Дескать, откуда это обычный ленинградский, дворовый и абсолютно беспородный КОТ может с такой легкостью чего-то там цитировать, опираться на труды всемирно известных биологов и вообще - РАССУЖДАТЬ?!
Так вот, любой самый недоверчивый Читатель должен быть и справедливо-внимательным Читателем. Тогда он обнаружит в первых двух частях "Кыси", а потом и в третьей части (если, конечно, старик В. Кунин осилит эту третью часть), что я, КОТ МАРТЫН, в течение шести лет своей жизни воспитывался и вращался в кругу, прямо скажем, интеллигентном и незаурядном. Я имею в виду Шуру и его наиболее пристойных приятелей. Это во-первых.
А во-вторых, заметьте, я каждый раз совершенно сознательно и честно ссылаюсь на истинных Авторов той или иной фразы, которая может у таких Читателей вызвать состояние недоверчивости и раздражения. Чуть ли не на каждой странице я без устали повторяю: "...как сказал бы Шура Плоткин", "...как обычно говорил Водила...", "...по выражению Фридриха фон Тифенбаха".
То есть я и не собираюсь напяливать на себя венок этакого фантасмагорического всезнайства. Я открыто опираюсь на первоисточник: это почти всегда Человек, которого я люблю и которому доверяю. А мне, в большинстве случаев, на Людей очень и очень везло. За редкими исключениями, как вы сами, наверное, сумели заметить по первым двум частям "Кыси".
Да! И еще... Хорошо, что вспомнил!
За все неприличные выражения и матерные ругательства ответственность несу только Я. Старик Кунин тут абсолютно ни при чем. Он с самого начала был против мата. Ну, трудно, трудно перестроиться пожилому Человеку!
Но я доказал ему всю необходимость этих слов в нашем тексте.
Я сразил его всего одним, но очень точным утверждением моего Шуры Плоткина, что если в вашей книге все ваши герои - и шоферюги, и милиция, и пьяненькие интеллигенты, и матросня, и еще черт-те кто, о ком вы рассказываете, - будут разговаривать элегантным, аристократическим языком академика Лихачева, ваши Читатели не поверят ни единому вашему слову.
Должен признаться, что я и понятия не имею, кто такой академик Лихачев. Но зато я хорошо знаю Шуру Плоткина. А Шура зря не скажет...
Теперь о соблюдении формы подобных предисловий...
Как мне сказал тот же В. Кунин, в такого рода обращениях к Читателям необходимо принести благодарность всем, кто тебе хоть чем-то, но помог.
Поэтому, следуя совету старика Кунина, я хотел бы в самом начале книжки (если она, конечно, состоится!..) поблагодарить всех, живущих на пути в Америку и внутри ее Соединенных Штатов:
ЕФИМА ЗАКОНА БОРИСА МОГИЛЕВСКОГО АЛЕКСАНДРА ГРАНТА АЛЕКСАНДРА НИКИТИНА . АЛЕКСАНДРА ПРИВАЛОВА МАРИАННУ ШАТЕРНИКОВУ ДЖЕКА ПИНСКИ...
С уважением КОТ МАРТЫН. Или, если вам так удобнее, просто - КЫСЯ.
Давайте пытаться держаться друг друга В непрочных пределах порочного круга...
Миша Валигура и Миша Юдоеский
На следующее утро я, слава Богу, никем не замеченный, аккуратненько покинул свой инструментальный ящик, выполз из-под ремонтного верстака, просквозил через все машинное отделение, быстренько отыскал противопожарный ящик с песком и мгновенно но сделал все свои, сами понимаете какие, дела. Они из меня буквально рвались наружу!
Я тщательно все закопал передними лапами поглубже, притоптал задними и отметил про себя, что ничего лучшего, чем наш обычный русский противопожарный песочек, для таких Кошачьих дел Человечество не придумало.
На иностранных судах я не плавал и поэтому не имею понятия, чем они там тушат свои пожары.
Но, повторяю, когда за бортом плещет вода и этим своим звуком дико провоцирует и усиливает твое желание немедленно опорожнить себя, - дороже ящика с песком, с моей точки зрения, ничего даже и вообразить нельзя!
Поэтому, что бы там ни говорили, будто во времена Советской власти все было плохо и неправильно, я, Кот Мартын, в просторечье - "Кыся", от имени всего нашего Вида, тем или иным извивом судьбы оказавшегося на Российском плавающем средстве в открытом море, совершенно искренне восклицаю:
- Да здравствуют наши Советские пожарники - самые мудрые пожарники во всем мире!!!
Я, правда, никогда рядом с Пантерой не гадил, но подозреваю, что не ошибусь, если в этот восторженный хор я включу и наших более крупных Родственников.
Потом я привел себя в максимальный порядок - умылся, прилизался, пригладился и придал своей исполосованной хамской роже относительно интеллигентно-благожелательное выражение. На счет своей внешности у меня никогда никаких заблуждений не было. Чего Бог не дал - того не дал. Зато Он вознаградил меня целым рядом других совершенно замечательных качеств. Ими я и беру.
И вот с этим, слегка фальшивым, выражением на собственной харе я и отправился представляться Капитану.
Тут я решил свято выполнить последнее напутственное указание старого жучилы и лихоимца - Кота Санкт-Петербургского Торгового Порта. Уж кто-кто, а в таких штуках-дрюках, как правила соблюдения субординации, умение верно держаться на поверхности элементарных общественно полезных взаимоотношений, Кот Торгового Порта соображал не хуже Дейла Карнеги. Иначе этого взяточника и прохиндея (Кота, естественно!..) уже давно выставили бы пинком под хвост за ворота Порта.
Шура Плоткин как-то читал мне выдержки из книги этого Карнеги и, помню, все жаловался, что никак не может в нужный момент заставить себя (в собственное же благо) следовать советам Дейла. Хотя, отчетливо вспоминаю сейчас, в книге этого мужика было несколько очень толковых мыслишек...
Вычислить Капитана было плевое дело.
Дело в том, что ночью мой сладкий сон в ящике был прерван тем, что КТО-ТО спустился в машинное отделение и, перекрывая шум двигателей, начальственно гаркнул:
- Привет, маслопупы!
Как я потом выяснил, "маслопупы" и "мотыли" были узаконенными кличками для машинных команд на всех судах Российского флота. Ну, вроде как я - Кыся...
- Привет, маслопупы! - прокричал этот неведомый мне тип, и я сразу же почуял, как в густой и теплый воздух машинного отделения, наполненного за* пахами перегоревших масел, раскаленного металла, пропотевших человеческих тел и старых кроссовок, тоненькими незримыми нитями стали неожиданно вплетаться запахи "Данхилла" - сигарет, которые всегда курил мой дорогой мюнхенский друг Фридрих фон Тифенбах, запах хорошего одеколона, очень напоминающий одеколон профессора фон Дейна, и чего-то неуловимо женского... Так всегда пахло от Шуры Плоткина, когда он возвращался домой от какой-нибудь барышни. Или когда какая-нибудь барышня уходила от нас, оставляя мне измочаленного Шуру, пропахшего ее запахом.
- Александру Ивановичу - пламенный с кисточкой!
- Привет, Кэп!..
- Салют, Мастер! - услышал я из своего ящика под верстаком.
- Как дела, дед? - спросил Александр-ИвановичКэп-Мастер.
- Нормально, капитан, - ответил чей-то дед, и я понял, что Александр Иванович-Кэп-Мастер и есть тот самый Капитан, которому я обязан представиться и постараться понравиться с первой же секунды нашего знакомства.
А то, что "Дед" - это просто кличка старшего механика тридцати лет от роду, это я понял только на следующий день.
Но сейчас выскакивать из своего инструментального ящика и начать раскланиваться перед Капитаном и вытрющиваться, стараясь изо всех сил понравиться ему, на глазах у всей машинной команды - было бы, по меньшей мере, идиотизмом. А ну как ему захочется при подчиненных проявить всю свою безраздельную власть в открытом море и он прикажет вышвырнуть меня с судна к едрене-фене?! Или я ему со своим рылом вообще не покажусь?.. Я ведь, как говорится, НА ЛЮБИТЕЛЯ. Что тогда?..
Ну уж херушки, как сказал бы мой замечательный кореш Водила.