Все вокруг находились в движении: шофера и кладовщики, этот беспокойный полустроевой люд, более чем кто-либо исполненный сознания своей значительности и необходимости на войне, получатели из частей и солдаты в перепачканных мукой гимнастерках, что таскали ящики и мешки на весы, грузили в автомашины. В правом углу, у изгороди из колючей проволоки, с враждебной настороженностью уставилось стволом в небо зенитное орудие.Возле штабеля мешков с мукой, у вереницы машин, ожидавших очереди на погрузку, Алехин разыскал начальника склада, пожилого майора, толстого, с большим выступающим животом, однако на редкость подвижного и энергичного. Узнав, что Алехин из контрразведки, он, оставив дела, провел его в просторную землянку, где помещался штаб склада, попросил двух сержантов-писарей выйти и только тогда, усевшись сам и усадив Алехина, спросил, что его интересует.- "ЗИС" И 1-72-15 ваша машина?- И 1-72-15?.. Моя. А что случилось?- Пока ничего, - успокоил Алехин. - Она только что вернулась со стороны Алитуса: очевидно, из Мариамполя или же Каунаса. У нее еще сзади выломан кусок борта.- В Мариамполь машина ходила. Какая - точно не скажу. И насчет борта не знаю: транспортом ведает мой заместитель... Сейчас выясним, - пообещал майор и поднялся.- А шофера вы знаете?- И 1-72-15?.. Борискин... Откровенно говоря, знаю его мало. Он у нас недавно, месяца два... Но плохого ничего сказать не могу. Шофер как шофер.- Мне бы хотелось побеседовать с ним. И посмотреть книгу учета личного состава. Только чтобы без шума, - попросил Алехин.- Понятно.Выйдя из землянки, майор что-то сказал одному из писарей, затем вернулся и, по армейскому обыкновению спросив Алехина, не хочет ли он поесть, молча принялся рыться в стареньком канцелярском шкафу. Он, как видно, был нелюбопытен, лишних вопросов не задавал; во всех его действиях чувствовалась спокойная деловитость, и Алехин не мог это не оценить.В дверь постучали.- Войдите!- Товарищ майор, ефрейтор Борискин по вашему приказанию прибыл...Алехин увидел перед собой невысокого худого блондина с темными хитроватыми глазами на бледном немытом лице. На Борискине были грязные, промасленные шаровары и гимнастерка с солдатскими погонами, а на ногах старые, с порыжевшими голяшками хромовые сапоги; он быстро перевел взгляд с майора на незнакомого капитана и, по-видимому не ожидая для себя ничего хорошего, сразу насторожился.- Садись, - предложил майор.- Ничего... постоим. - Борискин снова быстро посмотрел на Алехина.- Ты когда борт обломал?- Это прошлой ночью на разгрузке. Я не виноват! "Студер" задним ходом разворачивался и врезал. А я тут ни при чем. Я докладывал помпотеху...- Ладно. Проверю... Вот капитан хочет с тобой побеседовать. - Майор кивнул в сторону Алехина.- Это насчет чего? - прищурился Борискин.- Узнаешь, - сказал майор и, склонившись к уху Алехина, шепотом спросил: - Мне уйти?- Почему? Оставайтесь... Садитесь, ефрейтор, - предложил Алехин, и Борискин уселся на табурете шагах в трех от стола.Алехин как можно непринужденнее задал ему несколько общих вопросов: откуда родом, кого из родственников имеет, с какого времени в армии, доволен ли службой в части, много ли приходится ездить, куда и с каким грузом.Борискин отвечал не спеша и довольно лаконично, с какой-то настороженностью обдумывая каждое слово и избегая при этом смотреть Алехину в глаза.- Сегодня куда-нибудь ездили?- Ездил... В Мариамполь. Мешки возил... Вот маршрутный лист. Борискин с готовностью достал из кармана гимнастерки сложенный вчетверо помятый листок бумаги и, развернув, положил на стол перед Алехиным.- А кто еще сегодня ехал на вашей машине?- Как кто? Никто.- Может; подвозили кого-нибудь?- Нет! У нас это не положено. Продуктовая машина! Порожнем разве когда офицера подвезешь, и то своего, из начальства.
А гражданских ни-ни!.. Насчет этого бдительность...Он говорил так убедительно, что можно было ему поверить. Можно, если бы Алехин своими глазами не видел, как Борискин вез на машине людей и получал деньги с крестьян.Майор между тем отыскал в шкафу большую тетрадь в картонной обложке, став спиной к Борискину, разложил ее на столе, полистал и прочел что-то такое, отчего в лице его выразилось удивление. Сделав какую-то пометку, он пододвинул тетрадь Алехину; капитан уже догадался, что это форма четыре книга учета личного состава.Продолжая разговаривать с Борискиным, Алехин прочел: "... Водитель... ефрейтор... Борискин Сергей Александрович, 1912 г. р., б/п... образование 4 класса, в плену и под оккупацией не был... В 1936 году судим по ст. 162-й* п. "д" на 5 лет... Награды: медали "За боевые заслуги" и "За оборону Москвы".Отметку о судимости майор отчеркнул сбоку карандашом. Когда Алехин, просмотрев запись о Борискине, глянул на майора, тот, колыхнув грузный живот, понимающе вздохнул.- Значит, сегодня вы никого не подвозили? - продолжал Алехин.- Нет!- Никого за всю дорогу?.. Припомните получше.- Чего тут припоминать-то, - обидчиво сказал Борискин. - Один ехал зачем мне врать?... Чего от него хотят, он не мог понять, предположил же поначалу совсем иное.Уже несколько лет он был в основном чист на руку, но сегодня на рассвете перед поездкой в Мариамполь, как на грех, не удержался и, когда кладовщик отвернулся, сунул в кузов под мешкотару коробку с американским пиленым сахаром. Сделал он это не оттого, что его тянуло украсть или выпить (страдая желудком, он пил редко и мало), а просто потому, что кладовщик этот, с шоферами и солдатами беспричинно грубый, перед начальством лисил, имел славу бабьего угодника, частенько выпивал и ходил в офицерском обмундировании - словом, преуспевал. Сахара же у него было несколько вагонов, и, по понятиям Борискина, он не мог не воровать.И вот стоило после стольких лет праведной жизни украсть, как его попутали! - так он решил, когда вызвали к - --------------------------------------* Статья 162 УК РСФСР того времени предусматривала уголовную ответственность за хищение имущества.начальнику склада; он был уверен, что Алехин из военной прокуратуры. Попался! И как же это могло получиться?.. Видеть его никто не видел, в этом он не сомневался, сахар же был продан барыгам в Мариамполе, а оставшиеся грамм двести, завернутые в тряпочку, спокойно лежали в кабине под сиденьем. И неужто дознались, он и придумать не мог, как не мог понять, какое отношение к краже сахара имеют вопросы этого капитана; Алехин казался ему прожженным хитрецом: "Издалека подъезжает!" Подвозить же по пути пассажиров запрещалось, а калымить тем более - по головке за это не гладили, - и Борискин все отрицал, сразу решив, что признаваться не следует. И, начав врать, он врал все дальше. А вежливость Алехина, та самая вежливость, которой Борискину в жизни перепадали жалкие крохи, еще более настораживала его.Алехин же старался уяснить себе, почему Борискин лжет - с какой целью? Он с самого начала полагал, что неизвестные офицеры были случайными пассажирами машины И 1-72-15, и Борискин интересовал Алехина только как источник получения хоть каких-либо сведений об этих офицерах для их дальнейшего розыска.Алехин еще минут десять бился с Борискиным, а тот упрямо врал, пока не начал смекать, что дело тут не в сахаре, а в чем-то другом, а поскольку он себя больше ни в чем существенном виновным не чувствовал, он помалу успокоился и стал несколько откровеннее. Однако сознаться во лжи было не так-то легко.- Послушайте, Борискин. - Алехин поднялся и, улыбаясь, подошел к шоферу. - Вот вы утверждаете, что сегодня никого не подвозили. Так ведь?.. - весело спросил он, наблюдая за выражением лица Борискина. - Так!..