Йен Мур мог быть высокомерным и правильным и донельзя напыщенным, но он все равно всего лишь мужчина, со всеми слабостями, присущими его полу.
– Вы играете в шахматы?
Лючия обернулась и увидела рядом с собой предмет своих размышлений. Она одарила его обаятельнейшей улыбкой. Ведь улыбка завораживает мужчину и ничего стоит женщине.
– Да. Я люблю эту игру.
Он, прищурившись, окинул ее оценивающим взглядом.
– Я полагаю, но... как говорит моя племянница, вы хорошо играете?
– Очень хорошо, – не задумываясь ответила она. – Я превосходный игрок в шахматы.
Уголок его рта чуть заметно пополз вверх, что могло бы служить намеком на улыбку.
– Вы-то не прячете свой свет под спудом, не так ли?
– Под спудом? – с недоумением повторила она. – Какой странный вопрос! Я не понимаю, что значит прятать свет.
– Это идиома, образное выражение, – объяснил он. – Я только хотел сказать, что вы не пытаетесь преуменьшать свои таланты и способности.
– Конечно, нет, – удивилась она. – Зачем мне это?
– Некоторые считали бы скромность добродетелью.
– Англичане – странные люди. – Она покачала головой, смущенная этими англосаксонскими понятиями скромности. – Никакая это не добродетель – скрывать свои способности. Если Господь наградил кого-то определенным талантом и тот может делать свое дело хорошо, то почему бы ему не гордиться этим? Кроме того, у женщин этом мире так мало власти. – Она намеренно провела кончиками пальцев по обнаженной ключице. Этот жест оказалсяудачным, ибо привлек его внимание, и его взгляд скользнул ниже, а всякий намек на улыбку исчез с его лица.
– Какими бы привлекательными качествами она бы не обладала, – продолжала Лючия, – женщина должна быть уверена, что мужчины знают и ценят их. Таким образом, ваш пол никогда не доверяет моему.
– Любой мужчина, кто вверит себя вам, – сказал он, пристрастно глядя на нее, – глупец.
Еёвоодушевило если не выражение его лица, то напряженность в его голосе, и она придвинулась к нему.
– А вы глупец, сэр Йен?
Он неподвижно стоял рядом с ней, заложив руки за спину. Выражение его лица оставалось непроницаемым.
– Нет, мисс Валенти, я не отношусь к этой категории мужчин. Поэтому какие бы планы вы ни вынашивали в этой головке, откажитесь от них и перестаньте флиртовать со мной.
Она состроила ему гримаску и отступила от него на шаг.
– Не знаю, зачем я стараюсь. Вы не отвечаете на мои заигрывания, и флиртовать с вами неинтересно. Никакого удовольствия.
– Мне грустно слышать это. – Он сделал приглашающий жест в сторону шахматной доски. – Так будем играть или нет?
Она заколебалась, глядя на него и притворяясь, что придумывает ответ.
– Я не уверена, что мне хочется играть в шахматы с вами, – наконец сказала она.
Поставив коня обратно на доску, она обратилась к нему с самым удачным за этот вечер вопросом:
– А вы хорошо играете?
Это вызвало у него широкую и искреннюю улыбку.
– Черт меня побери, если вы не самое дерзкое существо.
Несмотря на то, что ей удалось вызвать у него улыбку. Лючия чувствовала необходимость возмутиться его словами.
– Никакое я не существо. Ma insomma! Как можно так говорить! Существо? Будто я дракон или... морское чудовище.
– Это еще одно выражение. Его не следует понимать буквально. – Он выдвинул стул перед белыми фигурками и вопросительно посмотрел на нее.
Она еще немного постояла в нерешительности, затем села. Он перешел на другую сторону столика, снял фрак и повесил его на спинку стула.
– У меня никогда не было намерения чем-либо оскорбить вас, – сказал он, занимая место напротив нес.
– Надеюсь, что нет. Будучи дипломатом, вам следовало бы осторожнее выбирать слова. – Она замолчала, ее рука застыла над королевской пешкой. – Например, комплименты, – продолжала она, многозначительно посмотрев на него, – всегда высоко ценятся.
– В самом деле? – Он взглянул на доску.
– Я буду иметь это в виду при следующей встрече с турками.
Она тяжело вздохнула и, начиная игру, продвинула пешку на две клетки вперед.
– Вы не владеете искусством флирта, и остается только пожалеть вас.
– Неужели? – Он сделал ход конем.
– Да. – Лючия не смотрела на него. Она следила за игрой.– Красивый мужчина должен всегда уметь флиртовать с женщинами. Если он не умеет, его внешность пропадает понапрасну.
– А сейчас этот красивый мужчина я? – Казалось, его это позабавило. – Подумать только, всего несколько часов назад я был умным изворотливым ублюдком.
– Вы по-прежнему такой, – заверила она его и сделала ход другой пешкой, – так что не обольщайтесь только потому, что я нахожу вас красивым. – Она задрала нос кверху и отвернулась. – Кроме того, я все еще сердита на то, как вы заморочили мне голову.
– А вы не пытались играть со мной в кошки-мышки?
Лючия повернулась к нему.
– Это совсем другое дело.
– Понятно. Для меня одни правила, а для вас – другие. Не очень справедливо. – Он провел своего слона по диагонали, именно такого хода она и ожидала. Он хороший шахматист, решила она, но ему не хватает воображения.
Она тоже сделала ход слоном.
– Я борюсь за свое счастье, свою жизнь и будущее. И мне все равно, что справедливо, а что нет.
– А я исполняю долг, – возразил он, беря ее пешку, и этого хода она тоже ожидала от него. – Мой долг для меня так же важен, как для вас ваше счастье.
– Нет ничего важнее любви.
– Я знаю, женщины всегда думают, что любовь и счастье неизбежно связаны друг с другом, но это неправда.
– Правда, и потому я хочу предупредить вас. При выборe мужа я сделаю все, что нужно для моего счастья. А ваш долг – это ваше личное дело.
– Таким образом я предупрежден. – С этими словами он, казалось, решил углубиться в игру, а не разговаривать, и она последовала его примеру.
Они сосредоточились каждый на своей стратегии. Лючия основывалась на его консервативном, довольно предсказуемом стиле игры. Темп игры замедлился, ибо он намного дольше, чем она обдумывал ходы. Можно было предположить, что он выдумывал что-то сложное; но иногда он ходил наудачу, казалось, без какой-либо определенной цели, как будто в растерянности. Она без промедления пользовалась этими моментами, чтобы осуществить свой смелый план нападения.
В перерыве между ходами она откидываясь на спинку стула и, пока он изучал положение на доске, наблюдала за ним. Свет лампы бросал светлые блики на его темные волосы. Она заметила, что когда-то у него был сломан нос. На скуле виднелся едва заметный белый шрам, и еще один на лбу. Зная сдержанность и прекрасные манеры этого человека, она не могла представить, его участником кулачной драки. Она разглядывала ту часть его тела, которая возвышалась над столом, и ее воображение рисовало мускулы под безупречно белым полотном рубашки и зеленым жилетом. Если он когда-нибудь и получил в драке эти шрамы и сломанный нос, он в ней, вероятно, победил. Невозможно и обидно было поверить, что этот прекрасно сложенный человек стал таким сухарем.
Пока они играли, звуки пианино Дилана Мура и скрипки аккомпанирующей ему жены доносились до них через холл из музыкальной комнаты, но спустя несколько часов музыка умолкла и в доме наступила тишина. Слуги погасили лампы и задули свечи, и в затихшем доме не спали только Лючия и сэр Йен.
– Я думал над тем, что вы сказали в начале вечера, – произнес он, передвигая одну из своих оставшихся пешек. – Голос моей совести говорит мне, что нельзя не принимать во внимание, как важно для вас быть счастливой в браке.
Она с удивлением посмотрела на него, вглядываясь в его лицо. Неужели мраморная статуя начинала оживать?
В это невозможно было поверить. Она снова сосредоточилась на игре.