Он медленно качал головой. Устремленный куда-то взгляд выражал только беспредельную горечь. Мне показалось, что он близок к умопомешательству.
- Не падай духом, Николай Павлович, - попытался утешить его Ивачев. Это теперь для нас главное. Фашистов надо бить. И мы будем их бить - за погибших ребят, за Атрашкевича, за Хархалупа - в три, в пять раз крепче будем бить. Увидишь. Только не падать духом.
Подъехала машина. Пушкарев взял Городецкого под руку, усадил в кабину. Все поехали ужинать.
Из столовой я вышел последним. Никуда не хотелось тащиться. На плечи навалилась свинцовая тяжесть. Внутри будто что-то надломилось.
Тревожным сном забылись летчики. Рядом со мной беспокойно ворочался Комаров. С присвистом похрапывал Селиверстов, на басах вторил ему Фигичев. За полночь усталость взяла свое. Я погрузился в тяжелое забытье.
Замер ненадолго аэродром. Но только внешне. С дальней опушки леса слышался перестук молотков, повизгивала дрель, раздавались приглушенные голоса. Техники, не смыкая глаз, трудились в ремонтных мастерских. К утру надо было успеть залатать поврежденные истребители. На одном из них, забыв об усталости и сне, работал Николай Павлович Городецкий. Чтобы как-то заглушить горе, старый техник уговорил инженера полка послать его в ПАРМ, да там и остался с тех пор насовсем.
И летчики знали - коли вышел истребитель из рук Городецкого, можно воевать на нем так же уверенно, как на новом.
* * *
Прошла еще одна ночь войны. Не проходила только усталость. Вставать не хотелось. Но в кромешной тьме раздавался неумолимый голос Медведева: "Кто не хочет тащиться на аэродром пешим, поднимайся". И сразу же начинали скрипеть кровати; ворча и позевывая, мы нетвердыми шагами направлялись к выходу.
В эти дни лихорадило даже барометр. Стрелка безостановочно прыгала по шкале, некоторое время показывала "переменно", а к ночи, как бы прогнозируя положение на фронте, уверенно сползала на "бурю".
Днем провели полковой митинг. Личный состав ознакомили с обращением партии и правительства к советскому народу. По радио выступил Председатель Государственного комитета обороны Сталин. Партия с присущей ей прямотой говорила народу правду о смертельной угрозе, нависшей над Родиной. Она призывала каждого советского человека, где бы он ни был, защищать свою отчизну: с оружием в руках, с отбойным молотком, у мартеновской печи и за штурвалом комбайна.
У врага временное преимущество в технике. Его неслыханное вероломство стоило нам больших потерь.
Этот к нам, воинам, обращался Верховный главнокомандующий: не знать страха в борьбе, не давать пощады врагу, отстаивать каждую пядь родной земли, проявлять смелость, находчивость, разумную инициативу. До последней капли крови, на земле, в воздухе и на море сражаться за родные города и села...
И мы верили, что силы наши неисчислимы, что враг будет разбит!
Выступил Костя Ивачев. Его слова стали как бы эпиграфом митинга:
- Наша любовь к Родине должна измеряться теперь количеством уничтоженных гитлеровцев. Нашу ненависть, ненависть каждого советского человека, мы, летчики, понесем на крыльях своих истребителей...
К импровизированной трибуне подходили командиры и солдаты, работники штаба и базы обслуживания, летчики и оружейники. Все они, коммунисты и беспартийные, заверяли партию, народ в своей непримиримости, самоотверженности в борьбе с фашизмом.
В тот день наши летчики сбили шесть фашистских самолетов.
* * *
Напряженно, без устали работает командный пункт полка. Днем и ночью на стол начальника ложатся распоряжения, отчеты, запросы. Каждая бумага ждет решения.
Матвеев искоса поглядывал на приоткрытый полог- за ним шифровальщик колдовал над телеграммой из штаба дивизии.
Телеграмма тревожила Матвеева. Он знал, что противник начал новое наступление. Сосредоточив около двадцати с лишним дивизий и бригад, к вечеру 3 июля румыно-немецким войскам удалось захватить плацдармы на левом берегу Прута восточнее Ботошани и Ясс.
Коротка летняя ночь. Не успеют на горизонте разыграться беспокойные отблески багрового заката, как засеребрится под луной земля, а там, глядишь, и восток запламенеет.
Матвеев глянул на часы. Пора будить летчиков, а боевая задача только принимается.
- Сулима, скоро расшифруешь?
- Не все еще передали сверху, товарищ майор. Начальник штаба снова сосредоточился над бумагами.
- Павленко, кто составлял данные о потерях?
К столу подбежал маленький круглолицый воентехник.
- Почему младшие лейтенанты Рябов и Довбня в графе погибших?
- Они не вернулись с задания и сведений о них...
- Так и укажи, - резко перебил Матвеев, - не вернулись с боевого задания.
- Товарищ майор, - тонким срывающимся голосом крикнул из-за полога шифровальщик. - Немецкие танки прорвались на Бельцы. Читайте.
Замерла, над клавишами рука машинистки, смолкла чечетка телеграфиста, даже радиоприемник, словно пораженный известием, перестал издавать писк.
Заметив встревоженные лица, начальник штаба быстро овладел собой.
- Медведев, ты почему здесь? Живо за летчиками! А вы что тут торчите? Марш за работу!
Нетвердо стукнула машинка, перекликнулся с ней телеграф. Деловая суета снова охватила командный пункт.
Матвеев потер лоб, припоминая, что же еще нужно сделать до приезда командира и летчиков. Веки налились тяжестью. Сказывалось недосыпание. Майор вышел на свежий воздух.
Было очень рано, но рассвет уже решительно расталкивал звезды, высветлял темноту. Матвеев расстегнул ворот гимнастерки и долго шумно плескался под рукомойником. И когда подъехала командирская "эмка", уже был свеж и подтянут.
- Новости с передовой есть, Александр Никандрович? - поздоровавшись, озабоченно спросил Иванов.
- Тревожные, Виктор Петрович. Немцы в нескольких местах прорвали нашу оборону; крупные танковые силы продвигаются в глубь Бессарабии. Пойдемте посмотрим по карте.
- Линия фронта, Виктор Петрович, на сегодня выглядит так, - начальник штаба указал карандашом на два красных выступа, направленных остриями к востоку от Ботошани на северо-восток, по направлению к Бельцам. Фашистская авиация на этих направлениях вела интенсивную разведку, мелкими группами "юнкерсов" и истребителей наносила удары по обороняющимся войскам и подходящим резервам.
- Да, положеньице тревожное, - задумчиво произнес командир полка. По-видимому, у немцев самые решительные намерения.
- Сегодня они будут осторожнее. Вчера наши ребята дали им жару. Матвеев начал загибать пальцы на руке. - Светличный сбил одну "каракатицу"; Кузя непутевый, - глаза майора подобрели, - двух завалил. Вот ведь, чертяка, здорово дерется. Кто же еще сбил разведчика?
- Федя Шелякин.
- Верно. Шелякин стукнул "мессера", Мочалов - "юнкерса". У него это первая победа - надо поздравить парня.
Матвеев подал очередной документ.
- Боевая задача на сегодня. Посмотрите: тут и штурмовки, и прикрытие войск, и сопровождение бомбардировщиков, и воздушная разведка. Даже резерв выделить приказали. Словно мы не полк, а дивизия целая.
- Черт знает что, - поморщился Иванов. - Опять полк по частям разрывают. О чем они только думают?
- Я говорил по телефону с начальником штаба дивизии, просил часть задач снять и дать только одну-две - мы бы и выполнили их лучше. Знают ведь - сил у нас в обрез, - Матвеев махнул рукой, - ни в какую! Разругались только.
- Да, очень тяжело. - Иванов вздохнул.
- В том-то и дело. А в случае чего... - Матвеев красноречиво провел рукой по горлу. - Понимаешь? Мы же в ответе.