Ангус производил впечатление довольно осторожного человека. Коко никогда не видела, чтобы он хватался за оружие, но трусом он не был. И это Коко знала наверняка.
Распаленные войной страсти еще не улеглись, и нашлось бы много желающих повесить негра лишь за то, что он черный. Коко от всей души приветствовала Декларацию независимости, дающую свободу цветным. Ангус был умным, образованным негром, что в те времена являлось большой редкостью.
Он нравился Коко. Но Ангуснаблюдал за Энн или за ее старыми друзьями.
– Ну что, великан, – она кокетливо остановилась перед ним, – кого-то ждете?
– Никого не жду. – Ангус показал рукой на небо. – Просто любуюсь луной.
– Ну-ну, – пробормотала Коко, проходя мимо.
– Вы только что совершили ошибку, – тихо сказал он ей вслед.
Помедлив, Коко обернулась.
– О чем вы?
– Макшейн знает о потайной двери. Девушка слегка приподняла бровь. Если она чему-то и научилась в жизни, так это сохранять невозмутимость игрока в покер.
– Да?
– Вас всех ожидают неприятности.
– Мистер Донахью, мы этот салун не строили. Ни Энн, ни Эдди Маккестл ничего здесь не трогали.
– Но эта дверь пришлась очень кстати, не так ли? Все думают, что Энн Маккестл находится в своей спальне, когда где-то происходят некие события.
– Я вас не понимаю.
– Понимаете.
Коко тряхнула головой.
– Вы можете предполагать, что угодно, мистер Донахью, но все это остается лишь вашими предположениями. От меня вы ничего не добьетесь.
– Даже если я когда-нибудь поднимусь в вашу комнату? – вежливо спросил он.
– Это зависит от того, в каком я буду настроении, – холодно ответила Коко.
Он улыбнулся.
– Я как-нибудь загляну к вам. Или сделаем наоборот: добро пожаловать в мою комнату. Когда-нибудь вы заглянете ко мне?
– Я уже сказала, что сама выбираю, с кем проводить время.
И Коко прошла мимо него в салун.
«Дела принимают опасный оборот», – подумала она, наливая себе виски. Кто-то остановился у нее за спиной. Повернув голову, Коко опять увидела Ангуса Донахью. Заказав пиво, он сел рядом.
– По-моему, вы пытаетесь сбить меня с пути истинного и отвлечь от работы, – тихо сказал он.
– Я? – искренне удивилась она. – Кажется, это вы постоянно отвлекаете меня от моих обязанностей в салуне, мистер Донахью. Кстати, в чем заключается ваша работа?
– Я – миротворец.
Коко смерила его взглядом.
– Миротворец. Странное занятие для парня с таким сложением, да к тому же чернокожего. И кого с кем вы мирите?
– Мисс Коко, по-моему, из нас двоих вы гораздо интереснее. Кажется, вы упоминали, что были рабыней, но для бывшей рабыни у вас очень грамотная речь, как будто вы ходили в школу для белых.
Улыбнувшись, Коко подняла стакан с виски.
– Моя мать была правнучкой одной нубийской принцессы. Во всяком случае, так говорили. Чернокожая или нет, но она, по-видимому, была очень красива, раз привлекла внимание отца, ублюдка, которому принадлежала плантация. Не стоит и говорить, что отцовские чувства ему были совершенно незнакомы. Своих многочисленных сыновей и дочерей он продавал за хорошую цену друзьям. Меня купил толстый ирландец, любивший рассуждать о политике и по утрам игравший на флейте. Мистер Линкольн освободил нас на бумаге, в действительности же мы получили свободу только после войны. Энн и Эдди увидели меня на невольничьем рынке в маленьком техасском городке, через который они проезжали. Железная цепь на моей шее привела Энн в ужас, и она заставила Эдди купить меня. Именно ей я обязана своей свободой, поэтому, как ни старайтесь, вы не услышите от меня ничего, что могло бы ей повредить.
Ангус улыбнулся, и от этой улыбки, такой веселой и открытой, сердце Коко оттаяло. Он погладил ее по щеке.
– Вы похожи на кактус, детка, сплошные колючки.
Но в пустыне кактусы иногда цветут.
– А если вы не в пустыне?
– Тогда приходится колоться о колючки.
Коко засмеялась. С Ангусом ей было почему-то хорошо, как ни с кем другим.
Она считала, что знает жизнь и знает мужчин, от которых столько натерпелась. Она вспомнила бессердечие отца, издевательства одного школьника, который, начитавшись книг и почерпнув оттуда разные жестокости, демонстрировал это на ней. Мужчин, которые ее избивали, и мужчин, которые ее страстно желали. Но, работая у Энн, она сама выбирала себе мужчин. Славных ковбоев или парней вроде Джои Уэзерли. Обаятельных, которые легко смеются, легко платят, легко расстаются. Да, она повидала на своем веку разных мужчин. И ни с кем она не смеялась так искренне, ни с кем не чувствовала себя так хорошо, как с Ангусом Донахью.
– Коко – ваше настоящее имя? – спросил он. Она кивнула.
– И единственное. А ваше? На самом деле Ангус Донахью?
– Я не похож на ирландца?
Коко снова засмеялась. Проходивший мимо Шрам остановился.
– Коко, не хочешь… э… поговорить? – предложил ковбой.
Ангус вопросительно смотрел на нее, и она с удивлением вспомнила его слова.Когда-нибудь вы заглянете ко мне. Что он имел в виду?
Это ее заработок. Энн, конечно, не выставит ее на улицу, однако…
– Коко, вы придете ко мне? – тихо спросил он, продолжая улыбаться.
Эта ласковая улыбка наполнила Коко сомнениями. Она считала, что знает мужчин, но Ангус, кажется, пробудил в ней то, о чем она никогда даже не мечтала. За его словами таилось нечто большее.
– Шрам, дорогуша, я сейчас занята, – сказала она.
– Шрам, сэр, она занята на всю жизнь, – поправил ее Ангус и, подхватив на руки, понес к лестнице.
Ошарашенная Коко сначала замерла в его объятиях, а потом расхохоталась. До чего же он забавный! И сильный! В нем столько достоинства, он не похож на раба, даже бывшего.
Ангус внес ее в свою мансарду, где стояли только большая кровать, стол с лампой, умывальник и шкаф. Ее комната была гораздо уютнее, но… Это его комната. На крючке висит его плащ, на стульях лежат его книги, на умывальнике его бритва. Его вещи о многом сказали ей.
– Ангус… – начала она.
– Поцелуй меня, Коко. Остальное не имеет значения.
Она снова засмеялась.
– Я целовала десятки мужчин, Ангус Донахью, теперь мне хочется поговорить.
Но он нежно опустил ее на кровать и поцеловал. Она прижала его ладонь к своей щеке, ощущая ее силу и теплоту. Ей так много хотелось узнать…
– Ангус… – прошептала она.
– Что?
– Я…
Она прижалась губами к его рту. Почувствовала, как его руки сжали ее тело. Почувствовала на себе его тяжесть.
– Ангус, я хочу…
Темные пальцы ласкали ее. Загрубевшие, нежные, сильные. Играли ее грудью, гладили соски. По-другому, совсем по-другому. Она тихонько застонала.
– Я хочу…
– Да? – прошептал он.
– Я хочу…
Это все, что она смогла пробормотать, все, о чем могла думать.
– Я хочу, я хочу, я хочу…
Она хотела, чтобы это было чудесно, она хотела, чтобы это было… по-другому.
Раньше она никогда не занималась любовью. А он делал именно это. Занимался с нею любовью. Каждым словом, которое шептал ей, каждым своим движением и жестом.
Каждое уходящее мгновение…
– Йен, пусти меня!
– И не подумаю.
– Почему?
– Где ты была?
– Там же, где и ты, на ранчо Беннингтона. Он покачал головой.
– Ты уезжала.
– Но потом вернулась.
– Тогда зачем ты крадешься через потайную дверь?
– Я не крадусь…
– О Господи, ты же здесь. И ты всегда пользуешься потайной лестницей, когда хочешь незаметно уйти или вернуться. Я прав?
– Какая потайная лестница! Это всего…
– Поразительно! И ты ничего мне не сказала!
– Я просто забыла.
– О, разумеется! Ты делаешь только то, что считаешь нужным, помнишь? Ты сочла нужным выйти за меня замуж.