— Настоящее без охотничьего билета мне пока не продадут. Зато из пневматического с балкона знаешь как ништяк стрелять по жопам?! Мы с Цыпой у Кабана школу прогуливали. Пришли к нему, поддали, потом покурили нормально так прямо в комнате, понял? А у Кабана пахан в тире работает. Он, короче, спиздил с работы ружьё. Кабан рассказывает, что его батя как нажрётся, берет ружьё и с балкона по жопам стреляет. Ништяк — кайфово! Кабан говорит: «Айда стрелять по жопам!» Выходим на балкон. Кабан фуражку пулек принёс. Постреляли нормально. Смотрим — Петрова идёт, понял! У неё жопа — во! Не промажешь! Как дали! На ней чулки лопнули — бам-ц! Мы — ха-ха-ха! — чуть не обоссались!
— Петрова — товаристая, — сказал Маслов. — Помнишь, Вась, как мы её зимой зажимали?
— Ништяк! — Вася показал большой палец.
— Без балды? — спросил Боря.
— А че нам? Напоили и зажали, — ответил Маслов. — Я тебе, Прокоп, так скажу — бабам, вообще, нравится, когда их зажимают. А орут они для понта дела. Читал вон у Пушкина?
Я целую даме ручку И ей устраиваю дрючку Уж за окном вовсю светлеет Е…усь, пока не посинеет!
— В натуре Пушкин матом писал? — не поверил Боря.
— В натуре. Я у брата книгу читал «Евгений Онегин». Читаешь сначала — муть такая! Бред! А оказывается, если страницу над огнём подержать — проявляются между строк настоящие стихи про еблю. Пушкин-то сверху только для отвода глаз писал. А настоящие клёвые стихи он молоком между строк писал, чтоб царская цензура не заметила.
Когда её вернётся муж Е..у другую даму уж Неутомимая елда Натянута как провода
— Зыко! Теперь понятно, за что его все так любят, — сказал Боря. — А че ж тогда кино про Евгения Онегина сняли?
— А ты че не знаешь? Это для отмаза сняли. А на самом деле они руками для глухонемых читают настоящие стихи.
— Порнуху, — добавил Вася.
Маслов сделал строгое лицо.
— Забожись, Прокоп, что никому не скажешь.
— А че?
— Мы сегодня с Птицей идём в клуб грабить биллиард. Будем брать шары из слоновой кости. Продадим иностранцам за валюту. Пошли с нами — купишь себе мопед.
— А если поймают?
— Не бзди. Не поймают.
Весь лагерь отдыхал после обеда. И только Маслов, Птицын и Прокопенко курили на чердаке.
Маслов раздал карты. Играли в очко.
Вася вскоре проиграл все деньги и поставил на кон два своих билльрдных шара из слоновой кости, за которыми они собирались вечером. Но тоже их проиграл Прокопенке.
Прокопенко везло. Скоро он отыграл все деньги и шары Маслова.
— Все шары мои! — радовался Боря. — Я везучий. Мне батя лотерейный билет подарил, я на него фотокамеру выиграл. Бате не сказал. Взял деньгами — коплю на мопед.
— А я не могу копить. То выпить надо, то на курево, то с бабой в кафе сходить, — Маслов выпустил дым колечками.
— Я могу, в принципе, но как на пузырь накоплю, сразу трачу, — сказал Вася.
— Когда в клуб пойдём — до отбоя или после? — спросил Боря.
— А че мы там забыли? — Маслов усмехнулся. — Наших шаров там не осталось.
— Хера! Вы мне по два шара проиграли! Должны отдать, а то западло!
— Мы и не отказываемся — иди и бери. Они твои.
— Так не честно. Договаривались — вместе.
— А че вместе? Ты же за своими все равно пойдёшь, вот и наши заодно захватишь.
— Ну вы гады! Сами же все придумали, а я теперь должен лезть.
— Ты за своими лезешь. А нам чего рисковать? Нам рисковать выгоды нет.
— Ну и хер с вами! Вся валюта моя будет!
Вечером весь лагерь смотрел в клубе фильм «Большое сердце».
«…Наш разведчик сидел в кабинете у немцев и копался в столе. В коридоре послышались шаги. Разведчик спрятался под кровать. Вошли две пары ног — в сапогах и в туфельках.
— Битте, — услышал Санин из-под кровати голос гауптштурманфюрера Ференца Шульмана.
— Хи-хи! — засмеялся голос Зои Королёк.
Санин под кроватью скрипнул зубами.
Зоя Королёк была его девушкой и радисткой. Нелегко было Санину узнать, что Зоя, оказывается, даёт гестаповцам.
На пол упало женское бельё и кровать над Саниным заходила ходуном.
— Оу, дас ист фантастиш! Вундерба…
— Зер гут, зер гут…
— Колоссаль! Дас ист фантастиш!
— Вундерба…
Санин кортиком аккуратно провертел в матрасе дырку и стал смотреть…»
Маслов подтолкнул локтями Борю Прокопенко и Васю:
— Все вырезали. Только из-под кровати показывают. У меня знакомый пацан не вырезанный смотрел. Говорит — ништяк долбятся… Давай, Прокоп, иди за шарами — самое время.
Боря поплевал через плечо и стал выбираться из зала.
Он зашёл в бильярдную, вытащил из кармана носок, сложил в него шары.
Назад Прокопенко полез через окно. Сбросил вниз шары и прыгнул следом.
Послышался звон стекла.
Боря упал на спину физкультурнику Павлу Сергеевичу.
— Уй, бля! Кто это?! Кто тут?! — Павел Сергеевич схватил пионера за шиворот. — Ты, Прокопенко? Так это ты мне коньяк разбил?! Изуродую! — Физкультурник наступил ногой на шары, полетел на землю и напоролся шеей на стекло. Он хрипнул и затих.
Боря Прокопенко бросился бежать.
Бледный как полотно, Прокопенко сидел в зале между Масловым и Птицыным.
—Что теперь делать? Это вы виноваты! Втравили меня!
— Ты, Прокоп, на нас не вали, — возразил Маслов. — Мы сидим, кино про войну смотрим — ничего не знаем. А ты замочил физкультурника.
— Я не виноват! Он сам на шары налетел!
— Это ты маме своей рассказывай. Она тебя пожалеет. А так тебе, Прокоп, вышка ломится за убийство. Хоть шары бы, дурак, захватил — погулял бы перед смертью.
Боря вспомнил, что шары лежат на месте преступления в его носке.
— Шары в моем носке остались! Что делать?!
— Что ж ты, дурак, его там оставил? Так-то тебя очень быстро найдут. С такой уликой. Вызовут всех по одному и скажут — предьявите носки. Тут ты и попался. И — вышка тебе. Беги, Прокоп, назад, пока не поздно, может.
Прокопенко бросился с места.
Вернулся Боря ещё бледнее. У него тряслись коленки.
— Там уже люди собрались.
— Ну все, Прокоп, гуд бай!
По лагерю разнеслась весть, что нашли возле клуба Павла Сергеевича без сознания с проткнутым горлом. Сейчас он лежит в медпункте.
После отбоя пацаны залезли на чердак покурить.
— А я бы на твоём месте тут не сидел, — сказал Маслов. — Паша очнётся — и тебе конец.
— А чего я могу?
— Я, Прокоп, не знаю, чего ты можешь, но фигово тебе будет, если Паша очнётся.
Боря Прокопенко дождался пока все заснут, взял нож и пошёл в медпункт — прикончить Павла Сергеевича.
В медпункте было темно. Боря вытащил нож и пошёл ощупью. Вдруг он обо что-то споткнулся и полетел вперёд. Нож по рукоятку вошёл во что-то мягкое.
— Х-хым! — выдохнул кто-то. — Помогите! Режут! Убили, мамочки!
Боря бросился бежать.
Прокопенко тяжело дышал и захлёбывался, пытаясь рассказать разбуженным Маслову и Птицыну, что произошло.
— Дааа, — протянул Маслов, когда дослушал. — Ну и влип ты. Теперь на тебя, кроме кражи слоновой кости и разбойного нападения, ещё и убийство врачихи повесят. Мы и не знали, Прокоп, что ты у нас в отряде такой преступник.
— Что же делать? — Борис размазал по лицу кровь. — Может, она жива осталась?
— Сходи посмотри — если врачиха кони двинула, то у тебя есть шансы, что физрук не очухается. Вот и все.
— Элементарно, Ватсон, — добавил Вася. — Только мне не нравится, что ты нам кровью все одеяла перемазал. Мало, что сам вымазался, ещё нас испачкал.
— Масло, дай нож, — попросил Боря сдавленным голосом.
— А твой где?
— Во врачихе остался.
— Фьють! — Вася присвистнул. — Ты совсем!
— Я тебе, лично, нож не дам, — сказал Маслов. — Мне ни к чему, чтоб ты и мой нож в ком-нибудь оставил… Можешь взять у Шилова, у него под подушкой нож лежит.