Не Обитель – скорее, просто лагерь, затерявшийся в лесу.
Финн пригнулся, проезжая под низкой веткой, и отвел ее, чтобы дать проехать мне. Обернувшись, он заметил выражение моего лица и прочел по нему мои мысли:
– Не теперь. Все будет позже – когда в Хомейне станет достаточно безопасно, чтобы мы могли строить постоянные Обители, – он отпустил ветку и остановился рядом со мной. – Этот лагерь легко защищать. И легко сняться, если нам здесь будет что-либо угрожать.
Шатры были рассыпаны по земле, как грибы под деревьями. Шатры цвета земли: темно-зеленые и светло-зеленые, цвета мха, голубовато-серые, ржаво-красные, коричневые, черные и бледно-кремовые, почти белые. Маленькие простые шатры, почти палатки, даже без изображений лиир. Но несмотря на невзрачную видимость, это все-таки была Обитель Чэйсули.
Я улыбнулся, хотя тут же лицо мне обожгла боль. Я не мог пересчитать все шатры. Я даже не мог разглядеть их все в лесу – так хорошо они были замаскированы, а я ведь знал, как и где смотреть. Значит, о солдатах Беллэма и говорить нечего, даже если они и заберутся так далеко.
Легко защищать? Верно, легко: враг не увидит Обитель, пока не станет слишком поздно. Легко сняться? Конечно же, долго ли – свернуть тонкую, хоть и прочную ткань, окрашенную в цвета земли? Переносная Обитель…
Обитель, полная Чэйсули.
Я рассмеялся и остановил коня. Вокруг раскинулась Обитель – молчаливая, затаившаяся в лесах. Вокруг меня была моя сила – молчаливая, тайная, но от этого не менее могучая. Если у меня будут Чэйсули и к тому же хомэйнская армия, Беллэм не сможет остановить меня.
– Толмоора лохэлла мэй уик-ан, чэйсу, – тихо проговорил я.
Судьба человека всегда в руках богов.
Финн позади меня сказал – и в голосе его слышалась улыбка:
– Добро пожаловать в Хомейну, господин мой. Приветствую тебя в доме моего народа.
Я покачал головой, ощутив внезапную робость:
– Я не стою этого…
В этот миг я был совершенно искренне уверен в том, что не подхожу для столь великого свершения.
– Если ты не стоишь этого, – просто ответил мой ленник, – этого не стоит никто.
Я не сразу собрался с силами, чтобы въехать в Обитель.
Я благодарил богов за Чэйсули.
Глава 10
Песня арфы наполняла лес. Мелодия была нежной, хрупкой, и в то же время необыкновенно сильной. Она вела меня, звала, словно женщина – Леди Лахлэна, а я был мужчиной, уже испытавшим на себе ее чары, но не сумевший привыкнуть к ним.
Я забыл о воинах, которых привел мне Финн, и последовал туда, куда вела меня песня, чувствуя, как мелодия словно бы тонкими пальцами легко касается моей души…
Когда я, наконец, нашел его, он сидел на стволе рухнувшего дерева огромного дерева с шелковистой корой. Упало оно давно, но и теперь служило прекрасной скамьей – или троном – для арфиста. Солнечный свет пронизывал занавес листьев и веток, и освещенные им пальцы казались копьями, направленными на одну цель: на арфу. На Леди – темно-золотую, старую и мудрую, с золотыми струнами и сверкающим глазом-камнем. И – дивный голос, манивший меня, и – чары, тончайшей незримой сетью опутавшие меня…
Я остановил коня перед арфистом и подождал, пока он закончит, представить себе не мог, что можно словом оборвать это колдовство.
Лахлэн улыбнулся. Тонкие чуткие пальцы затихли на поблескивающих струнах, окончилась музыка, пали чары – передо миной был просто человек, арфист, благословенный Лодхи.
– Я знал, что вы придете, – сказал он своим шелковым мягким голосом, похожим на звук струящейся воды – Чародей, – ответил я. Он рассмеялся:
– Некоторые называют меня так. Пусть их. Вы же должны были уже узнать меня лучше, господин, – на мгновение отблеск какого-то непонятного чувства промелькнул в его глазах. – Я – друг. Не более того.
Я осознал, что мы наедине, Финна я оставил позади, и одно это уже могло вызвать у меня страх по отношению у элласийскому арфисту.
Он мгновенно понял это. По-прежнему он неподвижно сидел на стволе дерева, а руки его по-прежнему лежали на струнах Леди.
– Вы пришли, потому что я этого хотел, а также потому, что этого хотели вы сами, – тихо сказал он.
– Я не звал Финна: не теперь. Потом придет и он, и Дункан…
Солнце озаряло его лицо так, что скрыть что-либо было невозможно, но я не увидел в нем ни хитрости, ни коварства. Только честность и толика преданности.
– Я арфист, – раздельно произнес он. – А арфистам для того, чтобы петь, нужны герои легенд. Вы, мой господин, уже легенда для многих. Вы нужны мне, он улыбнулся, – и разве я не доказал уже своей преданности?
– Люди убивают по приказу, имея для этого еще меньше причин, чем ты, – я сидел в седле: не слишком-то я ему доверял, пока у него в руках была арфа.
– Ты убил человека по моему приказу, но то же сделал бы и шпион – просто затем, чтобы заслужить мое доверие и лишний раз доказать собственную невиновность.
Он отнял, наконец, руки от арфы и развел ими:
– Я не шпион. Разве что ваш собственный, мой принц.
– Мой собственный… – на мгновение у меня язык отнялся, потом я заглянул ему в глаза. – Станешь ли ты, элласиец, подчиняться мне, хомэйну, во всем, что я прикажу тебе?
– Да – коли это не будет противно моей совести, – немедленно ответил он. Я служитель Всеотца, я не преступлю законов Его учения.
Я махнул рукой:
– Я не заставляю никого поступаться убеждениями. Тем более в том, что касается его богов. Нет. Я хочу всего лишь знать, Лахлэн, насколько ты верен мне.
– Тогда прикажите, – ответил он, – Я здесь потому, что сам пожелал этого, не потому, что меня послал какой-нибудь солиндский король или чародей-Айлини. А если бы меня послали они – разве я не отправился бы к ним немедленно, чтобы принести те вести, которые они так желают услышать? Остался бы я здесь, зная расположение вашей армии и Чэйсули?
– Мудрый шпион не станет действовать поспешно, – отстраненно сказал я. Кролика, слишком рано выскочившего из укрытия, легко поймает лисица.
Он рассмеялся своим теплым искренним смехом, идущим из глубины сердца:
– Только, боюсь, не лисица, мой господин… а волк. Волк Чэйсули.
Он смотрел на что-то за моей спиной. Я не обернулся, зная, кого он там видит.
– И что же ты станешь делать? – поинтересовался я.
Смех умолк. Лахлэн прямо посмотрел на меня:
– Стану вашим шпионом, принц Кэриллон. Приду в Хомейну-Мухаар, во дворец, и разведаю, что замышляет Беллэм.
– Опасно, – раздался за моей спиной голос Финна. – Кролик просит позволения бежать.
– Ну да, – согласился Лахлэн. – Но кто другой сможет сделать это? Не Чэйсули, это ясно. И не хомэйн – кого из них и под каким предлогом примет Беллэм? Но я – я арфист, а арфисты ходят там, где им заблагорассудится.
Верно: арфистов принимают и там, куда не может прийти простой человек. Я знал это с детства – дядя принимал в Хомейне-Мухаар арфистов со всех концов королевства. Я не сомневался в том, что из арфиста может получиться прекрасный шпион. И все же…
– Лахлэн Элласиец, – сказал я, – какие же услуги ты можешь мне оказать?
Его пальцы пробежали по струнам. Это была светлая мелодия, напоминавшая о танцах, песнях и юности. Перед моими глазами встало видение: юная женщина, легкая в движениях, очаровательная, с темно-золотыми волосами и яркими голубыми глазами. На устах ее был смех, в душе – веселье. Моя сестра, Турмилайн – такая, какой я помнил ее, какой видел в последний раз, когда ей было девятнадцать лет.
Сейчаc она повзрослела на пять лет.
Турмилайн, заложница Беллэма. Лахлэн прекрасно знал об этом.