Его рука, опиравшаяся на крепкое дерево посоха, напомнила Руди руки Ингольда, иссеченные шрамами, очень ловкие и сильные. У посоха был металлический наконечник в форме серпа около пяти дюймов в поперечнике, внутренний край которого блестел, как лезвие бритвы. Он притягивал к себе звездный свет так же, как эти широкие голубые глаза, так же, как мерцающее стеклянное кружево ажурной пены, омывавшей берег и оседавшей на что-то, наполовину скрытое в песке.
Взглянув вниз, Руди увидел скелет. Старая кровь еще пятнала сырые кости, и отвратительные крабы ползали в пустых глазницах черепа. Архимаг обошел его. Край его темного плаща скользнул по скелету и смел песок позади волшебника, продолжавшего свой скорбный путь.
Весь в холодном поту, Руди отпрянул назад, ощутив неожиданный страх. Свет в кристалле померк, погрузив комнату в полный мрак, но оставив голубоватый отсвет в его сердце. И тогда он услышал звук, далекое, слабое гудение, дрожь, которая сотрясала в темноте все Убежище до древних костей ее основателей.
«Гром», — подумал Руди.
«Гром? Слышный через десятифутовые стены?»
Все внутри у него сжалось. Он поднялся и устремился к двери. Снова гул прошел по Убежищу, вызвав зловещий звон в металлическом хламе, сваленном в углах, и заставляя дрожать массивные стены.
Руди бросился бежать.
2
— Проклятье! — прошептал Ингольд, казавшийся совершенно белым в дикой пляске теней. Вдруг удар сокрушительной силы обрушился на ворота. Факелы нервно замерцали, будто само пламя затрепетало в ужасе перед яростью Дарков. В Убежище началась паника.
Обезумев от страха, люди с факелами суетились и метались по Убежищу, находясь во власти противоречивых слухов и не зная, чему верить. Беспомощные дети и немощные старики, в панике покинувшие свои каморки, когда начался гром, жались теперь друг к другу в центре свободного пространства, как вспугнутые птицы. Матери и отцы, вынужденные оставить свое беззащитное потомство в закрытых темных комнатах, сгрудились вокруг Януса и его воинов и молили о спасении. Янус, в тусклом мерцании факелов возвышавшийся над несчастными, до смерти напуганными людьми, своим глубоким и сильным голосом пытался рассеять эти напрасные страхи. Он набирал добровольцев в караулы и вообще делал все, что было в его силах в этом хаосе воплей и света.
«Недурная зарисовочка для Дантова Ада, — подумала Джил, — эта бархатная тьма и лихорадочно трепещущее пламя. Слава Богу, Убежище построено из прочного камня. Неплохо, если к утру этот ужас минует нас. Хотя Дарки постараются расправиться с нами раньше».
Но здесь был Ингольд, и Джил было невыносимо стыдно бояться чего-то под взглядом волшебника.
И она чувствовала только холодную отчужденность, хотя ее кровь стремительно пульсировала в жилах, а тело дрожало от страшного возбуждения. Отчужденность была не только эмоциональной, но и физической, ведь они с Ингольдом стояли на ступенях перед воротами, позади них гремела и сотрясалась сталь. Никто не смог бы подойти туда ближе них.
В зале стоял невероятный шум. Зловещий грохот не прекращался ни на минуту, смешиваясь с безумно-исступленными криками. Убежище теперь действительно напоминало кромешный ад. Мужчины и женщины дико метались туда и сюда, с целью или без цели, и качающиеся лампы и факелы в их руках напоминали неистовое буйство светлячков в летнюю ночь. Ворота содрогались от атак Дарков, и Джил всякий раз ощущала страшную силу вибрации.
Ингольд повернулся и тихо спросил:
— Бектис здесь?
Джил знала, что придворный маг — единственный, кроме Ингольда, волшебник в Убежище.
— Шутить изволите, — проворчала она, потому что единственной заботой Бектиса была забота о его собственном здоровье.
Ингольд не улыбнулся, но вспыхнувшее в усталых глазах удовольствие неожиданно омолодило его. Оно исчезло так же быстро, как и появилось, и тень тревог и печали снова омрачила лицо волшебника.
— Значит, у меня нет иного выбора, — сказал он мягко. Голубовато-белое свечение на наконечнике посоха коснулось его лица, находившегося в тени. Джил почудилось в его лице странное выражение упрека самому себе, но она не была в этом уверена. — Джил, я не хотел просить тебя об этом. Опасность слишком велика, а тебе недоступны чары магии и колдовства.
— Ну и что, — тихо возразила Джил.
— Да, — Ингольд внимательно посмотрел на нее, и непонятное выражение, которое она не могла определить, появилось на его лице. — Для тебя это не имеет никакого значения, — он взял ее за руки и вложил в них свой посох. Наконечник по-прежнему излучал слабый белый свет, но она не чувствовала никакой силы или вибрации в самом посохе. Это было просто дерево, гладко отполированное за десятилетия пользования, а сейчас — теплое от его рук. — Свечение может исчезнуть, если Дарки отнимут большую часть моей силы, — предупредил он ее. — Но ты не должна оставлять меня.
— Ни за что, — заверила его Джил, задетая за живое его просьбой и тем, что он как бы усомнился в ней.
Ингольд улыбнулся ее уверенному тону.
— Увы, но может статься, что мы погибнем, — продолжал он. — Если внешние ворота поддадутся, внутренние будут смяты, как тонкая жесть. Ледяной Сокол! — позвал он, и стройный молодой капитан, стоявший среди воинов Януса, подбежал к ним.
Это и увидел Руди, спрыгивая с последних ступенек непрочной самодельной лестницы, ведущей со второго уровня. Они были похожи на разведчиков в тылу врага, их лица освещал бледный свет посоха. Шум за воротами удвоился, отдельные удары слились в одну продолжительную атаку; разрывающий уши, как канонада, рев заставил ворота снова вибрировать, и у Руди от ужаса перехватило дыхание.
Кто-то рядом с ним взвизгнул. Ледяной Сокол бросился к внутренним воротам и принялся вращать засовы. От мысли о неистовой ярости, заполнявшей ночь снаружи, у Руди стыла в жилах кровь, но он не находил в себе сил подойти ближе. Ворота медленно открылись на своих бесшумных петлях; рев атаки, бьющей по наружным воротам, перекатился через десятифутовый проход, как волна воющего гула. Через черное пространство ворвалась беспощадная масса тьмы и чудовищного ужаса.
В белом круге волшебного света Ингольд и Джил стояли, словно двое влюбленных. Колдун и воин; их иссеченные, покрытые синяками и шрамами руки соединились на дереве посоха. У Руди дрогнуло сердце, когда он увидел, что Ингольд медленно повернулся и ускорил шаги. Джил следовала за ним с сияющим посохом, высоко поднятым, как факел, в ее руке.
Она не сможет сделать этого, подумал Руди в отчаянии, пробираясь вперед между скованными ужасом людьми. Она лишена волшебной силы. Если Дарки одолеют Ингольда, она обречена на верную гибель.
Но он не смог подойти к ним, беспомощно остановившись на краю темноты.
На черноте перехода резко выделялись старик в истертой и грязной коричневой мантии и девушка в черном с белой эмблемой на плече и мерцающим светом, поднятым над головой. Оглушительный рев Дарков окружал их в темноте незащищенного пространства, но ни Джил, ни Ингольд не оглядывались. Взгляд Ингольда был устремлен на ворота, а Джил, необъяснимо спокойная в самом центре этого неземного рева, смотрела ему в спину.
«Она сошла с ума, — подумал Руди в ужасе, — нет, нет, нет...»
Ингольд достиг конца узкого прохода. В неровном слабом свете волшебного огня Руди увидел, что он протянул руки, касаясь дрожащей стали наружных ворот.