Когда я привез ее из питомника, Бриджит, едва на нее взглянув, сказала, что ее зовут Изи. Вот так, коротко и просто.
— Сколько у вас детей?
— Дочь и сын. Бриджит и Ойшин. Ой-шин.
— Ойшин? Это ирландское имя?
— Да. Оба родились в Дублине.
— Кстати, почему вы не в Дублине?
— Потому что вы должны были прийти. Когда вы сказали, что согласны встретиться с моим помощником, я подумал: «О-хо-хо, когда же в таком случае я ее снова увижу?» И понял, что должен остаться.
И снова я не знала, что ответить.
— Хью, вы меня смущаете.
— Все говорят, что я слишком прямолинеен. Я не поехал в Дублин, потому что хотел с вами увидеться. Все очень просто.
Из холла донесся голос Кортни — она звала его. Он встал, положил скрипку на стул и направился к двери.
— Я сам собирался вам звонить, но вы меня опередили. Мне надоело ждать. С той первой встречи все мои дни, похоже, наполнены только вами.
Он оставил нас вдвоем с Изи, которая по-прежнему сидела, прижавшись к моей ноге. Не сразу, но меня начала бить дрожь, а когда начала — мало мне не показалось. Меня так отчаянно трясло, что собака очнулась от дремоты и подняла на меня взгляд. Я закрыла глаза. Сердце неистово колотилось в своей костяной клетке. Я не могла дождаться, когда он вернется.
И вот я, старуха с дешевой авторучкой в дрожащей руке, сижу и пишу о сексе. Что может быть забавнее этого? Зачастую мне не вспомнить даже, что я ела вчера. Как же я собираюсь вспомнить и правдиво описать этот мимолетный акт пятьдесят лет спустя?
Я встану и пойду на кухню. По пути буду думать, что мне с этим делать. Там осталось шоколадное печенье. Хочу съесть пару штук и выпить стакан холодной воды. Еда для нас, стариков, — секс.
Это мой дом, и в последних его комнатах — все, что осталось от моей жизни. Фотографии родителей. Мы с Хью. Зоуи на крыльце этого дома. Единственный предмет мебели, который я храню все эти годы, — кресло Хью. Обивку на нем дважды перетягивали, и все же теперь оно снова выглядит истрепанным, но я ни за что с ним не расстанусь. На столе рядом с креслом фотография Франсес Хэтч в ее нью-йоркской квартире. На снимке она окружена всеми своими сокровищами — картинами и коврами, такое щедрое изобилие цвета — неотъемлемая часть ее бытия. Разница в том, что Франсесхотела обо всем помнить. А я нет. Надо, чтобы обстановка, в которой я проведу остаток дней, была простой. Надо избегать роковых воспоминаний или зловредных ассоциаций со всем тем, что спит беспокойным сном в глубине моего сердца и что лучше бы не пробуждать.
Кое-что непременно должно быть здесь. Прежде всего стопка сухих палочек в камине. Важен каждый из этих кусочков дерева. На каждом начертаны дата и событие. Я их не считала, но думаю, что теперь их десятка два. Коллекция Хью была намного богаче, но ведь и собирать ее он начал гораздо раньше, чем я свою.
Это он меня научил: если в твоей жизни происходит что-то по-настоящему важное, отыщи палочку вблизи того места, где это случилось, и нацарапай на ней, что именно произошло и когда. Храни эти палочки в одном месте, береги их. Их не должно скапливаться слишком уж много, каждые несколько лет их следует перебирать, оставляя только те события, которые важны по-настоящему, и отсеивая те, которые утратили свое значение. Кому как не тебе самой об этом судить. Остальные выкини.
Когда станешь совсем старой и немощной или просто поймешь, что тебе не так уж много осталось, сложи их вместе и сожги. Свадьба палочек.
Через час после того, как я появилась в его офисе, мы с Хью Оукли шли по Центральному парку. Он рассказал мне о свадьбе палочек и посоветовал немедленно начать собирать собственную коллекцию. Я ужасно нервничала из-за того, что неминуемо должно было случиться, и подчинилась, не рассуждая, машинально. Первым моим трофеем оказалась ветка медного бука.
Я тогда плохо разбиралась в породах деревьев. Листья, саженцы, растут себе и растут. Я была городской девушкой, торопившейся в гостиницу, чтобы заняться сексом с мужчиной, который, как мне было известно, состоял в счастливом браке и имел двоих детей.
— В чем дело? — Он остановился и развернул меня к себе лицом. Мы держались за руки. Мгновение назад мы спешили к гостинице. Я подумала, что он, наверное, бывал там прежде. Сколько других женщин он вот так же тащил за собой, сгорая от желания поскорее уложить их в постель?
— У тебя несчастный вид.
— Я не несчастна, Хью, я нервничаю! Сегодня утром меня ударили по физиономии, а теперь я здесь, с тобой. — Я вперила немигающий взгляд в наши сцепленные ладони и не отводила его, пока не закончила говорить. — Я никогда не занимаюсь такими вещами. Тут все вместе, целый букет. Опасно, хорошо, плохо… Все вместе. Я была уверена, что ты в Ирландии. Что картину оценит твой помощник, и я вернусь домой. Но уж никак не это. Для меня это нечто совсем новенькое.
Он огляделся по сторонам и, увидев садовую скамейку, потянул меня к ней.
— Сядь и послушай меня. То, что ты делаешь,хорошо. Твое сердце и та часть твоей натуры, которая жаждет открытий и приключений, говорят тебе: иди! Наши сдержки и противовесы не позволяют нам рисковать. Не слушай их, Миранда! Сделай это. В любом случае ты потом вспомнишь об этом и скажешь себе: пусть это было безумием, но ты рада, что решилась.
Глаза у меня были закрыты.
— Можно тебя кое о чем спросить? Только отвечай честно.
— Конечно.
Я выпрямилась.
— Ты этого стоишь?
Я слышала, как он вобрал в легкие воздух, чтобы ответить, но долго не произносил ни звука.
— Думаю, да. Надеюсь.
— Ты часто ходишь с женщинами в гостиницы?
— Нет. Иногда.
— Значит, я — не что-то особенное.
— Не собираюсь извиняться за человека, с которым ты до сегодняшнего дня и знакома-то почти не была.
— Это все слова, Хью. Для меня это очень серьезный шаг.
— Я сделаю все, что ты хочешь, Миранда. Мы можем остаться здесь и разговаривать сколько угодно. Можем пойти в кино или отправиться куда-нибудь, чтоб заняться любовью. Мне все равно. Только бы быть с тобой.
Мимо пронеслась парочка на роликах, за ними — стайка подростков в лихо заломленных шапочках и с огромным магнитофоном.
Мы проводили процессию взглядами, потом я сказала:
— Знаешь, чего бы мне хотелось? Прежде всего остального?
— Чего?
— Сходить в «Гэп» и купить пару хаки.
Это был тест, простой и безошибочный. Мне важно было, как он отреагирует.
Лицо его просветлело, он улыбнулся. Видно было, что от чистого сердца.
— Раз так, то пошли!
— Ты же хотел в гостиницу.
Он помедлил, потом заговорил медленно и тщательно выбирая слова:
— Ты не понимаешь, да? Мне ведь не двадцать лет, Миранда. И я не ношусь со своим членом, как ведьма с помелом. Я хочу быть тобой. Если в постели — чудесно. Если нет, все равно где, лишь бы вместе.
— Тогда почему мы шли в гостиницу?
— Потому что яхочу прикасаться к тебе. Мне казалось, что ты тоже этого хочешь. Но я ошибался. Ну и ладно. Пошли купим тебе брюки.
— Правда? — испуганно прошептала я. Он провел ладонью по моей щеке.
— Правда.
Мы вышли из парка столь же поспешно, как и вошли в него. Я отдала бы месяц жизни, чтобы узнать, что он на самом деле думал обо всем этом. Он снова взял меня за руку, мы то и дело сжимали ладони друг друга, словно говоря: я здесь, я с тобой. Я знала, что чем бы ни кончился этот день, я долго буду перебирать в памяти каждую его минуту.
Мне не нужны были новые брюки. Я о них заговорила только потому, что незадолго до этого заметила рекламу «Гэпа» на автобусе.
— Ну вот мы и пришли.
Я так напряженно думала о происходящем, что не заметила, как мы подошли к двери магазина.