Рожденные перестройкой - Угрюмов Владимир 12 стр.


Такого я даже в хороших ресторанах не видел. А в магазинах у нас только банки с морской капустой да пшено...

Барон одет как в кино. В каком-то национальном костюме с массивными золотыми украшениями. Мне нравится его золотая цепь, которая не просто большая, а огромная. Столько золота сразу на одном человеке мне видеть еще не приходилось.

- Нравится? - улыбаясь, интересуется барон.

Я быстро отмахиваюсь рукой:

- Нет. Просто удивительно, какая она жирная. - Барон вроде бы облегченно смеется вместе со мной. Волк меня предупредил, что, если я скажу, будто мне что-то понравилось, барон будет обязан это тут же мне подарить. Даже если я скажу, что мне нравится его дом. Барон объявил всем, что считает русского парня своим кровным братом, так как я не дал пролиться крови его близкого родственника. А это здесь значит очень много. У меня теперь есть куча привилегий среди цыган. Странно как-то: вроде живем в одной стране, а о цыганах, по сути, ни хрена не знаем...

Под утро все расходятся. Барон выделил мне комнату в своем доме. Но Волк меня отмазал, сказав, что я смогу остановиться у него и нам есть о чем поговорить. Волку уступили.

На следующий день мы катались на лошадях, и один из старых цыган, когда мы отдыхали у костра в степи, рассказывал, как раньше работали конокрады. Барон тоже был с нами и с уважением слушал старика. За два часа я столько узнал о лошадях, что половину тут же забыл, не успев переварить услышанное. Но стойкое ощущение чего-то исключительного осталось навсегда.

Вечером мы снова собираемся во дворе Барона, и снова костры, и снова гуляют над степью и над поселком цыганские сочные песни.

- Чем думаешь заняться? - неожиданно интересуется у меня Барон, хитро улыбаясь в пышные усы.

Пожимаю плечами:

- Даже не знаю, но чем-нибудь займусь, это точно...

- Я, конечно, не вправе тебе советовать, - говорит он, - но если захочешь чем-то заняться - скажи, я поддержу. Нужны будут деньги - будут деньги. Нужно что-то еще - все будет! Здесь тебя все приняли, - он обводит рукой двор, забитый цыганами,- Даже старый Гать сказал, что ты наш.

- Спасибо, - искренне благодарю его. - Не говори спасибо, а лучше выпей чашу за всех нас! - Барон наливает вина в наши бокалы. - Я буду сейчас говорить для всех ромалэ на их языке. Ты не обижайся, брат, на меня за это, - говорит мне Барон.

Я киваю. На что тут обижаться? Лучше, чем здесь, меня не принимали нигде. Барон говорит долго, но цыгане замерли и слушают его, забыв обо всем на свете. Во дворе повисла тишина, только слышно, как потрескивают угольки в кострах да где-то лают собаки. Барон закончил и посмотрел на меня:

- Скажи и ты.

Вот этого я не ожидал. Взоры десятков пар глаз устремились теперь в мою сторону. Даже детишки затихли в ожидании.

- Я не умею говорить, - начинаю я, чтобы хоть как-то начать, - но я все-таки скажу. Таких прекрасных людей я не встречал за свою жизнь. Я пью за всех вас, дай Бог вам здоровья и радости! За вас, мои братья и сестры! - и я осушил огромный бокал до дна.

Дальше не описать. Такой гул одобрительных возгласов и приветствий меня просто поразил. Я даже плюхнулся обратно на стул.

Старый Гать, сидящий рядом, похлопал меня по спине и плечу.

- Ты хорошо сказал, сынок, - произнес он. - Народ тебя благодарит.

Наутро просыпаюсь поздно. Сквозь сон я слышал, что в дом приходили какие-то две женщины и чем-то занимались на кухне. Когда выхожу из комнаты в коридор, чтобы умыться, то вижу накрытый в кухне стол. К умывальнику подтягивается и заспанный Волк. Поливаем друг другу на спину, растираемся.

Одевшись, садимся завтракать.

- Слушай, Волк, - говорю приятелю, разливая горячий чай по чашкам. Мне уже даже неудобно, честное слово, меня тут у вас принимают словно президента.

Волк смеется:

- Президента так принимать не стали бы, не тот он человек.

- Мне нужно будет у ехать, - гну я свое. - Ну не могу я так, понимаешь? Не привык.

- Да о чем ты, брат?! - удивляется приятель. - Ты можешь здесь просто жить! Тебе ведь все равно некуда идти! Будь гостем, стань своим! Тебя приняли, а это самое главное!

- Спасибо, но мне непривычно быть гостем всю жизнь, - улыбаюсь я. Нужно заниматься своим делом, а не пользоваться чужим. Волк на время задумывается.

- Знаешь, - говорит он, - я ведь тоже ничем не занят. Даже водкой не торгую. Мать с отцом стараются, братья, а я так... Если у тебя есть какое дело на примете, возьми меня. Воровать умею, но лень. Что хочешь умею, да как-то все не собраться было. А?

Я рассказывал Волку, что сидел, что собираюсь приподняться в этом мире, да вот только пока ничего стоящего не подворачивается. Надо искать.

- А тебя-то отсюда отпустят? - задаю вроде нелепый вопрос вполне взрослому человеку, но Волк относится к нему очень серьезно.

- Надо сказать Барону и братьям. Я думаю, отпустят...

Днем заходим к Барону. Он уже присылал за нами своего пацаненка. Вернее, их припылила целая толпа. Детей у цыган много. Мы обговаривали с Волком возможные варианты нашей с ним совместной деятельности. Особо интересных схем пока не придумали. Да и что тут выдумывать. Сейчас время такое, что долбить можно только спекулянтов в других городах. Ну а дальше - что получится... Барон выслушал Волка и .кивнул мне.

- На что готов, Антоныч? - интересуется он.

- Что случится, - усмехаюсь я. Барон улыбается, пьет с нами чай.

- Тебе скажу, - говорит он, - у нас разные есть заказы. Это раньше цыгане коней воровали, сбивали свои табуны, и тоже неплохо жили. Теперь другие интересы.

Кажется, я начинаю его понимать. Барон тем временем продолжает:

- Покупают у нас "Волги" и прочие новые машины. Шерсть покупают баранью вместе с грузовиками. Платят валютой. За золото и драгоценности дают доллары, и даже за наши деньги, если их сразу много.

Мне уже все понятно. Переглядываемся с Волком. Волк счастливо улыбается. Ему по душе такой разговор. Барон замолчал, лукаво посматривает на меня.

- Я все понял, - киваю ему. - Теперь мы с Волком знаем, чем нам заняться.

Вечером собираемся в дорогу. Волк сползал на чердак и приволок оттуда матерчатый сверток. Развернул его. Вижу вороненый большой пистолет и к нему пару обойм. Таких волын я еще не видел.

- Это ТТ, - поясняет мне Волк. Странно. В фильмах об Отечественной войне я видел наших офицеров, размахивающих такими пистолетами, и знал, что у них должны быть ТТ. Но вживую не опознал. Даже когда мы копали в детстве, искали трофеи от войны, то в основном находили оружие не нашего производства да наганы. Редко маузеры, а "тэ-тэшек" не было. Беру оружие в руку. Пистолет действительно кажется большим. Я держал в руках "Макарова", и тот показался мне каким-то тупорылым и кургузым. "Тэтэшка" совсем другое дело. В нем чувствуется скрытая мощь. Это действительно оружие. Но и мой револьвер нравится мне не меньше.

- Отличная машинка, - киваю Волку одобрительно и возвращаю ему пистолет.

- Надо будет и тебе что-нибудь спросить у Барона.

- У меня есть.

Волк удивленно поднимает брови:

- Как есть? Ты же мне ничего не говорил.

Достаю из-под куртки наган.

- Вот это да, - восхищается приятель. - И молчал ведь!

Что ему на это сказать? Револьвер - это у меня слишком личное, чтобы афишировать его на каждом углу.

Волк ненадолго уходит и вскоре возвращается, приносит пачку патронов для своего ТТ и пачку для моего револьвера.

- Барон передал, - говорит он, кладя патроны на стол. - И вот еще что...

Волк достает из кармана золотой перстень, подает его мне.

- Для чего? - удивляюсь я.

- Это моя мать передала тебе. - Волк очень серьезен. - Мы ведь уходим вместе. А значит, как братья. Она сказала, чтобы я сам тебе надел.

Назад Дальше