Например, когда Норма из «Веселой компании» заходит в бар и все кричат: «Норма!» Эллисон даже произнесла слова правильным жираровским голосом: неуверенным баритоном.
— «Во дела!» Вам что-нибудь говорят эти слова?
Я молчала.
— Во дела!
— Кто вы, Эллисон? Чего вы от меня хотите?
— Я ничего не хочу. Честно. Только весь день у меня в голове раздается голос, не давая ничего делать. Фраза «Во дела!» сводит меня с ума, хотя, казалось бы, я должна привыкнуть к подобным вещам.
— Как вы связали этот голос со мной?
— Это оказалось легче всего. Я очистила мысли, взяла бумагу, карандаш, села в темную комнату и вывела на бумаге имя и номер телефона. Не так-то сложно после того, как получаешь странные четкие послания типа «Во дела» баритоном Рекса Гаррисона.
— Зачем вы меня мучите?
— Хэттер, пожалуйста, простите меня. Мне очень жаль, если вы страдаете. Но уверяю вас, это не игра. Просто откуда-то доносятся слова, и я хотела убедиться, что не спятила. Во дела, во дела, во дела…
Я продолжала молчать. Из соседней комнаты слышалась детская возня.
— Послушайте, Хэттер. Вы первая, кому я это скажу. Я мошенница. Общаясь с клиентами, я смотрю на их лица, украшения, шрамы, одежду и так далее. А после говорю им то, что они хотят услышать. Для этого не нужно даже особой интуиции. Странно еще, что ясновидящих так мало. Потрясающая профессия.
Вот и считай себя после этого ходячим детектором лжи.
— Как же можно так играть с чужой жизнью? — возмутилась я.
— Играть? Вот уж нет! Я вселяю в людей надежду, но не даю им повода для необоснованных ожиданий. Ведь большинство хотят каких-нибудь подтверждений, пусть даже самых неправдоподобных, того, что кто-то помнит о них там, в далеком небытии.
— Большинство? А чего же хотят остальные?
— Остальные хотят настоящего разговора с умершими. Однако этого я устроить не могу. Я же говорила, что мошенница. А даже если б и могла… Беседовать с теми, кто ушел в небытие, по-моему, не самая лучшая затея.
— Но раз вы мошенница, то как же…
— Все так, Хэттер, мошенница. Но эти «Во дела» — первый в моей жизни похожий на правду сигнал. И, честно сказать, он меня пугает.
— Так от меня-то вы чего хотите?
— Просто скажите, значат ли для вас что-нибудь эти слова. Знакомы ли.
— Дайте подумать.
Я поставила пустой бокал на стойку и увидела на нем отпечатки губной помады. Зачем мне помада, когда я сижу с детьми? Мороженица закашлялась и выключилась. Мерно урчал холодильник.
— Хорошо, — сказала я. — Это действительно кое-что значит.
— Ох, слава богу!
— Подождите. Скажите, когда вы получаете ваши сообщения, вы слышите голос в голове? Или видите буквы, как на экране компьютера?
— Сложно объяснить. И то и другое… Нет, нечто совершенно непохожее. Вроде того, как, выйдя из дому, вдруг понимаешь, что не выключил плиту. Это не выразить словами. И в то же время это слова.
Звучало убедительно.
— Вы видите его лицо?
— Нет. Я лишь чувствую его присутствие.
— То есть вы не можете никого описать? Не то чтобы я вам не верю — просто любопытно.
— Отчего же, могу. Так-так, я бы сказала, говорящий шести футов с лишним, густые русые волосы, зеленовато-серые глаза.
Негусто, такое я могла и сама выдумать…
— Это похоже, очень похоже, — пролепетала я потрясенно.
— Так что значат эти слова? Согласитесь, странное сообщение.
— Не могу вам сказать.
— Хорошо. Как хотите.
— Скажите, Эллисон, только умершие могут отправлять послания?
— Говорят, не обязательно.
— А этот голос что-нибудь еще сообщает?
— Да. Но не словами.
— Что значит «не словами»?
— То и значит. Голос — пятидесятилетнего мужчины — говорит «Во дела!», а потом странно смеется. Только не настоящий это смех, фальшивый какой-то.
— О боже! — Я положила трубку на стол перед собой. «Хэттер? Хэттер? Хэттер?» — взывала она.
— Эллисон, откуда вы звоните? Какой у вас телефон?
Она продиктовала мне номер.
Я спросила, можно ли с ней встретиться. Эллисон сказала, что в субботу не может. Поэтому встречаемся завтра утром на пляже.
Пора спать. Что-то принесет завтрашний день?
Воскресенье, 15.30
Что делать, Господи, что мне делать? Я договорилась встретиться с Эллисон между пляжем и футбольным полем, у киоска, где продают рыбу с жареной картошкой. Джейсон часто сюда захаживал, и я подумала, что здесь должно сохраняться самое духовное присутствие. Ой, что я говорю, какое «духовное присутствие»? Дура! Как можно, он же не умер! Я замерзала. От бессонницы слезились глаза. А вот близнецам было все равно. Эх, мне бы их горячую кровь…
Киоск не работал, и мы с близнецами были здесь одни, если не считать нескольких чаек, которые, не смущаясь, изучали содержимое мусорных контейнеров. Соленый воздух приятно пах свежестью. Я засмотрелась на море, на бегущие по воде барашки, а когда обернулась, рядом уже стояла Эллисон. Она оказалась старше, чем я ее себе представляла. Лет примерно шестидесяти и гораздо меньше: Эллисон походила на косточку внутри оболочки из зеленой шерстяной кофты с молниями. На ногах — обтягивающие спортивные штаны: наверное, она шла пешком. И не все ли равно, как Эллисон сюда добралась? Нет! От этой женщины теперь зависит вся моя жизнь…
— Эллисон?
— Хэттер?
— Я так рада, что вы пришли.
— Как тут было не прийти? Это первое интересное событие со смерти моего мужа.
— Вы потеряли мужа? Мне очень жаль.
— Полно-полно. Он так долго страдал, что смерть стала облегчением для него, бедняжки.
— И тогда вы решили попробовать себя в ясновидении?
— Да. Мне не хватало мужа, как не хватало бы зрения, слуха или вкуса — он был моим особым чувством. С его смертью я будто ослепла. Я хотела вернуть его — во что бы то ни стало.
Мы двинулись к футбольному полю.
— И что?
— Я стала ходить к медиумам. Стоило им меня увидеть, они тут же понимали, что я потеряла Глена. Что-то было в глазах. Или, может быть, они замечали небрежность в одежде. Я теперь специалист по этим признакам. Эти так называемые медиумы все возвращались к смерти Глена: «Он умер быстро — нет-нет! — он умирал долго, очень мучился», «Он говорит, чтобы вы были сильной и не беспокоились». Все это было глупо и бессмысленно, но мне становилось легче, когда ничто другое не помогало. Для такой работы даже не нужно быть медиумом. Зато когда действительно получаешь послание из мира духов… Ух! От ощущения контакта можно лишиться чувств.
— Зачем же вы этим занялись? Вам разве не кажется, что обманывать людей жестоко?
— Жестоко? Что вы! Я вам уже говорила, это совершенно безвредно. От общения даже с самыми ничтожными медиумами мне делалось гораздо лучше, чем от всех этих велбутринов и «тиамарий», которые я глотала. Медиумы не хуже витаминов, ароматерапии и прочих рекламных штучек. Скажу вам одно: всем, кто ко мне приходит, я помогаю. И вы не поверите, сколько у людей проблем.
— Я стенографирую в суде, и, думаю, мало кто слышал о людских проблемах больше, чем я.
Налетевший ветер заглушал наши голоса.
— Хэттер, пожалуйста, не рассказывайте мне про себя, — попросила Эллисон. — Если вы хотите проверить мои способности, то не давайте лишней информации.
— Тетя Хэттер, тетя Хэттер! — Оказывается, близнецы нашли дохлую ворону. Я пожала плечами и сказала Эллисон: — Ну вот, теперь вы и про них знаете.
Я предложила продолжить разговор в более теплом месте, и мы зашли в кафе рядом с детской игровой площадкой. Близнецы тут же запрыгнули туда и принялись развлекаться с разноцветными пластмассовыми мячиками, настолько грязными, что, думаю, на них кишело микробов не меньше, чем на крысах в эпоху Черной смерти.
— Буду с вами откровенна, Хэттер, — сказала Эллисон.