Однако Морфаил начал понемногу сдавать — движения его явно замедлились. Пожалуй, решил Терон, лучше подменить его, пока молодого воина не ранили.
Но не успел он привести задуманное в исполнение, как из стены вывалился камень. Гоблинам в самом деле удалось пробить ее! Должно быть, на деле стены не так прочны, как с виду. В проломе появилась омерзительная морда гоблина, и Терон вонзил в нее клинок.
Чудище с визгом отпрянуло — то ли раненое, то ли убитое, — но в тот же миг другое ткнуло в дыру копьем. Терон ударил по нему ногой, переломив древко, и обернулся за собственным копьем. Гоблины так столпились, что даже удар через пролом наугад наверняка угодит в цель.
Однако еще перед тем, как он выпрямился, влетевшая сквозь брешь стрела вонзилась Артемасу в грудь. Удивленно распахнулись глаза от боли, маг последним сознательным жестом простер открытые ладони к пролому, и огненный шар, разраставшийся у него в руках, обратился в конус пламени.
Терон поспешно заслонился щитом. Даже под его защитой жар был почти нестерпим. Пламя быстро угасло, и Артемас повалился на каменный пол. На месте пролома рдел остывающий натек полужидкой лавы.
Отшвырнув непереносимо раскалившийся щит, Терон бросился к кузену. Он ритмично всхлипывал: стрела пронзила легкое — к счастью, достаточно высоко, чтобы не повредить печень или прочие органы. Артемас останется в живых, если не терять ни мгновения.
Осторожно отрезав наконечник, прошедший навылет, Терон бережно вытащил древко стрелы. Всхлипывание стало громче. Сняв перчатки, он возложил руки на рану и речитативом затянул молитвословие.
Жизненная Сила потекла сквозь его ладони туда, куда направлял ее Терон — в рану на груди Артемаса, а вместе с нею устремлялось его сознание. И он «узрел» повреждения, нанесенные стрелой, пронзившей тело мага.
Пробито было не только легкое, острие задело и артерию. Терон заставил ткани срастись, восстанавливая пострадавший участок. Так он лечил одно повреждение за другим, от внутренних к наружным. Наконец он заставил затянуться стенку грудной клетки, выпустил Силу из-под контроля и сел, закрыв глаза и дрожа от изнеможения.
Ему на плечо легла ладонь. Открыв глаза, Терон увидел Морфаила, опустившегося рядом на колени.
— Он оправится? — поинтересовался молодой ольв.
— Да, — отозвался Терон. Должно быть, галды на время отступили. Поглощенный исцелением Артемаса, Терон даже не заметил внезапной тишины, возвестившей об их отходе. — Они удрали?
— Только за ближайшую гряду холмов, — сообщил Эрельвар. — Ждут то ли подкрепления, то ли ночи. Чего именно, не знаю.
— Я видел, как группка галдов устремилась на север, — вставил Делариан. — Может статься, посланцы.
— Вероятно, они рассчитывают получить подкрепление завтра. — Эрельвар подошел к павшему и негромко проронил: — Ллвид ап Олдуин, предводитель твоего клана, вряд ли будет мной доволен, — и с минуту молча смотрел на погибшего.
— Еще потери есть? — наконец спросил он.
— Никак нет, мой господин, — доложил Морфаил.
— А послание?
— Давно в пути, — сказал Терон.
Эрельвар одобрительно кивнул. На сей раз им удалось выжить. Хотя бы на время.
Солнце мало-помалу клонилось к горизонту. Защитники расселись — кто внутри башни, кто наверху, выжидая развития событий. Время от времени кто-нибудь из галдов осмеливался высунуться из-за холма, но Эрельвар запретил стрелять по столь малообещающим целям. Стрелы стали чересчур ценным достоянием, чтобы расходовать их попусту.
— Скоро стемнеет, — заметил Терон.
— Да, — согласился Эрельвар. — Надеюсь, на закате они ринутся на приступ.
— — Надеетесь?
Эрельвар кивнул.
— Если мы нанесем им солидный урон, то, может быть, сумеем вырваться отсюда до подхода подкрепления.
— А как же Артемас?
— Уж если галды бегут, — улыбнулся Эрельвар, — то бегут без оглядки. Нам удастся скрыться вместе с Артемасом.
— Подкрепление! — крикнул сверху Делариан. Эрельвар повернулся и стремительно взбежал по древней лестнице на узкий карниз. Примерно в миле от башни показалась еще одна группа галдов.
— Я бы сказал, в этом отряде более сотни голов, — прикинул Терон.
— По меньшей мере, — угрюмо отозвался Эрельвар.
Глориен стояла на крепостном валу, озирая Кровавые Равнины при свете заходящего солнца. Ладонь ее покоилась на рукояти висящего на поясе длинного меча. Закатные лучи окрашивали сверкающую сталь ее дельвийских доспехов в цвет крови.
Выглядывая из-за зубцов, она ощущала на себе взгляды стражников. Неужели они так никогда и не признают ее? Сколько раз еще доказывать ей свое право на этот меч и латы?
«Наверное, никогда, — подумала она. — Все они наверняка предпочли бы увидеть меня лежащей навзничь в куда более беззащитной позе и куда менее непроницаемом одеянии, чем доспехи».
Ее красота никоим образом не помогала отогнать подобные мысли. Без шлема ее золотые волосы ниспадали ниже плеч, а серые с голубой искоркой глаза не раз и не два заставляли затаить дыхание мужчин, встретившихся с ней взглядом.
Даже сами доспехи не могли скрыть ее красоты, как она некогда надеялась — уж чересчур старательно дельвы постарались воспроизвести форму ее груди и изгиб бедер. Если уж на то пошло, доспехи лишь подчеркнули ее женственность, отчетливо противопоставив ее истинному предназначению доспехов.
Так что, как всегда, Глориен оставалось лишь не обращать внимания на взгляды, направленные ей в спину. Она со вздохом продолжала озирать Равнины, отыскивая источник охватившего ее беспокойства, однако уже начала опасаться, что встревожила ее отнюдь не угроза безопасности Кворина. Скорее она приняла бы подобную угрозу чуть ли не с радостью, потому что боялась, что опасность грозит кому-то несравненно более дорогому для нее.
Уже седмица с лишним, как Эрельвар отправился в Дельгрот. Глориен содрогнулась при одной лишь мысли об этом оплоте зла. Лазутчики донесли об участившихся набегах галдов на Ольванор и Умбрию. Эрельвар решил, что надо выяснить обстановку поосновательнее, и, как у него в обычае, не захотел отрядить на эту вылазку кого-нибудь другого.
Даже тогда Глориен опасалась за его жизнь и убедила-таки взять с собой десятерых региров. Эрельвар согласился, но настоял, чтобы сама она осталась в замке. Глориен подчинилась его воле, хотя и неохотно. А сейчас корила себя, усомнившись в разумности подобной уступки.
Ну, по крайней мере он взял с собой Терона и Артемаса — по их собственному настоянию. Конечно, ему трудно было отрицать, что чародей и боевой целитель в подобной эскападе могут весьма пригодиться. Но еще один воин тоже не повредил бы.
Ощутив, как долетевший с запада ветерок взъерошил ей волосы, Глориен готова была присягнуть, что он донес следы зловония Ядовитой Топи. Но этот ветерок в отличие от порывистых ветров, обычных в эту пору года, не стих. По мере того как он креп, Глориен поняла, что зловоние ей не померещилось.
Что означает этот дурной ветер? Она непроизвольно сжала рукоять меча покрепче. Стражники вдоль всей стены насторожились. Их тоже встревожил этот неестественный ветер.
В воздухе перед Глориен что-то мелькнуло — сложенный кусок пергамента, принесенный ветром. Стоящий неподалеку страж протянул руку к пергаменту, но тот вильнул в сторону, словно ветер намеренно уклонился. Он снова поднес пергамент к Глориен, и она протянула руку.
Едва успела она схватить листок, как ветер начал стихать. Принесенное послание оказалось письмом, запечатанным воском.