Но если бы она еще какой-нибудь язык знала, она бы еще больше не представляла, а жизнь ее была бы богаче…
Но тете Неле совершенно сейчас не до этого.
– Нет, на что он обиделся?! – все повторяет. – Вы меня просто из интереса спросите, что я такого ему сказала?!
– Ну, сообщи нам, – улыбается мама. – Облегчи душу.
– Вот именно, – обрадовалась тетя Неля. – А то зачем бы я через весь город сюда тащилась?
Тетя Неля всегда ездит к маме облегчить душу. Долго вдвоем на кухне сидят и никого больше не пускают.
Папа потом удивляется: «И не надоело тебе?» А мама отвечает: «Мне никогда не надоест, потому что Нелька – человек верный». – «Больно уж говорлива», – осторожно замечает папа. Но мама сердится: «Это, как известно, не самый большой у людей недостаток».
Никак не дает тетю Нелю в обиду, даже папе.
Они с мамой вместе в университете учились. Но тетя Неля тогда пела в хоре, а мама моталась по экспедициям, им и поговорить было некогда. Они тогда не очень дружили, только здоровались. Потом мама на Север уехала. А тетя Неля осталась в Ленинграде, чтобы петь в своем хоре. Голос у нее уже позже пропал, когда у тети Нели родилась Даша. И тут мама вернулась с Севера. Она совсем другая вернулась. Ей вдруг показалось, что она видала такое, чего другие никто не видят. И надо срочно об этом написать.
Как там, на Севере, где она была, прекрасно! Какие люди и какой этот Север! Посреди лета снег летит прямо на цветущие маки, а они только встряхиваются и опять цветут. Дикая нерпа танцует в морской воде рядом с лодкой, и можно близко ей заглянуть в глаза, где только чистота и наивность. Вольные олени бегут через тундру, и рога над ними взблескивают, как дворцовые вешалки. Или, наоборот, мороз – плюнешь и слюна на лету замерзает. А люди все равно живут, строят дома, ловят рыбу, учатся заочно, дарят друг другу подарки, летят на вертолете к больному, смеются, даже заводят себе грудных детей, и эти дети тоже смеются в своих колясках на таком морозе…
Мама села и написала повесть. Послала повесть в журнал. Потом – в другой журнал. И еще в третий. И из всех журналов маме ответили. Ей ответили, что надо не так писать. Совсем не так! А надо писать, как Тургенев. Или надо, например, как Лев Толстой. Или как Антон Павлович Чехов. Если мама напишет, как Шолохов, они с удовольствием напечатают. А пока пусть мама читает классиков и займется каким-нибудь делом. Не знали, конечно, что никаким другим делом мама заниматься не может, потому что она увидела что-то такое, чего другие не видят, и ей нужно теперь об этом написать.
Мама еще одну повесть написала.
Потом еще одну.
Но ей хотелось, чтобы их обязательно напечатали.
Она даже пала духом, сама папе рассказывала. Папа сперва не верил. Потом говорит: «Это потому, что нас с Аськой не было рядом». А мама с папой, между прочим, тогда еще даже не познакомились. Ну, неважно. Мама все равно согласилась: «Вот именно поэтому».
Одна тетя Неля тогда в маму верила, говорила: «Пиши, Танька, – и все!» Этого мама забыть не может…
– Так что же ты сказала своему Сенатору?
– Глаза бы мои на тебя не глядели, – объявила тетя Неля.
– И все? – засмеялась мама.
– Ему, как видишь, хватило, – гордо объявила тетя Неля,
Хоть Чукреевы своего Сеню проклинают, когда приходится за ним по всему городу рыскать, но все же они гордятся благородной его обидчивостью. Таким редким достоинством! Даже гордыней. Фингалу скажи, например, он и ухом не поведет.
– Это уж, извини, какая-то блажь, – осудила мама.
– Капризы… – поддержала Ася.
Мама быстро взглянула на нее. И Ася поняла, что насчет блажи мама тоже сказала из зависти. Сразу не так обидно! Но тетя Неля ничего не заметила.
– Вы представить себе не можете, насколько он эмоционален, – гордится дальше.
– Мы между собой теперь шепотом только ругаемся. Честное слово! Чуть голос повысишь, Сенька отказывается от еды. На табуретку в кухне залезет, отвернется, как идол, и в окно смотрит. Всю ночь может так сидеть!
– А вы бы занавеску задернули, – из зависти посоветовала Ася.
– А он носом отодвинет, – гордо вздохнула тетя Неля. – Такое отличное настроение вчера было! Новую шляпу купила. Отоспалась. В ванне, думаю, полежу спокойно. Полежала, как же. Только воды напустила, а Сенька прямо в ванну со своей мордой. И спокойно же ему так сказала: «Глаза бы мои, – говорю, – на тебя не глядели». Ну, моргнул и вышел. Я ничего и не подумала. Вдруг входная дверь вроде хлопнула. «Даша?» – кричу. Молчит. Выскочила из ванной. Туда-сюда, никого. Тут уж сообразила. В халате прямо на улицу, волосы мокрые, бегаю вокруг дома. А соседка из крайнего подъезда говорит – видела вашего Сенатора, как же, только что у метро мол столкнулись…
– В метро, значит, поехал, – хмыкнула мама. Это она тоже нарочно сказала, из зависти. Всем известно, что собак в метро не пускают. Даже с людьми.
– Там рядом автобусная остановка, – объяснила тетя Неля серьезно. – Может, к моему двоюродному брату подался? Мы недавно были, и Сеньке вроде понравилось…
– А откуда он знает, на каком автобусе ехать? – спросила Ася. Она уже заразилась тети Нелиной гордостью, ну и что же – что не Фингал, все равно. – Он номера понимает?
– Черт его знает, Анастасия. Может, и понимает, не удивлюсь.
– Вы его учили?
– Никто его не учил…
– Самородок, – вставила мама.
– Не веришь, да? – засмеялась тетя Неля. – Я бы тоже не верила, если б не свой.
– Почему же? – мама вздохнула. – Я во все иррациональное как раз верю. Вот папа у нас не верит, ему надо, чтоб можно пощупать и разложить.
– Сеня твоего Юрия уважает, – сообщила тетя Неля.
– Это лестно, – улыбнулась мама. – Я ему обязательно передам.
– А что такое «иррациональное»? – спросила Ася, чтоб не забыть.
– Тайна, не поддающаяся разумению, абракадабра, ерунда, чепуха, реникса, – небрежно пояснила мама. – А иногда – как раз главное, пыльца на крыльях бабочки.
– Ну, напустила туману, – сказала тетя Неля.
– Без туману нет обману, – усмехнулась мама.
– А что такое «реникса»? – спросила Ася.
– Не знаешь? – мама удивилась. – Чехова читать надо. Кстати, как Даша?
– Ой, забыла совсем, – всполошилась тетя Неля. – Я новое привезла. Погляди, там немного. Поглядишь?
– А как же?!
Забрала у тети Нели тетрадь и уже читает. Там читать-то нечего – один листик исписан, Ася через мамино плечо видела. А она все читает…
Значит, Дашка опять написала!
Раньше Ася ее любила. Дружила с этой Дашей, хоть Дашка почти на два года старше, сейчас уже в пятом классе. Опекала ее на даче. Даша дачу не любит. Она бы лучше всегда жила в городе, сама говорила. Ходила бы в парк, сидела бы там на лавочке. Сквозь деревья видно, как рядом по улице бежит, раскачиваясь, трамвай и красиво дребезжит на бегу. По аллеям тихо прогуливаются старушки, и листья шелестят под легкими их шагами. Толстые голуби отряхиваются в теплой пыли. А солнце такое же, как в деревне! Даже ярче. Зато можно в любое время уйти домой, влезть на диван с ногами и сидеть сколько влезет. Вот что Дашке нравится!
Но тетя Неля обязательно свою Дашу вывозит на дачу. А там Дашка всего боится – гусей, коров, лягушек, громких мальчишек, черной темноты без фонарей. Исключительно боязливая! Ну, корова, положим, на всю деревню была одна и сама всех боялась. К ней дачники со всех сторон несутся с бидонами! Ее хозяйка кричит: «Вы мне запугали корову! У ней молоко пропадет!» А гусей было много. Один даже дрался с Марией-Антуанеттой, такой отчаянный.