Моя тетя сейчас…
От его неожиданного неприятного смеха Алексу передернуло.
— Господи! Разве меня должны интересовать ваши истинные чувства? Вы же сами сказали, мисс Ховард, что мне чужды всякие иллюзии. Русалки, морские нимфы — это просто фантазия, плод мужского воображения. Подвергаться сказочному воздействию луны так же глупо, как и верить в целомудренных богинь, отдающих себя служению луне, которых удивляет и оскорбляет внимание простых смертных мужчин!
— Я не… Пожалуйста! — Алекса даже не заметила, что последнее слово прошептала почти умоляющим тоном.
— Конечно, извините. Вы хотите получить назад браслет своей матери? Не беспокойтесь, я верну его вам, как только я… Да, вот он.
Почти все свечи и цветные фонарики уже потухли, и теперь галерея была залита ярким золотистым светом луны. Хотя луна, казалось, тоже устала и начала потихоньку опускаться к морю, как бы пытаясь найти в нем укромное место, спрятаться там до следующей ночи.
Спрятаться? Не это ли она сейчас делает? Прячется от себя самой? Какая же она сама на самом деле? Когда-нибудь она это узнает. В любом случае это не его дело! Стиснув зубы, Алекса сказала:
— Благодарю вас. Думаю, было бы невежливо с моей стороны не поблагодарить вас за…
Неожиданно перед ней всплыла картина вчерашней ночи: по черной глади океана плывет мужчина, вот он надолго ныряет под воду, а через некоторое время, появившись на поверхности, машет ей рукой. Должно быть, именно тогда он и нашел браслет!
— Ваши пальцы холодны как лед, мисс Ховард! — Алекса напряглась от грубого нетерпения, прозвучавшего в его голосе. — Позвольте, я застегну ваш браслет. Вы ведь привыкли пользоваться услугами горничной. Кстати, скажите ей, чтобы в следующий раз она была аккуратнее…
Теперь, когда ее браслет был уже в полной безопасности и поблескивал на руке, Алекса зло сказала:
— У меня нет горничной, которая надевала бы на меня драгоценности. А сама я не настолько беспомощна, чтобы не суметь застегнуть браслет. И вообще у меня не так уж много драгоценностей.
— Нет? Какая жалость! Но я уверен, в скором времени у вас будет достаточно украшений, конечно, если вы будете четко следовать установленным правилам и поймаете богатого мужа, который купит вам все, что пожелаете.
— Поймать? Какое отвратительное слово! И почему, Господи, вы вообразили, что мне нужно ловить мужа? Я уверена, что, когда придет время, найдется немало мужчин, которые сами захотят поймать меня, а я… Тогда уже я буду выбирать.
— Наконец-то вспышка честности! Ты правильно решила, русалка, пусть они тебя ловят, а ты не будешь слишком быстро сдаваться. Это повысит тебе цену, это звучит грубо, но я не хотел обидеть тебя.
— Тем не менее, вы обидели меня. И если вы будете честным до конца, то признаете, что вы лицемер! И… — Алекса не смогла сдержать закипавшие в ней гнев и раздражение и почти бессознательно выпалила оскорбление, которому он сам научил ее: — Вы… Вы ублюдок!
— Ты слишком быстро все усваиваешь, — сказал он, угрожающе понизив голос. — Но не думай, что тебе удастся уйти, испробовав на мне свои острые коготки. Ты сама уже могла убедиться: я не тот вежливый джентльмен, который всегда прилично ведет себя с дамами.
— Вы действительно это уже доказали. — Тяжело дыша, Алекса попыталась сказать это ледяным тоном, однако голос ее все еще немного дрожал. — Вы очень жестокий человек. Вы получаете удовольствие, издеваясь над людьми. И делаете это только для того, чтобы посмотреть, как они будут мучиться и страдать. Если вы получили достаточно удовольствия за сегодняшний вечер, то, может, будете столь любезны и проводите меня к тете. Ваше общество мне неприятно.
— Нет? Но если я ублюдок, какое это может иметь для меня значение? — Его голос стал особенно резким.
— И именно поэтому, моя маленькая целомудренная богиня, прежде чем отвести тебя к тетушке, я собираюсь получить вознаграждение за браслет, который я тебе вернул.
Он грубо схватил ее за плечи и до боли сжал в объятиях. В какое-то мгновение Алексе показалось, что он переломит ее пополам. Вдруг он начал страстно, почти яростно целовать ее; у Алексы перехватило дыхание, она испугалась, что сейчас он задушит ее, как Отелло задушил Дездемону.
Только ли ужас заставил Алексу подчиниться ему? Она чувствовала, что голова ее беспомощно откинулась назад, а когда он с силой разомкнул ей губы, она почти инстинктивно подняла руки, чтобы оттолкнуть его. Но опять, как и в прошлый раз, что-то странное произошло с ней: приятная истома разлилась по всему телу, она едва держалась на ногах и, чтобы устоять, была вынуждена прижаться к нему. Внезапно по всему ее телу разлился жар; дрожь, охватившая ее, заставила забыть обо всем. Алекса уже была не в состоянии противостоять не только ему, но и своим собственным диким инстинктам. Сквозь одежду она чувствовала, как окаменели мускулы на его спине, и уже без всякого стыда она вспомнила это обнаженное тело.
Она гладила волосы Николаса, и ее пальцы, казалось, помнили, какие они на ощупь. Сейчас ей было совершенно все равно, что она делает и почему. Она ни о чем не думала и тогда, когда он нежно провел пальцами по ее лицу, по шее, по груди. Казалось, прикосновения этого мужчины прожигали одежду, а его руки сами знали, где задержаться дольше.
Ну почему на ней так много одежды? Алекса вдруг поняла, это подсказало ей собственное тело, как велико ее желание почувствовать прикосновение его пальцев, ощутить его ласки. Только ни о чем не думать, чтобы не омрачить это прекрасное, вдруг нахлынувшее на нее чувство. Ей казалось, что она факел, который случайно зажгли, и теперь он горит ярким радостным пламенем. Но до сих пор она толком не знала, почему появилось это чувство, что оно значит и куда оно может привести ее. Она даже не пыталась спросить себя, почему так безрассудно позволяет себе нарушить все установленные правила и нормы поведения, она только еще крепче прижималась к нему, и в ее ушах ласковый шепот моря слился с их дыханием. А он все крепче и крепче обнимал ее, пока наконец Алексе не показалось, что они слились воедино. Слияние, растворение друг в друге…
Именно Николас, в конце концов, отстранился от нее; он решительно разжал обнимавшие его руки, борясь с почти безумным желанием поддаться дикой страсти. Господи! Ведь он взрослый мужчина и должен думать о возможных последствиях. Что, если кому-то придет в голову мысль выйти подышать прохладным ночным воздухом? Что, если их увидят? От этого пострадает только ее репутация, а у него нет ни малейшей причины и никакого права причинять ей такое зло.
Она смотрела на него широко раскрытыми, непонимающими глазами, ее рот… «Нет, лучше не думать об этом», — мрачно предупредил себя Николас. В девушке горит страсть, она готова любить мужчину; Николас был в отчаянии от того, что не он будет ее первым мужчиной, не он научит ее любить. Скорее всего, она выйдет замуж за какого-нибудь неуклюжего тупицу, который даже не поймет, какое сокровище ему досталось, и в конце концов она превратится в холодную, черствую женщину, принимающую каждую подаренную ей безделушку за выражение теплых чувств и эмоций. Сейчас в ней еще горит огонь страсти, авантюризма, но со временем он погаснет и она станет обычной женщиной своего круга.
Бедная, бесхитростная Алекса! От смешанного чувства жалости и сожаления его голос звучал необычно ласково. Он не удержался и нежно провел пальцем по ее губам.
— Черт побери! Мне так жаль, что я должен остановиться.