Он не надеялся спрятаться от стражников на крыше. Разумеется, крышу тоже захотят обыскать. Но у него будет хотя бы возможность вести переговоры через запертый люк – и никакой ретивый балбес его не пристрелит.
Охотник взбирался вверх быстро и ловко, хотя подъем был не из легких. Доведись ему лезть на настоящее дерево, острые когти были бы великолепным подспорьем, но по камню они скребли, не сразу находя удобные выбоинки.
Если бы за приключениями Охотника наблюдал праздный зевака, он, пожалуй, удивился бы: почему беглец до сих пор не скинул плащ? Тяжелая суконная вещь должна бы сковывать движения, а своя шкура куда дороже самого недешевого плаща!
Тем не менее плащ не был помехой ни во время драки, ни при прыжке из окна, ни сейчас. Коричневое сукно с меховой оторочкой как-то очень ловко текло по стене, словно плащ поднимался сам, без помощи хозяина. Зеленая заплатка сверкала с темного капюшона, словно горящий азартом глаз.
Охотник уже добрался до второго этажа, когда из двери черного хода во двор выбежали четверо «крысоловов».
Двое тут же направились к конюшне, один заглянул за поленницу, а четвертый, с арбалетом, остался внизу, держа на прицеле двор: мало ли откуда вылезет грабитель?
Шенги замер. Трудно было удерживаться на замшелом скользком желобе.
Арбалетчик тупо торчал у распахнутой двери, не слыша врага над головой. Шенги порадовался за «крысолова»: его счастье, что не подался в Подгорные Охотники, а то пошел бы тварям на корм, орясина тупая.
Будь во дворе не стражники, а враги вроде разбойников, Шенги спрыгнул бы во двор и ушел, оставив за спиной четыре трупа. Но эти парни служили королю и закону, а с королем и законом охотник ссориться не хотел. Да и всегда лучше обойтись без убийств.
Двое стражников у дверей конюшни спорили: кому лезть на сеновал? Арбалетчик заинтересовался, сделал несколько шагов в их сторону, чтобы лучше слышать перебранку. Шенги решился: отчаянным рывком достиг карниза. Крысоловы, увлеченные ссорой, ничего не заметили.
Крыша, на грайанский лад плоская, была аккуратно выметена и уставлена ящиками, в которых росла какая-то зелень и неяркие осенние цветы. Но Шенги интересовали не эти свидетельства домовитости здешней хозяйки, а две очень неприятные вещи. Во-первых, люк, ведущий на чердачную лестницу, был распахнут. Во-вторых, возле этого люка топтался некий тип потрепанно-бродяжьего вида, наружности весьма примечательной: с плоским теменем и почти без шеи, словно его сверху крепко приплюснули кузнечным молотом.
Грабитель при виде Шенги едва не спрыгнул обратно на чердак, но снизу уже доносились голоса погони.
Охотник поспешил принять командование на себя.
– А ну, люк закрыл, живо! – приказал он вполголоса. – Наставим сверху ящиков, чтоб не выломать было…
Сказано это было негромко, но выразительно. «Приплюснутый» испуганно дернулся, грохнул тяжелой крышкой и вцепился в ближайший ящик. Шенги поспешил ему помочь. В четыре руки они забаррикадировали люк – и вовремя: снизу в него крепко ударили.
– Дальше куда? – тихо спросил «приплюснутый».
Шенги подумал, что союзник, хоть и временный, заслужил шанс на спасение.
– Я поведу переговоры. Попробую объяснить этому дуралею, что я тут ни при чем. А ты ползи вон туда. – Шенги кивнул в сторону края крыши. – В рост не вставай, со двора заметят. Вдоль крыши – карниз, широкий такой. Растянись там и лежи тихо, как дохлый голубь. Я тебя не выдам.
– Ага…
Тут Охотник вспомнил мертвую служанку и темный след через всю кухню, от двери до окна. Не убийцу ли он одарил поспешным милосердием?.. Но что сказано, то сказано.
Шенги повернулся к люку, который вздрагивал в такт ударам, и возвысил голос:
– Эй, «крысоловы»! Я хочу говорить с… – Охотник не сразу припомнил имя своего вчерашнего неприятеля.
– С десятником Мрабишем. Я…
Что – «я», Шенги не успел объяснить, ибо краем глаза увидел, как тень, комочком сжавшаяся на темной крыше, вдруг распрямилась, приняла очертания человеческой фигуры, резко взмахнула рукой…
Забыв о переговорах, Шенги упал набок, перекатился, уходя от узкого и длинного ножа, снизу вверх ударил ногами, угодил каблуком в пах «приплюснутому». Тот взвизгнул, согнулся пополам, хватая ртом воздух. Нож куда-то улетел. Удар по ногам – грабитель растянулся ничком и замер, почувствовав у горла когти.
Шенги склонился над человеком, который только что пытался его убить.
– Это что за пляски на лужайке? Ты чего железом размахался?
– Ярвитуш… – вытолкнул грабитель из перехваченной ужасом глотки.
– Что – Ярвитуш?
– Десять золотых… за тебя…
Шенги присвистнул. Все стало ясно.
Старый знакомый, проспавшись после зелья, развязывающего язык, пришел в ужас: он же выдал секреты «ночного хозяина»! Наверняка неприятна ему была и мысль о том, что Охотник знает о тайнике в планке дверного косяка.
Десять золотых, да? Очень, очень хорошие деньги. Странно, что за Охотником не таскается по городским улицам армия бродяг, желающих заработать.
Под пальцами Шенги застыло горло врага. Парализованное страхом горло, забывшее, как дышать…
И что с ним дальше делать, с пленником-то?
Будь на месте Шенги, скажем, наемник, – добил бы грабителя, глазом не моргнув. И по-своему был бы прав.
Но Шенги не был наемником. Он был Подгорным Охотником, знатоком прозрачных складок с их причудливыми, изменчивыми законами. Когда-то Лауруш учил его драться и владеть мечом… но ведь – для защиты! Приходилось, правда, и убивать порой… так ведь приходится убивать, когда в твоих потрохах собираются порыться отточенным железом! Или, что еще хуже, с тем же самым железом суются к ученикам!
Но чтоб так… безоружного, беспомощного, в полуобмороке застывшего под когтями…
Шенги забыл о люке, на котором от ударов содрогались ящики с землей. Не слышал проклятий и угроз, которые неслись сквозь щели крышки.
Когти нетерпеливо шевельнулись. Чужая злая воля, все еще скрытно живущая в лапе, хотела крови. Это помогло Шенги решиться. Кто тут главный, в конце-то концов? Он или эта чешуйчатая коряга?!
А тут еще пленник обрел голос и просипел:
– Праздник же…
Шенги расхохотался и убрал лапу.
– Очень, очень смешно! Когда на грабеж шли – святой праздник не вспоминали… – Тут Шенги посуровел. – Не ты ли, крыса помоечная, служанку убил?
«Приплюснутый» истово замотал плоской башкой:
– Нет! Это Голый Череп!.. Я никого… я никогда…
Шенги поверил. Не потому, что разбойник казался искренним. Просто в этот миг в ушах Охотника зазвучал другой голос. Гнусавый властный голос человека, который весьма доволен собой:
«…Я ж тебя, как ту сучку…»
Шенги глянул на пленника. Сквозь зрачки его смотрела сама Судьба, которая вдруг решила смилостивиться.
– Ползи к карнизу, не выдам. Найдут тебя – так уж суждено, не найдут – благодари Безликих.
На роже ошалевшего от счастья «приплюснутого» светилось горячее желание благодарить Безликих от этого мгновения и до последнего вздоха. Не сказав ни слова, незадачливый грабитель пополз к карнизу, стараясь, чтобы его не видно было со двора.
А Шенги нагнулся над люком, вслушиваясь в происходящее на чердаке. Лицо Охотника, тревожно-напряженное, вдруг расплылось в улыбке. Потому что там, где только что бранились и грозили не то четверо, не то пятеро «крысоловов», теперь властвовал один голос.