Тортаалик издал звук, который точно воспроизвести не под силу историку, но надо думать, это было нечто среднее между фырканьем и хмыканьем. Затем он заявил:
— Значит, не знаете, о чем мы разговаривали?
— Заверяю ваше величество…
— И вы готовы повторить свои слова, стоя под Орбом?
Впервые выражение лица Кааврена изменилось — в его глазах сверкнуло что-то похожее на гнев.
— Я уже давал показания под Орбом.
— Ах вот как, — протянул император. — Вы уже подвергались этой процедуре?
— Имел такую честь, — кивнул Кааврен.
— Кажется, я припоминаю обстоятельства дела, — медленно проговорил император. — Речь шла об обвинении в убийстве, не правда ли?
— Обвинении, сир, которое Орб с меня снял.
— Да, да. И о заговоре, что вы раскрыли, а также о договоре с людьми Востока, заключенном благодаря вашим стараниям.
Кааврен поклонился.
— И с тех пор, — продолжал его величество, — вы участвовали в восьми или десяти кампаниях? А во время отступления в районе озера Наблюдателя прославились, обеспечивая прикрытие основных сил?
— Прославился, сир? Не знал…
— Что нам известно о ваших действиях после того, как бригадир Г'ерет был ранен? Бригадир все видел и остался вами доволен, о чем и доложил мне в самых восторженных словах. Он рассказал о придуманной вами замечательной военной хитрости, которая позволила ему добраться до… до…
— Брикерстауна, сир.
— Да, да, Брикерстауна. Так что весьма наслышан о вас, уж поверьте.
— Сир, я…
— Г'ерету становится все труднее выполнять свои обязанности, а я вынужден подумать о том, кому передать его должность. Ну, лейтенант?
— Сир, я не знаю, что сказать. — Кааврен произнес эту реплику — как и все предыдущие — без малейших эмоций или изменения интонации.
— Вам нужно, лейтенант, лишь ответить на мои вопросы. Заверяю, вам ничего не грозит.
— Вопросы, сир?
— Пойдемте, проводите меня.
Кааврен поклонился, и они направились к Залу окон, продолжению Императорского крыла, которое выходило из дворца на пять сторон (включая верх и низ), где его величество часто обедал, если не возникало необходимости устраивать какой-нибудь торжественный прием. Пока они не торопясь шли по коридору, император спросил:
— Вы ведь военный человек, господин Кааврен?
— Да, сир.
— Ну и что вы, как человек военный, думаете о состоянии дел в Империи и о предстоящей в ближайший месяц Встрече провинций?
— Что я думаю, сир, о состоянии дел в Империи и Встрече провинций?
— Да, меня интересует ваше мнение.
— Мое мнение, сир?
— Вот именно.
— Сир, мы можем их всех арестовать.
Его величество, лишившись дара речи, остановился и посмотрел на Кааврена. Через несколько мгновений, однако, он снова зашагал дальше.
— Значит, вы самым серьезным образом советуете мне арестовать всех наследников и делегатов?
— Я, сир? Ни в коем случае.
— А что же вы мне предложили секунду назад?
— Прошу прощения вашего величества, но у меня не было подобных намерений.
— А что тогда вы имели в виду, когда сказали — мы можем их арестовать?
— Только то, что мы в состоянии их арестовать, сир. Более того, у нас не возникнет при этом никаких проблем. Разве вот герцог Истменсуотч может оказать сопротивление, но я уверен…
— По-прежнему не понимаю. Если вы не советуете мне их арестовать, то что же вы предлагаете?
— Сир? Я отвечаю на вопрос вашего величества. Вы оказали мне честь, спросив, что я, как человек военный, думаю о приближающейся встрече. И как человек военный — а именно такими были слова вашего величества — я сразу обратился к военным проблемам.
Кроме того, припоминаю, что вы, ваше величество, однажды уже приказали арестовать по крайней мере одного из них, и я имел честь лично произвести арест ее высочества принцессы Бендбрукской из Дома Тиасы…
— Автора пьесы, в которой я выведен как какой-то шут! На счастье, я проявил милосердие, иначе не сносить бы ей головы и, конечно, она не смогла бы принять участие в предстоящей встрече.
— Именно эту леди, сир, я имел в виду. А еще вы приказали сжечь памфлеты, написанные лордом Хеймелом, одним из делегатов от Дома Ястреба…
— Да, клянусь Орбом! И, не колеблясь, поступил бы так снова! Он предлагал положить конец продажам судейским должностей, что само по себе достаточно разумно, но его идея о том, что каждый Дом должен выдвинуть своих собственных судей, обязательно вызвала бы восстание иоричей. Мало того, он хотел, чтобы назначение судей подтверждалось — кем бы вы думали… Мной? Ни в коей мере! Советом принцев и анонимно! Получается, слова императора недостаточно! Ему тоже повезло, что он не стал короче на голову!
— Да, сир. А вспомните леди Айронн, представительницу Дома Орки, вы приказали арестовать ее несколько лет назад, когда она…
— … Публично обсуждала вопросы моей личной жизни, причем в таких выражениях, какие ни один порядочный человек не станет терпеть. А потом отказалась принести извинения. И тогда я пожалел, что с нами нет старого лорда Гарланда, который выследил бы ее и заставил принародно покаяться или принес бы ее печень. А вместо этого мне пришлось прибегнуть к своей власти, что и привело леди Айронн на эшафот.
— Так я и воспринял вопрос вашего величества.
Некоторое время император молчал, и неприятно покрасневший Орб постепенно приобрел более спокойный цвет.
— Однако я имел в виду совсем иное, — наконец заявил его величество.
— Сир?
— Господин Кааврен, Джурабин говорит о состоянии казны и союзах между Домами. Графиня Беллор тоже выражает беспокойство о казне. Принцесса Лудин, которая следит за интересами Домов, тревожится о настроениях в Империи, как если бы остальное вовсе не имело значения. Герцогиня Пропфирская, отвечающая за состояние флота, сообщает нам, что прибыли от торговли падают. Бригадир Г'ерет докладывает о проблемах военного командования, а Найлет рассуждает — точнее, хихикает — о волшебстве. А кроме всего прочего они не могут прийти к согласию ни по одному вопросу. В результате я вынужден сам принимать все решения. Так вот, лейтенант, я спрашиваю вас: как, вы считаете, мне следует поступить? Или, если вы не можете ответить однозначно, кого мне слушать?
Кааврен помолчал, словно обдумывал вопрос императора, — за это время они успели пройти по коридору, соединяющему Западную террасу с Папоротниковым залом.
— Сир, — заговорил Кааврен, — я считаю, что вашему величеству следует безотлагательно найти человека, который занял бы место его доверительности, герцога Уэллборна, ушедшего на покой.
Его величество остановился, взглянул на гвардейца, тот с самым невинным видом смотрел на своего сюзерена. Орб несколько раз быстро поменял цвета — бледно-желтый, выражающий смятение, потом оранжевый, говорящий о зарождающемся гневе, голубой — гнев сдержанный и, наконец, светло-зеленый — задумчивость. После чего Тортаалик двинулся дальше.
— Мне бы очень хотелось узнать, — пробормотал его величество, — почему вы мне это предложили.
— Вы желаете знать причину, сир?
— Не только хочу, но и требую.
— Ну, сир, дело в том, что, если бы его доверительность все еще оставался с нами и продолжал выполнять свои обязанности, вашему величеству не пришлось бы обращаться за советом к скромному лейтенанту Императорской гвардии.
Они поднялись по винтовой лестнице в Зал окон бок о бок, словно близкие друзья, погруженные в приятные воспоминания. Его величество прервал молчание:
— Мне показалось, вас не слишком заинтересовало продвижение по службе, о котором я упомянул.
— Сир, у меня нет больших амбиций.
— Как, тиаса без амбиций? Очень необычно.