искоса посмотрел на жену взглядом, в котором явственно читалось: «Я же тебе говорил».
Джоанна Ремингтон Торн сделала вид, будто ничего не замечает. Сдаваться без борьбы было не в ее характере, особенно признавать свое поражение перед мужем, когда тот задирает нос. Декер отнесся к беседе с Андерсоном и Беркли Шоу куда менее серьезно, нежели она, и отпускал ехидные замечания с того самого момента, когда Джоанна предложила пригласить их.