Я не заслуживаю, вероятно, ни внимания, ни дружбы - но от этого не уменьшается, может быть увеличивается напротив потребность в них. Ну, не буду размазывать. Еще раз очень и очень благодарю Вас.
Вечность прошла, как Вы уехали. Я очень жалел, что с Вами не простился, - кажется я послал Вам тогда письмо и стихи о Лермонтове? Или только стихи? Не помню теперь. Не подумайте, что "ударчик" приключившийся этим летом со мной - отшиб мне память. Это тогда, когда Вы уезжали [я] жил как в тумане и не запомнил собирался ли только послать при стихах несколько слов или приписал их. Или возможно, написал не то, что хотел. Но помню очень точно "зигзаги", "точку", где-то на дне сознания - вот Вы уезжаете и должно быть "навсегда" во всех смыслах и уже не поправить, то что мне хотелось бы поправить или исправить, чтобы Вы думали обо мне и о моем отношении к Вам, не "лучше", Бог с этим, но иначе, потому что жизнь моя так сложилась и сам я так путал, что ничего, что я на самом деле думаю и чувствую завалено всякой всячиной, не только скверной, но сложной случайной и чуждой мне Коша, т.е. Смоленский сказал недавно, что Вы ему писали, что Вам нравятся мои сгихи в "Нов. Ж.". Если Вы мне напишете что именно нравится, буду очень признателен: видите ли - можете "навести справки" - я не раз повторял - Ваша рецензия о "Портрете без сходства" мне крайне ценна. Дело не в похвалах, а в удовольствии, которое я испытал от нее за правильное и дающее поэтому удовлетворение - определение знания [зачеркнуто: смысла] и места моей поэзии. Хвалили меня, множество раз, сами знаете, и все это сплошь, вплоть до - может быть читали - Зинаиды Гиппиус "не то" не по существу: более умный и более глупый Мочульский. Ваша рецензия в этом смысле единственная, а как никак - тоже на старости лет когда [одно слово неразборчиво] и игра становится скучна и критика, и за сорок лет начитался вдоволь преувеличений и выдумок - и сам их только и писал - дорого ответственный и "разумный" отклик на как никак на дело всей жизни. Жаль только что заметка Ваша только схема в сорок или пятьдесят строк. Вот если бы как нибудь написали обо мне подробнее. Говорят, что только что напечатана Ваша статья о Ходасевиче - но не знаю даже, где.
Ну, статья это дело сложное и может быть совсем Вам неподходящее сейчас, но несколько слов "по существу" может быть мне напишете. И что не нравится, тоже очень хочу знать. Пожалуйста, по откровенней. Мне и интересно и полезно. Я Вам верю. И рецензия о "Портрете без сходства" и еще что Вы долго мои стихи не любили - и потом оценили так высоко делает для меня Ваше мнение и Ваши советы важными и нужными. Коша еще сказал, что Вы писали ему, что то вроде "старшим нравится, новые не понимаю!". Мне любопытно бы знать конкрет-ным образом в двух словах что слышали Вы от "новых". Только любопытно - потому что, как правило, "новые" городят критикуя, чушь, независимо от того, хвалят или ругают то или другое. По-моему они сплошь и рядом даровиты, часто изумительно "полны сил", но талантливость эта неотделимо слита с серостью почище латышской литературы или эпохи до символизма. Они наивны и первобытно самоуверенны, и как будто не поддаются органически культуре. Я к ним, т.е. к этим ди-пи - питаю больше, чем симпатию, я чувствую к ним влечение кожное и кровное. Но считаю, что они тоже "жертвы" большевизма, как и мы, только по иному. Нашу духовную культуру опозорили, заплевали и уничтожили, нас выбросили в пустоту, где, в сущности, кроме как заканчивать и "подводить итоги" "хоронить своих мертвецов" - вроде моей поэзии - ничего не остается. Их вырастили в обезяннике пролетариата - с чучелой Пушкина вместо Пушкина, какого знаем мы, с чучелой России, с гнусной имитацией, суррогатом всего, что было истреблено до тла и с корнем вырвано.
И получилась - бешенная одаренность рвущаяся к жизни - как если бы раззорена оранжерея - весной сквозь выбитые стекла покрывая все и мусор раззоренья и то что в почве еще уцелело от редкостных клеток, все глуша, ничего не соображая, торжествуют наливаясь соками на солнышке лопухи. Извините за лирический пассаж пришлось к слову, хотя и не полагается столь "образно" выражаться. Но, действи-тельно, я так ощущаю это наше "молодое незнакомое племя". Я думаю, что они и вообще Россия, пусть и освобожденная, в этом смысле "непоправимы", по крайней мере очень надолго. А - но возможно и навсегда. Почему бы и нет? "Не такие царства погибали", сказал о России не кто-нибудь, а Победоносцев. И в наши дни звучит это убедительней и более "пророчески" - чем "признанные пророчества" вроде Достоевского. Кстати всю жизнь я считал Достоевского выше всего что написано людьми, гениальнее и проникновеннее всего. И вот, признаюсь, засомневался. Возможно что я теперь ошибаюсь, но лежа после своей кондрашки перечел всего Достоевского. О, гениально, если угодно. Но - повторяю - может быть поглупел или очерствел с годами, - но фальшь так и прет для меня и из вершин и из срывов. Более того, за всеобъемлемостью, все пониманием, все проницанием "страшно вымолвить" - проступает нечто вроде кривлянья и душевного ничтожества. Ах, весьма возможно, что говорю чушь. Тем более, что совпадаю с пошлой стороной человечества, вроде Мельгунова. Мне лично кажется, что не совпадаю, потому что иначе, сквозь как никак душевный опыт пришел к этому. Но возможно, что и
Жил был поэт всем нам знаком,
На старость лет стал дураком.
Ну, пора и честь знать, - целую Ваши милые руки, еще раз сердечно благодарю и желаю Вам от души и веселых праздников и вообще удачи и счастья. Если Вы мне ответите, обещаю также отвечать - sauf centre ordre если не начну опять подыхать. Возможно и это - живется мне тяжко и здоровье расшатано прежним пьянством и пр. но может быть и не подохну. Как не странно, мне очень не хочется, несмотря на усталость и скуку моего существования играть в ящик но, представьте, наивно-литературным соображениям, вернее инстинкту: я, когда здоровье и время позволяют, пишу, уже больше года некую книгу.
"Свожу счеты", только не так как естественно ждать от меня как я со стороны, естественно и законно рисуюсь. Словом, не как Белый, в его предсмертном блистательно злобном пасквиле. Я "свожу счеты" с людьми и с собой без блеска и без злобы, без даже наблюдательности, яркости и т. д. Я пишу, вернее записываю "по памяти" свое подлинное отношение к людям и событиям, которое всегда "на дне" было совсем иным чем на поверхности и если отражалось разве только в стихах, тоже очень не всегда. А так как память у меня слаба, то я мне кажется нашел приход к этому самому дну легче чем если бы я, как в Пушкинском - как называется, тоже не помню - ну "я трепещу и проклинаю" - если бы меня преследовали воспоминания. Не берусь судить - как не знаю допишу ли - но по моему мне удается сказать самое важное, то чего не удается в стихах и поэтому мне "надо" - книгу мою дописать. Впрочем, мало ли что надо. Но писать для меня впервые в жизни утешение и "освобождение". Нелепо и выспрянно выражаюсь потому что, как всегда, устал и начинает болеть голова. Но лучше все таки хоть не книгу, так письмо Вам, какое ни есть, дописать и отправить. "Жизнь которая мне снилась" - это предполагаемое название.
Как ни стараюсь писать разборчиво вижу что [одно слово неразборчиво]. Так же нелепая страсть брать слова в кавычки. Делаю это машинально сам понимаю, что должно раздражать. Целую руки, кончаю. Будьте милой, перешлите, если можно, прилагаемые записки откровенно сознаюсь по экономии одно шлете письмо par avion стоит дешевле чем такое же письмо плюс две марки по 48 франков.