Внезапно я почувствовал, что остался один среди равнин Хомейны, а рядом со мной только Изменяющийся – и страх сжал мое сердце.
Он перехватил рукой мое левое запястье. Прежде, чем я успел сказать хоть слово, он обнажил мою руку, повернул ее тыльной стороной вверх – и глубоко вспорол плоть кинжалом.
Я зашипел сквозь зубы и попытался вырвать руку, но он крепко сдавил ее пальцами – боль заставила меня содрогнуться.
Я забыл о его силе, об упорстве зверя – в сравнении с ним я был слаб, как подросток, несмотря на высокий рост и крепкое слоение. Финн держал меня с легкостью, с которой отец удерживает ребенка, не обратив внимания на мой протестующий возглас – словно бы и не услышал его. Он силой опустил мою руку к земле, некоторое время держал ее так, а потом немного разжал пальцы, позволив крови хлынуть свободным потоком.
Кровь текла по моему запястью, обагряя кисть, и капала с напряженно застывших пальцев. Финн держал мою руку прямо над кругом пяти камней, и багряные капли падали на ровную землю.
– Опустись на колени.
Он потянул меня за руку вниз, принудив меня исполнить его приказание, и отпустил мою руку. Я чувствовал тупую боль в запястье, кровь все еще текла. Я поднял правую руку, чтобы зажать рану, но одним взглядом Финн остановил меня.
Он хотел от меня чего-то большего.
Он поднял с земли мой меч и встал передо мной:
– Мы должны на время сделать его твоим, – тихо сказал он. – Мы возьмем его взаймы у богов. Для завтрашней битвы, ради Хомейны… тебе нужно немного магии, – он указал на залитую кровью землю. – Человеческая кровь и плоть земли.
Соединенные с одной целью…
Он вонзил меч в землю так, что рукоять была вровень с моим лицом сверкающая золотом рукоять с кровавым рубином.
– Положи на него руку.
Я инстинктивно понял – какую: левую, с рассеченным запястьем. Коснулся рукояти – геральдического льва, алого рубина – и сжал на ней руку.
Кровь текла по рукояти к перекладине и дальше по клинку, наполняя собой руны – они стали черно-красными в лунном свете, а кровь текла дальше, красной лентой обвивая клинок, сбегая к земле, уже окропленной соленой алой влагой – и тут рубин вспыхнул багровым огнем.
Пламя плеснуло мне в глаза, заслонив собою весь мир. М не стало больше ничего – ни Финна, ни меня самого – только это яростное колдовское пламя.
– Жа-хай, – дрогнувшим голосом прошептал Финн, – Жа-хай, чэйсу, Мухаар.
Пять звезд. Пять камней. Один меч. И – одно сражение, в котором нужно победить.
Звезды пришли в движение. Они сорвались с места и полетели по небу, становясь ярче, а за ними тянулись огненные шлейфы. Они летели по небу, как стрелы, выпущенные из луков – летели к земле. Я видел падающие звезды – но здесь было другое. Это было…
– Боги, – прерывающимся шепотом выдохнул я, – неужели человек должен все видеть своими глазами, чтобы поверить?
Я пошатнулся, по-прежнему стоя на коленях. Финн поднял меня – я побоялся, что не устою на ногах, упасть сейчас было бы для меня стыдом. Рука Финна сомкнулась на порезе, остановив кровь. Он коротко улыбнулся, потом лицо его стало отстраненным, утратив выражение, и я понял, что он взывает к магии земли.
Когда Чэйсули отнял руку, на запястье не осталось ни следа раны – только шрам от атвийских кандалов. Я потряс рукой, сгибая и разгибая пальцы, и встретил знакомую усмешку Финна:
– Я же сказал – доверься мне.
– На этот раз мое доверие может стоить мне кошмарных снов, – я с опаской взглянул в небо. – Ты видел звезды?..
– Звезды? – он больше не улыбался, – Камни. Только камни.
Он поднял их и показал мне. В его руке были обычные камни – я забрал их у него, трудно было поверить, что минуту назад они обладали магической силой.
Я перевел взгляд с камней на Финна, он казался чудовищно усталым и обессилевшим. И было в его глазах что-то странное, что – я не мог понять.
– Ты заснешь, – он нахмурился в размышлении. – Боги даруют тебе сон.
– А ты? – отрывисто спросил я.
– Что дадут боги мне – это только мое дело, – его потемневшие глаза были устремлены к небу.
Я подумал, что Финн чего-то недоговаривает. Но он молчал, и я не стал расспрашивать – просто взялся свободной рукой за рукоять меча, пальцы сомкнулись на окровавленном золоте. Но я твердо знал, вытаскивая меч из земли, что не стану просить Роуэна смыть с него эту кровь.
– Камни, – пробормотал Финн и пошел прочь, сопровождаемый Сторром.
Я разжал руку и посмотрел на камни. Просто пять гладких камешков, ничего больше. Но я не стал выбрасывать их.
Утром Роуэн поднял знамя на древке из ясеневой древесины. Вокруг знамени клубился туман. Капли росы стекали по древку на влажную землю – как этой ночью стекала по клинку моя кровь. Знамя висело неподвижно – алое полотнище с дремлющим в его складках черным львом Хомейны, выпустившим когти и скалящим клыки, поджидающим добычу.
Роуэн вонзил древко в землю. Оно с трудом входило в неподатливую влажную почву, но, наконец, воин отнял руки, убедившись, что знамя стоит прочно.
По рядам войска прокатилась волна приветственных криков. По рядам хомэйнского войска: Чэйсули хранили молчание. Они стояли за моей спиной, отдельно от хомэйнов, а вместо знамен и гербов рядом с каждым из них или на плече у каждого был лиир.
Радость предстоящего сражения и нетерпение мешались в моей душе со страхом. Привкус страха я чувствовал перед каждым боем, сколько бы их не было.
Я сидел в седле – в кольчуге, с мечом на поясе – и сознавал, что боюсь. Но знал и то, что этот страх будет гнать меня вперед в стремлении преодолеть его, и я молил о том, чтобы это помогло мне одолеть и врагов.
Я повернулся к своему войску. Войско Беллэма ждало нас на равнине – в свете восходящего солнца сияло оружие и доспехи. Они были слишком далеко, чтобы можно было как следует разглядеть их – просто множество людей, готовых к бою.
Тысячи против тысяч.
Я повернулся к своему войску и оглядел его. Людская волна, захлестнувшая холм. В отличии от армии Беллэма не каждый из моих воинов мог похвастаться кожаным доспехом или кольчугой. У многих были только кожаные наручи, поножи и кожаные туники. Кое-где поблескивали нагрудные пластины, были воины и в кольчугах с усилением на груди и плечах, но большинство – в простой шерстяной одежде: ничего другого у них не было – и все же они стремились в бой. Моя армия выглядела не так роскошно, как легионы Беллэма в шелковых туниках, но целеустремленности и мужества это у нас не отнимало.
Я вытащил меч из ножен, медленно поднял его – рука, покрытая следами старых шрамов, охватила клинок у острия. Я поднял меч рукоятью вверх, и рубин вспыхнул огнем восходящего солнца:
– Скальте клыки! Выпускайте когти! И пусть рычит Лев!
Глава 17
Солнце садилось. Поле было алым, оранжевым, золотым, но я не знал, что более красит его в алый цвет – кровь заката или людская кровь.
Земля была влажной, сухая трава вытоптана и вырвана клочьями, но я не сразу поднялся с колен. Я остался стоять так, опираясь на вонзенный в землю передо мной меч и глядя в Око Мухаара. Может, этот огромный рубин окрасил все вокруг в цвета крови…
Но я знал, что это не так, что поле действительно залито кровью – алой и уже черной, стылой: цвета смерти. И стервятники кружили над полем в извечном танце смерти с победными криками – победителями были они, люди проиграли. И крики их мучительным звоном отдавались в моей гудящей голове.
Силы оставили меня. Я дрожал от слабости и усталости, проникавшей в меня до костей, и кровь моя была – холодна, как вода.