— Она насмешливо фыркнула: — Не обольщайся, Форрестер! Тебя это может удивить, но не каждая девушка, узнав, что беременна, хочет выйти замуж. В июле я сделала ошибку, но это не значит, что я собираюсь совершить еще одну, заставляя тебя на себе жениться.
— Если ты невиновна, скажи мне, как твой отец узнал, к кому идти. Кто-то ему показал на меня.
— Я не ПОКАЗЫВАЛА!
— Тогда почему он выбрал именно меня?
Она вдруг замолчала, обошла машину кругом и сказала:
— Теперь я уверена, что попаду домой. — И села в машину.
Он тоже сел в машину, оставляя одну ногу на гравии для того, чтобы свет оставался включенным, пока он ее допрашивал.
— Не увиливай, — требовательно сказал он. — Почему?
— Я не НАЗЫВАЛА ему твоего имени. Я отказывалась ему что-либо говорить!
— Я тебе не верю. Тогда как он догадался? — Клей видел, что она волнуется, закусив нижнюю губу, стараясь на него не смотреть.
Кэтрин пыталась унять дрожь, охватившую все тело. Господи! Он считает ее виновной!
— Как? — повторил он, ожидая ответа.
Ее ноздри расширились, она смотрела прямо перед собой, а затем призналась:
— Я веду дневник. — Ее голос стал тише, а ресницы слегка дрожали.
— Ты что делаешь?
— Ты слышал, — ответила она, не отводя взгляда от окна.
— Да, слышал, но не уверен, что правильно понял. Ты имеешь в виду, что он его нашел? — Клей стал понимать, какой ужасной скотиной в действительности был ее отец.
— Оставь меня в покое. Я уже сказала больше, чем хотела.
— На карту многое поставлено. Я должен знать правду, если ребенок действительно мой. Итак, он нашел дневник?
— Не совсем так.
— Что же тогда?
Она вздохнула, закинула голову назад, но продолжала смотреть в окно, отвернувшись от него. Сбоку Клей видел, как тяжело, безропотно опускаются ее ресницы.
— Послушай, к тебе это не имеет никакого отношения, — проговорила она уже спокойно. — Оставь меня в покое. Я совсем не думала вмешивать в это дело своего отца. Я просто хотела, чтобы твои родители не поддавались его требованиям. Вот почему я тоже пришла.
— Не меняй тему разговора, Кэтрин. Он нашел дневник и обнаружил в нем мое имя, так?
Она сглотнула.
— Так, — прошептала она.
— Как он нашел дневник?
— О, ради Бога! Клей, я веду дневник с детства. Отец знал, что он где-то лежит. Он не просто НАШЕЛ его, он перерыл всю мою комнату, пока не нашел доказательства того, в чем меня все время подозревал. Ты хотел правды, ты ее получил.
У Клея неожиданно сжалось сердце. Его голос стал мягче:
— И никто не пытался его остановить?
— Меня в доме не было. Моя мать не попыталась бы его остановить, даже если бы и могла. Она тени собственной боится… Ты не знаешь моего старика. Если ему что-то запало в голову, ничто и никто не сможет его остановить. Он сумасшедший.
Клей поставил ногу в машину и закрыл дверь. Он размышлял над сказанным, сопоставляя данные, потом обнял руль обеими руками. Наконец он повернул голову и посмотрел на нее через плечо.
— Я даже боюсь спрашивать… что там было?
— Все.
Со слабым стоном он опустил лоб на руль.
— О Господи!
— Да, — тихо повторила Кэтрин. — О Господи!
— Полагаю, ту ночь ты запомнила лучше, чем я? — спросил он, сам себе удивляясь.
— Я ничем не отличаюсь от других девчонок. Это было со мной в первый раз. Боюсь, что я была слишком красноречива, описывая свои чувства и события той ночи.
Пауза затянулась, и Кэтрин начала терять спокойствие. Лучше бы он злился, чем выражал трогательное сочувствие.
Клей вздохнул и стал молча смотреть в окно. Долгое, напряженное молчание рождало дерзкие образы, которые проносились у обоих в памяти, пока, наконец, Клей не заставил себя вернуться в настоящее — к угрозам ее отца.
— Итак, ему нужна компенсация.
— Да, но, что бы он ни говорил, чем бы ни угрожал, ты не должен идти на его уступки.
Не плати ему ничего! — сказала она с внезапно разгоревшейся страстью.
— Слушай, теперь от меня это не зависит. Он втянул в это дело моего отца, а мой отец… Мой отец — самый честный человек, какого я когда-либо встречал. Либо он заставит меня ему заплатить, или же заплатит сам, каковы бы ни были требования твоего отца.
— Нет! — воскликнула Кэтрин, схватив его за руку. — Ты не должен этого делать!
— Послушай, я тебя не понимаю. Ты потратила целый вечер, убеждая меня, что носишь моего ребенка. А теперь ты умоляешь не платить ничего твоему отцу. Почему?
— Потому что мой отец — мерзавец! — Ее слова были острыми, как нож. Клей видел, как они ранят и саму Кэтрин. — Потому что, сколько я себя помню, я его ненавижу, и последнее, что я хочу, — это убедиться в том, что он не извлечет никакой выгоды благодаря мне. Он много лет ждал, пока такое случится. И вот теперь я чувствую ответственность за происходящее и хочу сорвать его планы.
Неожиданно у Клея сжалось сердце.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это последнее, что ты хочешь?
Она выдавила из себя сардоническую улыбку.
— О, не беспокойтесь, мистер Форрестер, не нужно даже на минуту думать, что из-за всего этого я покончу жизнь самоубийством. Как бы то ни было, это вряд ли его остановит.
— Тогда что?
— Будет достаточно, если ты откажешь ему в выплате денег. Ты его не знаешь и не можешь понять, о чем я говорю. Каждый раз, как он… — Кэтрин резко замолчала, ее охватила ненависть к отцу, возвращая к воспоминаниям, которыми она не хотела делиться.
Клей потер переносицу, пытаясь не вникать в ее прошлое более подробно, чем ему было нужно. Но мстительность, которую она проявляла, плохое обращение отца, оскорбительный тон и обвинения, которые он незаслуженно бросал в ее адрес, составляли классический портрет психически ненормального человека. Но было бы ошибкой, если бы он проникся сочувствием к этой женщине. И хотя Клей старался больше не копаться в ее прошлом, то, что ему уже было известно, мучило его в темной тишине. «Все это лишнее», — думал он. Клей почувствовал, как у него разболелась голова. Он опять схватился за руль.
— Сколько тебе лет? — поинтересовался он.
— Какое это имеет значение?
— Сколько лет?! — повторил он, на сей раз с большей силой в голосе.
— Девятнадцать.
Он испустил звук, в котором сочетался смех и возмущение. — Девятнадцать лет, и она понятия не имеет, что нужно предохраняться, — сказал он в потолок.
— Я! — взвизгнула Кэтрин. Ее окутал внезапный гнев — она кричала: — Почему ты этого не делал? У тебя есть богатая практика в таких делах!
— Я ничего не планировал на ту ночь, — все еще возмущенно сказал он.
— Да, я тоже не планировала!
— Если у девушки есть здравый смысл, она не пойдет искать сексуальных приключений, не подготовившись заранее.
— Я не искала секса!
— Ха! Девственница в девятнадцать лет — и не ищет секса!
— Ты, самонадеянный ублюдок, думаешь… — начала она, но Клей ее перебил.
— Самонадеянность тут ни при чем, — приблизившись к ее лицу, сказал он. — Ты не должна делать это наобум, без средств контрацепции!
— Почему?! — закричала Кэтрин. — Почему я? Потому, что я женщина? Почему не ты? А как насчет того, чтобы думать наперед, если ты такой опытный жеребец?
— Ты во второй раз обозвала меня жеребцом, леди, а мне это не нравится!
— А ты во второй раз обозвал меня леди, и мне тоже это не нравится, не говоря о том, каким тоном ты это сказал!
— Мы уходим от темы разговора, а темой была твоя небрежность.
— Мне кажется, что сам предмет разговора был небрежностью.
— Обычно женщина предохраняется. Естественно, я полагаю…
— Обычно! — каркнула она, всплеснув руками.