Оставшись одна в большом доме, Даниэль открыла свой портфель и достала две тетради; на обложке одной из них было нарисовано синим карандашом маленькое привидение, на обложке другой – такое же привидение, но карандаш был красный.
– Ты хоть понимаешь, какая расплата тебя ждет за этот приступ юмора? Один к ста как минимум!
– Даже если мне придется заплатить один к тысяче, и то дело выгодное, – смеясь заверил Джон.
Медсестра увезла И войну. Едва Джон остался один, его улыбка угасла. Он тяжело вздохнул, и его высокая фигура медленно двинулась к скамейкам в комнате ожидания. Стрелки на стенных часах показывали ровно девять; утренние часы будут долгими.
* * *
Вернувшись к себе, Софи открыла чемодан и убрала вещи обратно в шкаф. Она надела белый халатик и вышла из комнаты. Направляясь к своему магазину, она набрала на мобильнике сообщение: На этот уик-энд приехать никак не смогу, поцелуй родителей за меня, твоя любящая сестра.
И нажала кнопку «отправить».
* * *
Половина десятого. Сидя у окна, Матиас смотрел, как пробегают английские сельские пейзажи. Голос из громкоговорителя предупредил о неизбежном въезде в туннель.
– У вас с ушами ничего не случается, когда поезд идет под морем? – спросил Матиас у пассажирки, сидящей напротив него.
– Да нет, только шумит немного. Я езжу туда-обратно раз в неделю и знаю многих, у кого эти явления куда болезненней! – сообщила пожилая дама, погружаясь обратно в чтение.
* * *
Антуан включил указатель поворота и свернул с основной трассы; дорога, идущая вдоль моря, была тем отрезком пути, который он любил больше всего. На такой скорости он приедет в столярную мастерскую на полчаса раньше. Он взял с пассажирского сиденья термос с кофе, зажал его между коленями, отвинтил крышку одной рукой, держась другой за руль. Поднес горлышко ко рту и вздохнул:
– Вот дурень, это же апельсиновый сок!
Вдали промчался «Евростар». Меньше чем через минуту он нырнет в туннель, идущий под Ла-Маншем.
* * *
На Бьют-стрит все было еще спокойно. Софи подняла решетки, прикрывающие витрину. В нескольких метрах от нее Эния накрывала столы на террасе. Софи улыбнулась ей. Эния исчезла на несколько секунд в ресторане и вернулась с чашкой в руке.
– Осторожней, он очень горячий, – предупредила она, протягивая капуччино Софи.
– Спасибо, это очень мило. Ивонны нет?
– Она взяла свободный день, – ответила Эния.
– Да, она же меня предупреждала; я стала такой рассеянной. Не надо ей говорить, что вы меня сегодня видели, ладно?
– Сахар я не клала, я не знала, как вы любите, – сказала Эния, возвращаясь к работе.
В магазинчике Софи провела рукой по рабочему столу, на котором она обрезала цветы. Потом обошла стол и нагнулась за коробкой, где хранились письма. Выбрала одно из середины пачки и поставила коробку на место. Усевшись прямо на пол, так, чтобы ее скрывала стойка, она принялась тихонько читать вслух, и глаза застлало слезами. Какая идиотка, это же надо – так любить причинять себе боль! А ведь сегодня только суббота. Обычно самым нелюбимым ее днем было воскресенье. Иногда одиночество охватывало ее с такой силой, что – вот ведь странный парадокс! – ей не хватало ни сил, ни мужества попытаться умалить его, повидавшись с кем-нибудь из близких. Конечно, она могла принять приглашение брата. Не отказываться и на этот раз. Он бы приехал за ней на вокзал, как и было договорено.
Невестка и племянница по дороге засыпали бы ее тысячью вопросов обо всем на свете. А когда приехали домой, отец и мать стали бы спрашивать, как у нее дела, и она скорее всего разрыдалась бы. Как сказать им, что вот уже три года она ни разу не засыпала в объятиях мужчины? Как объяснить, что по утрам, глядя в чашку, она иногда с трудом сдерживала рыдание? Как описать всю тяжесть собственных шагов, когда вечерами она возвращалась к себе? Единственной передышкой был отпуск, когда она уезжала к друзьям; но отпуск всегда заканчивался, и одиночество вступало в свои нрава. Что ж, плакать так плакать, но лучше уж это делать здесь, где ее никто не видит.
И пусть тихий голосок внутри твердит ей, что еще не поздно поехать на вокзал. Зачем? Завтра вечером, когда она вернется, все станет еще хуже. Поэтому она разобрала чемодан, лучше уж так.
* * *
Очередь из пассажиров, ожидающих на тротуаре у Северного вокзала, становилась все длиннее. Через сорок пять минут после того, как вышел из «Евро-стара», Матиас погрузился наконец в такси. С тех пор, как вокруг вокзала начались строительные работы, объяснил водитель, его коллеги отказывались подавать сюда машины.