Она только страдала. Страдает она и сейчас, хотя после войны прошло уже столько лет. И Реня чувствует, что начинает видеть больше, чем видела и понимала вчера, очень важное открылось ей сегодня.
Дождь, ливший почти целую неделю, наконец перестал. Временами из-за низких плотных туч, быстро плывущих над городом, даже выглядывало солнце. На миг оно озаряло улицы, сверкало в стеклах окон и снова гасло, не успевая согреть холодный сырой воздух.
Зое было уже непривычно ходить по городу в разгар рабочего дня. Раньше в это время она была в цеху, а по улицам гуляла только после пяти часов или по выходным. В рабочие часы город, оказывается, совсем другой. Ходят по магазинам хозяйки с сумками, няньки возят колясочки с детьми, спешат школьники с портфелями, торопятся молодые парни и девушки с панками, наверное, студенты.
А Зоя никуда не спешит. Разглядывает витрины, заходит в магазины. Но скоро ей надоедает бродить одной по улицам. "К кому бы зайти? - думает она. - Может, к Соне Шиманович?" С того времени, как Соня поступила в институт, а Зоя на завод, они ни разу не встречались. А в школе когда-то дружили.
Зоя взглянула на часы. Три часа. "Ну вот, а занятия у Сони кончаются в два".
Зоя шла к подруге и представляла, как та обрадуется, увидев ее. Да и сама она была рада увидеть Соню. Соня станет рассказывать ей, как учится, с кем дружит. "Рассказать ли ей о Жене?" - подумала Зоя. Решила не рассказывать.
Соня едва была видна за ворохом книг, тетрадей и каких-то бумаг, которыми был завален стол. Вместе с нею за столом сидели худощавый длинноносый парень и кудрявая, коротко стриженная девушка. Все трое посмотрели на Зою так, будто она с луны свалилась. Наконец Соня прошептала: "Зойка". Но в голосе подруги Зоя не услышала радости. А парень с девушкой и вообще не скрывали своего недовольства.
- Это ты? - Соня словно не могла сообразить, как могла здесь очутиться Зоя. - А мы тут, видишь, зубрим.
Зоя разделась, присела на краешке стула, тоже заваленного книгами.
- Вот, знакомься, - без особого энтузиазма показала на своих друзей Соня.
- Борис, - буркнул длинноносый, тряхнул Зоину руку и тут же, схватив со стола какую-то книгу, стал торопливо ее листать.
- Света, - сказала стриженая, подав Зое вялые мягкие пальцы и тоже уткнулась в книгу.
- Ну, как дела? - растерявшись от такого приема, спросила Зоя.
- Ох, Зоечка, - вздохнула Соня. - Сама видишь, - показала она на стол, заваленный книгами, тетрадями, бумагами. - Послезавтра зачет, а преподаватель у нас - прямо зверь. На один вопрос не ответил - и все, иди гуляй! А мы еще ничего - ни в зуб ногой. Вот, сидим, зубрим, зубрим...
- А я гуляла... Давно тебя не видела... Дай, думаю, загляну, - уже словно бы оправдывалась Зоя.
- Ну и молодец, что зашла, - не очень искренне сказала Соня. - Если бы только не зачет...
- А много у вас зачетов?
- Ой, и не говори, - схватилась за голову Соня. - Сначала зачеты, потом экзамены. Пять зачетов, пять экзаменов.
Борис тихонько кашлянул, Света ерзала, как на иголках.
- А как твои дела? - спросила Соня явно из вежливости.
- Мои - ничего, так себе, - неопределенно ответила Зоя. Не начинать же при чужих все выкладывать Соне. - Кого-нибудь из наших видела?
- Надю Битяй недавно видела, - с большим усилием припоминала Соня. - Ты же знаешь, она на медсестру учится. Колю Силицкого как-то встречала, с завода шел.
Борис кашлянул погромче. Света демонстративно вздохнула. Соня бросила на них взгляд, полный немого отчаяния.
- Ну, хорошо, - покраснела Зоя. - Я вижу, что мешаю вам. Пойду.
Прощались с нею Борис и Света с гораздо большим радушием, чем здоровались.
"К Соне ходить не имеет смысла, пока сессия не кончится, - думала Зоя по дороге домой. - У Нади тоже, наверно, какие-нибудь зачеты".
На следующий день, вечером, Зоя решила зайти к Коле Силицкому.
- О! Зойка! - обрадовался он. - Не забываешь старых друзей, молодчина. А я, знаешь, в последнее время никого из наших не видел... О, погоди, вру! Соньку Шиманович недавно встречал.
- Она мне говорила.
Коля, наверно, только что умылся. Его черные, гладко зачесанные волосы были влажные, на свежей голубой рубашке еще виднелись следы утюга. Он сидел у стола, на котором были разложены маникюрные принадлежности, и подпиливал ногти. Это было совсем не похоже на Колю, который раньше никакого внимания не обращал на свою внешность и, случалось, неделями ходил лохматый, как бродяга.
- Понимаешь, - сказал Коля, заметив, наверно, ее удивление - работа шлифовщика, сама знаешь... Масло так в руки въедается, что ничем не отдерешь, под ногтями вечный траур. А я играю Ромео в спектакле "Ромео и Джульетта". Хорошенький будет Ромео с черными ногтями!
- Вот оно что, - улыбнулась Зоя.
- Подожди, - уставился вдруг на нее Коля, - а из тебя бы получилась мировая Джульетта! Ты на часовом работаешь? Переходи к нам, на станкостроительный... Да что это я! - махнул он рукой, наверно вспомнив, что в школе Зоя ничуть не интересовалась драматическим кружком. - У тебя нет драматического таланта. А жаль, тебе бы талант, - только героинь играла бы!
- Да ну тебя, - засмеялась Зоя, - лучше расскажи, как живешь.
- Как живу? Вот сегодня, например, у нас генеральная репетиция. И как здорово у нас получается! Мировой руководитель! Настоящий артист, из настоящего театра! Когда мы поставили "Извините, пожалуйста", наш спектакль даже по радио передавали. Может, слышала?
- Нет, не слышала... Ну, а работа как? Нравится тебе?
- Да хорошая работа! Я уже давно самостоятельно работаю, зарабатываю что надо, только вот, видишь, руки не отмыть. А какой это Ромео, в мазуте? У нас в кружке все должно быть без дураков.
Нет, определенно ни о чем, кроме как о своем кружке, Коля говорить не мог.
Вдруг он глянул на часы и поспешно сгреб свои пилочки.
- Ой, не хватало на генеральную опоздать! Ты уж извини, Зойка...
- Что ж...
- Молодчина, что пришла, - Колино лицо сияло радостью, но трудно было догадаться, рад он Зое или тому, что сегодня генеральная репетиция и он играет Ромео.
Они вместе вышли из дому, Коля махнул ей на прощанье.
- Слушай! - крикнул он уже издали. - Приходи к нам в клуб смотреть спектакль! В воскресенье премьера! - и он умчался, больше не оглядываясь.
Незаметно подкралась зима. По утрам крыши, тротуары, ветки деревьев припорошивал слабый иней. Он таял при первых лучах солнца, и тогда все снова становилось по-осеннему сыро и серо.
Зоина кровать стояла напротив окна, в которое была видна крыша пятиэтажного дома. Проснулась она, когда ветер наполовину высушил крышу и только по краям еще виднелись влажные потеки.
В квартире было тихо - мать, наверно, по магазинам ходит, отец в библиотеке. Никто не мешал Зое лежать и думать. И она думала. Думала о том, как ей сейчас хорошо. Не надо вставать впотьмах, когда еще так хочется спать, когда, кажется, нет большего счастья - полежать в кровати еще хоть минутку. Не надо давиться в переполненном троллейбусе, сидеть весь день, согнувшись крючком, слепнуть над теми дурацкими волосками да балансами.
Обо всем этом думалось для того, чтобы убедить себя: она должна лежать и радоваться. Но самое удивительное - радость не приходила. Наоборот, какое-то неприятное ощущение, похожее на тревогу, вот уже который день охватывало ее с самого утра.
Получилось так, что Зоя оказалась одна. Все чем-то заняты, куда-то бегут, спешат, и никому никакого дела нет до Зои, никому она не нужна. Прежде ей казалось, что у нее не хватает времени, чтоб погулять, сходить к подругам, почитать, отдохнуть.