Понятно, что просто так фальшивой бороды никто носить не станет, потому что она чешется, колется, отклеивается и вообще доставляет много хлопот. Поэтому фальшивые бороды носят только по каким-то важным поводам. Скажем, вам необходимо кого-то зарезать. Казалось бы, тут фальшивая борода может прийтись кстати -- приклеили, зарезали кого нужно, и выбросили бороду в мусор от греха подальше. Но милиция тоже не лыком шита: она может запросто приклеить вам первую попавшуюся бороду и показать вас старушке, которая как раз у того, кого вы зарезали, хотела пустую бутылочку попросить. А уж если вам правильную бороду приклеить, то вас и трезвый человек как Карла Маркса опознает, а что уж там говорить про с утра пьяную старушку. Вот вы и попались, даже если в этот раз и не вы резали. Осторожнее нужно, с бородами-то.
А Петр Семенович придумал очень хитрую штуку: он наклеивал бороду только тогда, когда вел себя прилично -- ходил на службу, здоровался с соседями, выносил мусор или голосовал за какого-нибудь депутата. А потом за угол свернет, бороду отклеит -- и чистая сволочь: всех ограбит, а кого не ограбит, тому в рожу плюнет. Правда, надо сказать честно: убивал он редко. Ну, если кто-то совсем уж неприятный, он того зарежет, конечно, но без всякого удовольствия. А вот грабить -- просто за уши его не оттянешь. Ничем не побрезгует: ясли, собес, дурдом, общество слепых, союз писателей -святого для него не было. Зайдет и ограбит до нитки.
Милиция свидетелей допросит: кто грабил? Как выглядел? Борода? Усы? Татуировки? Да нет, отвечают свидетели, неприметный такой, чисто выбритый. Даже фоторобота приличного не составишь. Один раз милиция к нему домой пришла, а он дверь открыл, из бороды папироска дымит. Чем могу помочь? -спрашивает. Ну не могла же у человека за один день такая бородища вырасти? Соседку потихоньку допросили, а она -- что вы, что вы, говорит, он вчера со мной здоровался, а борода у него спокон веку, а вот пенсию второй месяц задерживают, вы уж там разберитесь.
Так и ушла милиция ни с чем.
А Петр Семенович от такой безнаказанности совсем распоясался. Особенно полюбил он грабить одиноких женщин. Разузнает, бывало, что у какой-то женщины в Стерлитамаке есть троюродная родственница Ирина Михайловна, и придет в гости как бы от этой Ирины Михайловны, баночку смородинового вареньица передать. Женщина одинокая, обрадуется, конечно, чаем его напоит. И он культурный, вежливый, выбритый и одеколоном пахнет. При этом специально заранее пуговицу себе на рубашке оторвет и в карман положит. Женщина, как оторванную пуговицу увидит, так вся задрожит от радости -- неженатый значит. Рюмочку ему нальет, капусточки наложит, сама насолила, да есть некому.
А он, мерзавец такой, грабит не сразу. Он сначала пообживется, духи какие-нибудь подарит, выключатель починит, цветочек принесет. У женщины уже и так рот до ушей, а тут он и вовсе: а что бы, предлагает, нам обои не переклеить, я, дескать, непревзойденный обойщик. И действительно: заявится утром с десятью рулонами и по всей квартире их раскатает. Женщине на работу нужно бежать, а он уже клейстер развел, мебель сдвинул, напевает. Ну и оставит она его одного в квартире. А когда вернется -- там не то что новых обоев не наклеено, но и старые гэдээровские ободраны, лампочки все вывернуты и смеситель в ванной снят. Не говоря уж про деньги и драгоценности, которые этот негодяй вместе с полотенцами из шкафа уволок. И даже крема для ног не пощадил, такая сволочь.
Женщина, конечно, бежит жаловаться в милицию. А та, только ее на пороге завидит, уже вздыхает: тихий? Гладко выбритый? Ну, пишите заявление.
Женщина слезы по лицу размажет, накарябает чего-нибудь и идет в пустую квартиру на полу спать, а милиция это заявление в папку положит и матом ругается: никак не может она этого грабителя поймать, хоть лопни.
А папка уже такая толстая, что ее со шкафа никто снять не может -- запихают в нее очередное заявление кое-как, и все.
А попался он очень глупо: забыл однажды вечером кран на кухне закрыть.
Бабка с нижнего этажа как увидела, что у нее угол мокрый, сразу вызвала милицию. Когда милиция ему в дверь забарабанила, он вскочил, спросонья ничего не понимает и бороду забыл надеть. Открыл, бабка-то сразу на кухню понеслась, а милиция с прищуром смотрит: ага -- тихий, гладко выбритый, все сходится. И борода на стуле лежит, проветривается. Документики, гражданин.
Началось следствие. Сняли кое-как том со шкафа и три года грабеж за грабежом расследовали. А на четвертый год милиция за голову схватилась -дело только до сто сорок седьмой страницы расследовано, при том, что всего этих страниц тысяча восемьсот сорок две. Задумалась милиция: это что же получается -- все дела забросить и заниматься одним негодяем тридцать лет без выходных?
Неизвестно, до чего бы там она додумалась, но к счастью, все решилось само собой: зашел как-то утром надзиратель в камеру, а Петр Семенович вытянулся на нарах и руки на груди сложил. И борода у него белая как снег. Подергали бороду -- настоящая, хотя вчера еще никакой бороды не было, а сегодня вон какая вымахала, и светится как будто. Та милиция, которая верующая, даже перекрестилась.
Вот ведь как бывает: жил человек -- сволочь сволочью, а помер -- и посмотреть приятно.
Мудак
Николай Константинович был человек неплохой, но совершеннейший мудак.
На иного посмотришь -- ведь свинья свиньей: и в штору высморкается, и всех женщин за ягодицы перещиплет, и сироте копеечку не подаст, но при этом не мудак. Люди к нему тянутся, в коллективе его уважают и женщины на него не сердятся.
А Николай Константинович, хоть и вежливый, и поздоровается, и слова грубого никогда не скажет, а мудак, и все тут. Люди на него как посмотрят повнимательнее, так у них сразу кожа на лбу складками собирается. Вот как-то зашел Николай Константинович в церковь свечечку поставить, а там поп всех кадилом обмахивает. Всех обмахнул, а как до Николая Константиновича дошел, так даже споткнулся. Посмотрел на него внимательно, кадило придержал и ушел в другой угол махать.
Из-за своего мудачества Николай Константинович постоянно попадал в неприятные истории.
Например, стоит он в очереди за постным маслом, а на него сверху со ступенек человек валится. Должно быть, этому человеку зачем-то понадобилось со ступенек свалиться, подумает Николай Константинович и посторонится, чтобы не помешать. А человек всю морду себе об асфальт и разобьет вдребезги -припадок у него, оказывается. Вся очередь тут же на Николая Константиновича нападет: почему, мол, человека не словил? Наверное специально хотел полюбоваться, как он об асфальт морду разбивает? Ну и накостыляют Николаю Константиновичу по шее да еще из очереди прогонят.
Или лежит, бывало, кто-нибудь в луже, а Николай Константинович мимо идет. Уже и за угол повернет, а его хвать за шиворот: почему не остановился, сукин сын? Может человеку с сердцем плохо? Почему не поинтересовался, мудак? И опять накостыляют.
Даже те люди, которые к Николаю Константиновичу поначалу неплохо относились, и те рано или поздно вдруг посмотрят внимательно, сморщатся и скажут: "Ну и мудак же ты, Николай Константинович!"
А однажды на службе, где работал Николай Константинович, кто-то украл деньги. Не десять рублей, и не сто, а какие-то огромные тыщи, которых и за пятьдесят лет не заработаешь. И все на службе знали, что украл их один пьяница, которого все любили, потому что он кому хочешь последнюю рубаху отдаст. Жалко было всем этого пьяницу -- у него же детей семь штук и жена беззаветная труженица на швейной фабрике.