- Но что же мне теперь делать?- пробормотал Пьер Ламуль, обливаясь слезами.
- Стыдитесь! Больше вам нечего делать!
- Да-с! - наставительно сказал полковник,- не хорошо-с! Стыдно-с!
- Товарищи! - продолжай Эбьен взволнованным голосом,- кто из вас за войну, прошу поднять руки.
Ни одна рука не поднялась.
- Теперь товарищи, прошу поднять руки тех, кто против войны.
Все, кроме Какао, подняли руки.
- Абсолютное большинство голосов при одном воздержавшемся за непониманием, в чем дело,- прекрасно!
- Теперь товарищи...
Стук засова не дал ему докончить предложения.
Вошел симпатичный парень с честным и открытым лицом и, поставив посреди комнаты две миски, удалился.
- Почему-то в комнате запахло морем, - заметил Валуа.
Полковник Ящиков вдруг вскочил с места.
- Вобла, вобла! - кричал он, от радости приплясывая,- матушка ты моя, рыбешечка ненаглядная. Соскучилась-таки по мне, старику, приплыла-таки.
- Превосходный суп, - заметил Ламуль заискивающим тоном.
- Еще бы, после океанских хлебов.
- А что в другой миске?
- Какая-то каша - желтая.
- Ужели пшено?-вскричал полковник и тут же прибавил разочарованно,нет, маис какой-то... да и в рыбе я, кажется, ошибся... Нет, не наша это рыба... чужая рыба... тюрбо.
В течение нескольких минут все с жадностью ели.
Даже прекрасная Тереза, ничего раньше никогда не кушавшая, теперь с восторгом обсасывала вкусные, пахнущие синим простором, хвостики.
И вдруг в углу раздались странные писки, напоминающие те звуки, которые изрыгает из скрипки слепой скрипач, которому мальчишка вместо смычка подсунул одну ручную пилу. Это всхлипывала черная принцесса.
- Ах, черт возьми! - вскричал Галавотти, - бедняга не ест здешней пищи. Вы бы, сеньор, распорядились, а то еще, неровен час, похудеет наша красавица.
И он постучал по двери деревянной ногой.
- В чем дело? - раздался голос.
- Товарищ, - сказал Эбьен, - среди нас есть одна девушка, которая не ест этой пищи.
- Что же делать. Здесь как-никак темница, а не отделение дювалевского ресторана.
- Пищу, которую ей хотелось иметь, очень легко добыть. Я думаю, что миска дождевых червей вполне бы удовлетворила девушку.
Очевидно, часовой был очень удивлен столь необычным вкусом заключенных, ибо он немедленно загремел засовом.
Прекрасная Тереза заметила при этом, что Галавотти что-то тихо говорил на ухо Морису Фуко, а тот качал головой, указывая себе на желудок.
- Дождевых червей? - переспросил часовой.
- Ну да, вы знаете, что после дождя выползают черви. Ну, если нет дождевых, можно навозных. Ужа, наконец.
- И товарищ все это съест?
- Съест.
Часовой долго качал головой и наконец вышел, забрав миски.
- Ну, Морис,- пошутил Ламуль, - сейчас мы угостим вашу супругу.
- Пьюк! - сказал Морис, садясь рядом с Какао.
- В чем дело?
- Клюмс.
- Что за ерунда.
- Плюмс.
- Что вы ломаетесь!
- Пьюк, -- возразил Морис, отодвигаясь от Какао, которая вдруг возымела намерение приласкать его.
В это время дверь отворилась, и часовой внес блюдо, полное червей. Другие часовые и человек в очках стояли, с любопытством заглядывая в камеру. Какао с жадностью взяла горсть червей, отжала их в своем темном кулаке и поднесла копошащийся пучок этих темных макарон к устам Мориса.
Заключенные, кроме Галавотти, ахнули от удивления.
Морис Фуко откусил кусочек червяка и проглотил его, сделав при этом такую гримасу, что все бабочки у него на лице, казалось, вот-вот улетят, захлопав крыльями.
- Как, и этот тоже ест червей? - изумился человек в очках.
- Ну, конечно, сеньор, ест! - вскричал Галавотти, - да еще как уплетает. Фиго, - обратился он к Морису.
- Фиго, - отвечал тот, - Вот видите... Я спросил его, что он больше всего любит на свете. Он ответил - жену, а после жены дождевых червей.
- Но ведь вы оба сказали всего одно слово.
- Мы понимаем друг с друга с полуслова...
Он понял первую половину, а я вторую.
- Кто-нибудь состоит при них? - спросил человек в очках.
- Я состою, сеньоры, я состою. Я этим зарабатываю на хлеб. Они едят червей, .а я зарабатываю хлеб. Очень интересное зрелище, поучительное и имеющее даже общественное значение. Вообразите, все начнут питаться червями; вот царь-голод остался без престола.
- Но почему же вы попали к нам в тюрьму?
- А это уж я вас должен спросить, а не вы меня.
- Но ведь вы же пришли вместе с этими белогвардейцами.
- Ничего подобного. Это было чистое совпадение... Просто я показывал моим дикарям здешние достопримечательности... Я - белогвардеец?.. Хорошенькая история. Видите ногу... Потерял на мировой бойне...
Человек в очках смутился. .
--Чего же вы молчали?
- А у меня бывает... Последствия контузии. В двух шагах от меня лопнул чемодан, то есть не с бельем чемодан, а настоящий чемодан - из немецкой мортиры. Меня тогда скрутило, как штопор, и язык мой за что-то зацепился, кажется, за щитовидную железу... Ну, с тех пор он иногда и зацепляется... Вот и тут как раз зацепился, а эти ребята, пожалуй, легче бы объяснились с галками, чем с вами.
- У вас есть удостоверение личности и мандат на право демонстрации этих товарищей?
- Был мандат, даже два было, - сказал Галавотти, роясь в карманах, один мандат на него, другой на нее... Гм... А... я его потерял. Я так размахивал руками, что у меня все повылетело из карманов. Я сделаю публикацию... номера случайно помню. До свидания, товарищ, простите за беспокойство.
И, вытолкнув из темницы Мориса и Какао, Галавотти удалился, стуча деревяшкой.
* * *
В этот же вечер в камеру, где сидели путешественники, было брошено в окно кем-то объявление:
Театр улицы 9 Мая
КРАСАВИЦА С ОСТРОВА "ЛЮЛЮ" (с мужем)
Подробности в афишах
Для заведующих общественными столовыми вход свободный
Глава V
Самопропаганда
После того как трое узников очутились на свободе при столь удивительных обстоятельствах, пребывание в тюрьме показалось остальным невыносимо скучным.
Прекрасная Тереза наконец не выдержала.
- Послушай, дыня, - сказала она, щелкнув банкира по затылку, - мне надоело тут сидеть.
- А я что же поделаю?
- Ну, я не знаю... Ну, откажитесь от своих привилегий.
- Ха, ха, ха, - расхохотался Эбьен, - да разве у него есть привилегии? Отказаться от привилегий!.. Да их у него давно уже отняли. Нет, пусть он лучше возвратит к жизни те сотни тысяч ни в чем не повинных людей, которых он утопил в крови.
- А ну вас с вашей кровью... И так не радостно на душе, а вы все кровь, да смерть...
- Ага, не нравится? Купоны-то резать не то, что головы...
- По-моему, - заговорил вдруг Валуа быстро и убежденно,- сидеть в этой тюрьме просто глупо... вообще в тюрьме сидеть глупо... Чего от нас хотят? Чтобы мы признали советскую власть? Да ведь я, ей-богу, в душе всегда стоял за советскую власть... Ну, посадите меня сейчас на французский престол... да... я имею на это все права, ибо мои предки правили Францией подольше, чем Бурбоны... ну, вот посадите меня...
- Да вы не тяните... Ну, посадили вас... дальше?
- А дальше... Ну какой я король? Ну, что я буду делать на троне?
- Ну, мало ли что... послов принимать.
- Великое, подумаешь, счастье... В кафе ходить нельзя, артисток... простите, я забыл, что тут дамы, нет, препакостная жизнь... полнейший вздор... И потом, ведь это только в начале революции плохо. Если прислугу прогонят, так и то сколько времени хозяйства наладить не могут, а тут правительство прогнали... А почитайте, как теперь хорошо в России. Спросите полковника, он человек опытный, разве можно сразу наладить?
- Никак нельзя, - подтвердил полковник, - ведь у них еще небось и Деникин не наступал, небось еще с чехословаками возятся.
- Ну, вот видите... Нет, я даже чувствую какой-то подъем (Валуа заходил по комнате).