Троцкий Лев Давидович
Лев Троцкий
Под ред. Ю. Г. Фельштинского
Первый том книги состоит из предисловия, незаконченного автором и скомпанованного по его черновикам, и семи глав, отредактированных Л. Троцким для издания на английском языке.
ЛЕВ ТРОЦКИЙ О СТАЛИНЕ И "РОССИЙСКОМ ТЕРМИДОРЕ".
НЕКОТОРЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ
Работа над биографией Сталина окончательно решила судьбу Льва Давидовича Троцкого. Как в случае с Салманом Рушди, литературный труд послужил основанием для вердикта о смертной казни. Да и характер этих актов един. И тот и другой, пользуясь терминологией министра иностранных дел Исламской Республики Иран Али Акбара Велаяти, носил не политический, а религиозный характер: ни отменить, ни изменить их не мог никто.
Вынося свой приговор, покойный имам Хомейни защищал принципы ислама. Сталин тоже защищал не только себя. Пережить личные нападки, пусть со скрежетом зубовным, он мог и тогда, когда они имели для него хоть какое-то значение, а позже и их научился использовать во благо и для укрепления собственного авторитета. Рукопись Троцкого была опасна не пикантными биографическими подробностями. Она покушалась на сами устои, на которых стоял Сталин и зиждилось то, что впоследствии назвали сталинщиной: его понимание диктатуры пролетариата, задач партии, ее классовых позиций, роли государства, аппарата, номенклатуры, соотношения системы и человека. Отдавая приказ об уничтожении автора, Сталин не только стремился воспрепятствовать завершению данного труда, но прежде всего отстаивал свои принципы, поступаться которыми не собирался.
Что же заставило Сталина именно так, а не иначе оценить работу Троцкого?
К рассказу о личности самого Сталина тот подошел весьма скрупулезно. Непредубежденный читатель и сейчас непременно отметит для себя два обстоятельства: книга документирована, к тому же автор добросовестно старается оценить и источники, которыми пользуется. Этим она выгодно отличается от большинства книг о Сталине, в таком изобилии вышедших в Союзе за последние два года истекших 80-х. Тем более что именно работа Троцкого послужила отправной базой для большинства авторов. Между тем ссылок на нее почти ни у кого нет, равно как нет и сколько-нибудь объективного ее анализа и оценок.
Но, вопреки распространенным заблуждениям, Сталин не выглядит у Троцкого параноидальным злодеем. Он акцентирует внимание на формировании личности юного Сталина (широко используя мемуары друзей), показывает, что привлекло нелюдимого семинариста в лагерь революционеров, пытается понять и раскрыть побудительные мотивы тех или иных поступков и решений героя своей книги.
Троцкий отбрасывает версию и о том, что Сталин был агентом царской охранки. Точнее, он фиксирует существование этой версии, но относится к ней с недоверием, а главное, с пониманием того, что это ничего нового ни в нравственную, ни в общую характеристику
Сталина не вносит, кроме примитивного упрощения всей картины, да и проблемы в целом.
Лишь в аранжировке двух тем автор последовательно постоянен -- это отношение Сталина к партии и партаппарату и к собственной, Троцкого концепции "российского термидора".
Крупская и соратники Кобы по работе в Закавказье.
Сталин первый заявил о том, что не даст аппарат в обиду (страдать последний мог лишь от его гнева). Первым объявил о своеобразном делении членов партии на генералов, офицеров, унтер-офицеров и рядовых. Он же сравнил партию с орденом меченосцев, объявив ее боевым отрядом, предназначение которого в первую очередь -- давать отпор всякого рода проискам, а затем--руководить и направлять.
К этой теме вплотную примыкает и наблюдение о весьма характерном для Сталина, да и не только для него одного, противопоставлении лидеров российской социал-демократии в эмиграции костяку руководства, действовавшему на местах, и настойчивом разведении теоретиков, занимавшихся словопрениями, и практиков, которым приходилось решать конкретные вопросы.
Относительно "интеллигентских шатаний" теоретиков первый раз Сталин открыто заявил после V съезда РСДРП. Кстати, тогда же он первым назвал Троцкого "красивой ненужностью". И впоследствии не раз обращался к этой проблеме.
Что же касается второй темы -- "российского термидора", то именно в данной работе Троцкий завершал оформление концепции, призванной, по его мнению, объяснить природу сталинизма.
Со словом "термидор"* связан целый пласт российской и мировой политической мысли, давние страхи по поводу прихода "брюмера", то есть установления "чистой" буржуазной диктатуры, на полпути к которой лежит полустанок -- Термидор" --уничтожение революционного режима его вчерашними сторонниками и под прикрытием революционных лозунгов. И сегодня, по мнению некоторых наших политиков -- от представителей старой партийной бюрократии до реакционных элементов популизма, -- совершается откат к капитализму.
* Термидор -- название контрреволюционного переворота, происшедшего во Франции 9 термидора II года по новому республиканскому календарю (27 июля 1794 года). С термидора начался откат революции. В свою очередь, термидорианцев устранил от власти брюмер -- военный переворот 18 брюмера VIII года Республики(9 ноября 1799 года), отдавший власть Наполеону Бонапарту.
Когда на сцену политической борьбы выходят исторические аналогии, а на политических оппонентов напяливают старые маски и с ними, этими масками, начинают вести крикливую и ожесточенную политическую борьбу,-- не отражение ли это некоего мировоззренческого вакуума? И в наше время, прибегая к паллиативу исторических аналогий, люди пугают себя призраками прошлого, которые, рождая разочарования и сомнения, сковывают поиски, заставляют мысль биться в рамках, очерченных прошлым опытом. И в первых поверхностных аналогиях (нэп -- перестройка) кое-кто, кажется, уже видит повторение пройденного: нэп -- это начало "термидора", "буржуазного перерождения".
Но с подобными аналогиями мы уже встречались.
На протяжении 20--30-х годов, как справедливо заметила Т. С. Кондратьева (Институт восточных языков и цивилизации, Париж), " пример Французской революции то мешал понять, то загонял в глубь сознания наиважнейшие проблемы". По ее мнению, и советская концепция истории --результат в значительной степени борьбы с "фантомом термидора". Искусственная "выпрямленность" этой концепции действительно сохранила подсознательный страх сталинского руководства перед зигзагами и изгибами французской истории, ее откатами и поражениями. Ничего этого у нас нет, не было и не будет,-- как бы заговаривала беспокойных духов прошлого сталинская верхушка. Наша революция никогда не откатывалась и не откатится назад, потому что мы вооружены самой передовой теорией, выражаем интересы передового класса--пролетариата и последовательно ведем страну к коммунизму.
Среди участников внутрипартийных дискуссий 20-х годов Л.