– Это клевета, порожденная завистью, – вот и все. Поскольку вы состоите в родстве с Себастьяном, вы приходитесь родственницей и мне, пусть даже не кровной.
– Но дамы постоянно шушукаются и сторонятся меня.
– Эти старые клуши? Ну и пусть себе кудахчут!
Мадлен негромко рассмеялась.
– Вы так добры ко мне, Брам! С вами я на время забываю… – Ее голос прервался, словно Эверли было известно, о чем идет речь. Но Мадлен тщательно оберегала свои секреты. – Я беспокоюсь, не будет ли запятнано ваше имя по моей вине.
– Ничего подобного! Досужие языки вечно мелют всякий вздор. Но в чем вас могут упрекнуть, если Себастьян даже не вернулся с вами в город?
– И тяжкая обязанность сопровождать меня легла, увы, на вас.
– Тяжкая обязанность? Я бы назвал ее невероятной удачей! Жаль, что сегодня, покидая Комсток-Хаус, вы не оглянулись: в зале не нашлось ни одного мужчины моложе шестидесяти лет, который не зеленел бы от зависти, видя, как я веду вас под руку. Видимо, Себастьян спятил, если по доброй воле отпустил вас в город одну.
Мадлен вздохнула и отвернулась.
– Пожалуй, мне следует кое в чем признаться вам, Брам, вознаградить вас за доброту. – Она кокетливо опустила ресницы, словно стыдясь собственной откровенности. – Дело в том, что я живу только за счет щедрости лорда д’Арси. У меня нет других средств. Но мне не хватает совести и дальше злоупотреблять его добротой.
– Разве у вас есть выбор? Не понимаю, в чем дело. Ведь Себастьян разрешил вам тратить его деньги.
Мадлен повернулась к нему.
– У вас есть любовница, не так ли?
– У меня?.. – Эверли с трудом проглотил вдруг возникший в горле ком.
– Скажите мне правду, Брам. – Мадлен положила на его колено затянутую в перчатку ладонь. – Неужели для молодой женщины эта участь страшнее смерти?
– Что? – Он выпрямился и прижался спиной к дверце экипажа. – Неужели вы?.. Дорогая моя, обещайте навсегда забыть об этом! Себастьян… нет, я сам никогда не позволю вам так унизиться!
От этого чистосердечного заявления у Мадлен торопливо забилось сердце.
– Вы удивительный человек, но даже лучшие из мужчин содержат любовниц. Почему же вы считаете немыслимой для меня жизнь, которую обеспечили своей возлюбленной? Вы жестоко обращаетесь с ней? Не оплачиваете ее счета, не кормите ее, не обеспечиваете жильем? Разве она не благодарна вам за великодушие? Видите ли, практичность мне не чужда. У меня нет ни имени, ни связей, ни приданого. Моя молодость и миловидность еще имеют какую-то цену, но она слишком невелика, чтобы я могла надеяться выйти замуж за англичанина.
Покрасневший от смущения Эверли не мог не вспомнить о том, что такой же разговор состоялся у него с юной танцовщицей, которую он теперь содержал. Но услышав, что родственница, пусть даже дальняя, заговорила о роли любовницы, Эверли возмутился до глубины души.
– Ушам своим не верю! Неужели я услышал эту нелепость от вас? Нет, я не отдам вас на растерзание лондонским волкам! Вы не имеете ровным счетом никакого понятия о том, какая жизнь вас ждет. Если Себастьян сократит сумму вашего содержания, я буду пополнять ее – только я, и никто другой: я не допущу вашего позора, я слишком привязан к вам!
Мадлен не слишком удивилась, внезапно почувствовав, что Эверли обнял ее за плечи и прижал к себе. Во время его пламенной тирады она заметила нерешительность в его глазах: в душе Эверли боролись рыцарь и соблазнитель.
– К черту! Если Себастьян отверг вас, я готов предложить вам помощь, ни на чем не настаивая!
Закрыв глаза, Мадлен позволила поцеловать ее – главным образом потому, что поняла: пришло время сравнить поцелуи мнимых кузенов.
Ее постигло разочарование.
Нет, Брамуэлл умел целоваться.
Но после умелых и старательно исполненных поцелуев опытного лондонского денди она не почувствовала ничего… кроме невыразимого желания оказаться рядом с человеком, отвергшим ее.
– Сам не понимаю, как я мог решиться на такое… – пробормотал потрясенный Эверли. – Впрочем, нет… Так или иначе это создает затруднения и необходимость внести ясность… – сбивчиво бормотал он, удивляясь собственным мыслям. – Правда, я не надеюсь на счастливый случай – особенно оказавшись соперником Себастьяна…
Мадлен с сочувствием посмотрела на него и коснулась его щеки рукой в перчатке.
– Мне очень жаль, – прошептала она, но тут же почувствовала, что ее слова неуместны. Правильнее было бы сказать – «я совершила ошибку». Слезы подступали к ее горлу, ибо Мадлен заподозрила, что случай свел ее с самым добрым и порядочным мужчиной в Лондоне.
Эверли не попытался сделать вид, что не понял ее.
– Значит, виной всему – мой чертов кузен?
Она отвернулась. Как она могла совершить такую чудовищную ошибку? Молчание обеспечило бы ей любовника.
– Пожалуй, я еще не готова смело войти в тот мир, о котором мы говорили. – Она глубоко вздохнула. – Разумеется, я пойму вас, если вы впредь откажетесь сопровождать меня.
– Не смею надеяться… Вы не отомстите мне за скверный поступок?
Мадлен рассмеялась.
– Вы смелее многих и не так скучны, как остальные.
Эверли откинулся на подушки, скрестил руки на груди и улыбнулся, понимая, что его гордость не пострадала.
– Для лягушатницы вы поразительно отважны.
– А вы, кузен Брамуэлл, слишком хорошо флиртуете для зануды-англичанина!
Оба расхохотались, и смех не утихал до тех пор, пока экипаж не остановился перед домом Мадлен. Из окон лился ослепительно яркий свет, придающий снегопаду неестественный, театральный вид.
– Похоже, ваши компаньонки веселятся вовсю.
Мадлен сжала губы. Она умоляла тетушек устраивать более скромные вечеринки, но, несмотря на все уговоры, особняк напоминал костер, устроенный Гаем Фоксом. [26] Мадлен вышла из экипажа, кутаясь в плащ Эверли. Но едва она успела дойти до крыльца, из двери вывалились двое парней в мундирах ополчения. Дверь осталась распахнутой.
– Привет, милашка! – заорал один из военных, заметив Мадлен.
– Идем к нам, – позвал его товарищ с преувеличенно размашистым поклоном, указывая на дверь. – Не желаешь ли посидеть рядом со мной? Сыграем в фараона! Кто откажется проиграть тебе или, еще лучше, выиграть?
– Убирайтесь прочь! – властно вмешался Эверли.
Хмельные вояки растерянно огляделись, словно ожидая появления на крыльце генерала.
– Вы слышали? И впредь извольте уважительно обращаться к родственнице маркиза Брекона! А теперь убирайтесь, пока я не позвал сторожа!
Наконец заметив стоящего перед ним мужчину в гражданской одежде, солдат подмигнул и осклабился.
– Значит, это твоя крошка? Получше присматривай за ней, а то как бы она не стала выигрышем!
Приложив два пальца ко лбу, он зашагал прочь под руку со своим пошатывающимся товарищем.
– Пора прекратить эти дебоши, – пробормотал Эверли, помогая Мадлен войти в дом. – Мне всегда казалось, что Себастьян напрасно выбрал вам в компаньонки сестер Фокан. Вам следовало бы знать, что у них скверная репутация.
– Я слышала об этом, – отозвалась Мадлен. – Впрочем, кто я такая, чтобы осуждать их?
Нахмурившись, Эверли взял ее под руку.
– Никогда так не говорите, Миньон. Мне известно, что такое отчаяние. Вы одиноки в огромном мире, а в таком положении легко ошибиться в суждениях. – Он вдруг расплылся в широкой улыбке. – Мне остается лишь поблагодарить судьбу за встречу с вами. Будем друзьями. Вы согласны?
Мадлен посмотрела на протянутую руку Эверли и с улыбкой пожала ее.
– Согласна. Благодарю вас.
– Тогда подумайте еще раз над моим предложением провести конец недели в деревне.