Амарго затянулся, хитро прищурился и сообщил:
– Кантора, – и довольно улыбнулся при виде резко вытянувшегося лица собеседника. – Больше некого. Ты же сам просил стрелка. Чем тебя Кантор не устраивает?
– У тебя что, для него другой работы нет? Такого специалиста в охрану – это все равно что колоть орехи магическим кристаллом.
– Нет, – качнул головой Амарго. – Дело в том, что Кантор… Я хочу перевести его на другую работу. В полевой отряд жалко, это действительно будет, как ты сказал, орехи кристаллом, пусть побудет пока в охране. Тем более языки он знает.
– Переводишь? А почему? Он в чем-то провинился или… сорвался?
– Можно сказать, почти сорвался.
– Почти – это как?
– Если человек перестал владеть собой в обычной обстановке, то рано или поздно он сорвется и на работе. Кантор неглупый парень и сам это чувствует. Поэтому сам пришел ко мне, рассказал все как есть и попросил перевести в полевой отряд. Убийца, у которого не в порядке нервы, – это смертник.
– А когда у него были в порядке нервы? И в чем это выражается? Он хоть на наркотики-то не присел?
– Не замечал. А проблемы у него начались после той охоты на ведьму. Что-то там произошло такое, о чем они с Саэтой умолчали. Хотел бы я знать, что именно, но Кантор же не скажет, а у Саэты теперь не спросишь…
– А с ней-то что случилось? Как-то видел Гаэтано, почувствовал, что он прямо сам не свой, будто горе какое, но спросить не решился. Ты же знаешь Гаэтано, он и так меня недолюбливает, а я еще начну в душу лезть…
– То же, что со всеми рано или поздно происходит. То ли где-то ошиблась, то ли разведка подвела, но Саэта наткнулась на охрану. Первым же выстрелом наповал. Ты бы видел, что случилось с Кантором, когда он узнал! Ребята перепугались до такой степени, что не рискнули сами к нему подходить, меня позвали.
– Что с ним творилось? – осторожно поинтересовался предводитель. – И почему я об этом ничего не знаю?
– Ты… – Лицо товарища Амарго приобрело выражение беспредельной досады с некоторым оттенком брезгливости. – Как раз в это время в этой самой каморке, наевшись фанги в количестве, достаточном, чтобы нормальному человеку отравиться, ловил фиолетовых гоблинов с помощью огненных дорожек.
– Зато я все-таки научился делать огненные дорожки! – отмахнулся Пассионарио.
– Путем передозировки наркотиков, – ядовито уточнил наставник и добавил: – В деревянном помещении самое место и время баловаться с огнем! Помню, как потом вся твоя охрана носилась с ведрами…
– Амарго, ну не начинай все сначала! – жалобно скривился предводитель. – Мы про Кантора говорили. Что делал я, уже выяснили, а он чего такого натворил?
– Ты когда-нибудь видел, чтобы Кантор плакал?
Огромные темные глаза товарища Пассионарио загорелись нездоровым интересом, граничащим с восторгом.
– В самом деле? Каменное сердце нашего дорогого Кантора дрогнуло, и из этого комка холодной злости удалось выдавить слезу?
– Ты еще балладу напиши! – в сердцах плюнул Амарго. – Романтик ты наш поэтичный! Сердце, видите ли, дрогнуло! Дрогнула вся хижина, и не один раз. Хорошо, что вовсе не рухнула, потому как Кантор приложил к этому все усилия! Слезу выдавить! Да он устроил форменную истерику с битьем головой о стену и криками, что это он во всем виноват!
– Он был трезв? – уточнил вождь.
– Абсолютно. Да будь он даже пьян в стельку, никогда раньше так себя не вел. В чем Кантор виноват, он так и не смог объяснить толком. Я всерьез боялся, что он опять рехнется, но вроде обошлось. Пришлось, правда, успокоительного вкатить, а то ни слушать, ни говорить толком не мог. Проспался, пришел в себя, вроде все снова наладилось, но после этого Кантор стал как-то странно себя вести…
– Странно? По-твоему, до сих пор он вел себя нормально? Он же все эти годы…
– Что ты в этом понимаешь?! – не выдержал Амарго.
– Как раз я в этом понимаю получше твоего! – сохраняя спокойствие, продолжил товарищ Пассионарио. – Ты бы в него хоть раз заглянул, как я, и тогда бы вот такая обычная истерика тоже показалась бы переменой к лучшему!
– Не умею заглядывать, – устало вздохнул Амарго. – Будем считать, что я тебе поверил, хотя специалист из тебя, мягко говоря, посредственный. Но и это еще не все. Пару дней после этого Кантор пошатался в тоске и в печали по хижине, а потом явился ко мне сдаваться. «Что-то сломалось, – говорит, – чувствую, а словами сказать не получается. В общем, не подумайте чего дурного, но переведите в полевой отряд, потому как работать по-прежнему больше не смогу». Вот я и думаю, пусть пока в охране побудет, а там посмотрим. Может, придет в себя. А нет – будем искать ему работу.
– Кантор даже тебе так ничего и не рассказал больше?
– Почему «даже»? Он мне просто не рассказал. Ты что думаешь, я у него вместо жилетки для слез? Он ко мне приходит, только когда ему нужен совет. А жаловаться он ни к кому не ходит. Даже к священнику.
– А что, Кантор такой рьяный атеист?
– Просто узнал по голосу священника и поэтому к нему не ходит. Одно дело изливать душу какому-то абстрактному священнику, и совсем другое – своему товарищу по группе, которому потом придется смотреть в глаза. Так что о нем никто ничего не знает. И ты не узнаешь, потому что он себе где-то за границей приобрел экранирующий амулет.
– Да, он стал слишком замкнутым, – сказал товарищ Пассионарио, доставая сигарету. – Я его мало видел с тех пор, как познакомился… заново, но у меня сложилось именно такое впечатление. Замкнутый, холодный… и опасный. Как пистолет.
– Ну, ты и вправду поэт! – усмехнулся Амарго. – Осталось только сесть и написать балладу «Товарищ Кантор – человек-пистолет». Ты же у нас любитель революционные стихи сочинять. Помнится, и его собирался к этому полезному делу пристроить.
– Так ведь хотел как лучше. Я ведь знал его другим… Если честно, я не подозревал, что он таким станет. Когда он отказался работать в пропаганде, а попросился в боевики, я думал, это у него временное следствие тяжелого потрясения. Чего-чего, а злым он никогда не был…
– Я сразу знал, что он не станет работать в пропаганде. Правда, надеялся, что он просто пошлет нас куда подальше и уйдет в неизвестном направлении. То, что он попросится в боевики, никто не ожидал… Ну что ж, пойду сообщу Кантору, что для него есть работа и пусть приступает.
– Может, этот Ромеро хоть теперь поумнеет и научится уважать товарищей.
– Непременно, – согласился Амарго. – Кантор большой любитель плевать на инструкции, и если Ромеро скажет ему что-то вроде того, что он сказал Рико, то и драки, как таковой, не будет. Не забудь предупредить об этом Сорди.
– А ты предупреди Кантора, чтобы не вздумал убивать сразу. С него станется. А Ромеро нам все-таки действительно нужен.
– Невелика потеря. – Амарго недовольно поморщился и перевел разговор на другую тему. – Как твое ухо?
– Спасибо, все в порядке. Ты же знаешь, у меня регенерация так быстро проходит, что все заживает, и следов не увидишь.
– Да я-то понимаю, но все-таки будь поаккуратнее. Как можно было так обжечь ухо?
– Просто гладил рубашку, а в это время меня москит за ухо укусил…
– Утюгом гладил?
– Нет, я же умею… – Он посмотрел на свои ладони.
– Пассионарио, ты как маленький, честное слово! Вечно с тобой что-то приключается. Представляю себе, что бы от тебя осталось годам к сорока, если бы ты не умел регенерировать. Ты что, не мог гладить, как все нормальные люди?
– Ну чего переживать? Даже если бы это бедное ухо сгорело полностью, выросло бы новое. Точно такое же.
– В том-то и дело, что не такое же… И на что бы ты стал похож? Хотя бы уж уши поберег.
– А ведь верно! – Молодой человек звонко расхохотался. – Я и не подумал, что новое выросло бы такое, каким оно должно быть от природы… Хорош бы я был, с разными ушами… Да ладно, не переживай. Ничего со мной не случится!
– Хотелось бы надеяться… – вздохнул Амарго и потянулся за шляпой.
Глава 2
– Ой! – испуганно вскрикнула Ольга и остановилась на пороге. Меньше всего она ожидала встретить здесь его, да еще одного, поскольку Жака видно не было.
Его величество сидел за столом, точно так же как в первый день их знакомства, и задумчиво что-то чертил на листе бумаги. Увидев ее, он отложил карандаш, скомкал лист и сказал:
– Ну вот, опять «ой»! Жак что, не сказал, что я здесь буду? Вот уж любитель сюрпризов!
Странный какой-то был у него тон, не то обиженный, не то недовольный. Ольга попыталась вспомнить, как же следует приседать перед королем согласно этикету, но, будучи в замешательстве, никак не могла собрать мысли в кучу, поэтому просто отступила на шаг, упершись спиной в дверь, и сказала с легким приседанием:
– Приветствую вас, ваше величество!
Его величество резко изменился в лице и встал из-за стола. Ольге показалось даже, что он пошел красными пятнами, но при таком освещении сложно было утверждать это наверняка.
– Ольга, скажи честно, ты это от неожиданности или издеваешься? – уже откровенно обиженно спросил он. – Не хватало, чтобы ты еще тут реверансы разводила. Позволь, я помогу тебе снять плащ.