Из темноты – к свету, туда, где его ждут тепло, и радость, и покой.
– Ничего не произошло.
Он моргнул при виде застывшей с ножом в руке темной жрицы, попробовал шевельнуть руками, но нет, его продолжали держать стражи.
Ийлура, чьи щеки стали вдруг белыми как мел, резко рванула ворот рубахи Лан-Ара. Вернее, и рубахи-то уже не было – так, лохмотья одни. А потом молитвенно сложила руки.
– Благодарю тебя, Претемная Мать. Ты указала мне на этого ийлура, и со мной по-прежнему твое благословение… Уберите его.
Лан-Ар едва понимал, что лежит на теплом известняке в Двух шагах от алтаря. Живой, по-прежнему в кандалах.
Жрица кивнула одному из стражей:
– Мать должна получить обещанную жертву.
Страж Храма очень спокойно и обстоятельно, будто выполняя самое обычное задание, улегся на алтарь. Ийлура подняла нож, на миг зажмурилась и…
– Нет… Зачем?!!
Лан-Ар зашелся в кашле, давясь собственным воплем.
Сам. Лег под нож.
Да что же они делают со своими стражами там, в Темном Храме?!!
Он лежал и молча смотрел на черный провал под запрокинутым подбородком храмового стража, смотрел, как частые капли крови стекают на малахитовую глыбу, и… в то мгновение ненавидел себя. Хотя и сам не смог бы объяснить за что.
Жрица Шейниры аккуратно вытерла жертвенный нож и бросила тряпицу на тела жертв. Лан-Ару померещилось, что она пошатывается, но потом все закружилось перед глазами – и узорчатая мозаика листвы на синем небе, и коричневые, нагретые солнцем стволы, и черные одежды убийцы… Он чувствовал, что тонет – как тогда, в далеком детстве, и ничего не мог с собой поделать.
– Мы возвращаемся в Альдохьен, – донеслось откуда-то издалека.
Больше ийлур ничего не слышал.
…Он снова тонул. Все повторялось с завидной точностью, словно талантливый переписчик делал копии старой книги: под ногами – трухлявые доски заброшенного мостка, сквозь которые просвечивает мутная, в пятнах ярко-зеленой ряски водица. И старший брат, уже перебежавший на другую сторону пруда.
– Чего копаешься? Давай быстрее! – кричит он.
Лан-Ар, хватаясь за скользкие перильца, делает первый осторожный шаг. На темных досках местами красуется сизая плесень, та самая, что тусклыми огоньками светится в темноте. Многие думают, что это болотные огоньки, души утопленников – но Лан-Ар прекрасно понимает, что все это сказки. Плесень светится, и нет никаких неупокоенных… – Ну! Шевелись, не то опоздаем!
Второй шаг. Третий. В щели между темными досками глядит зеленая вода, вся в лишаях ряски. Перила слишком скользкие, за них не ухватишься, если что…
– Побери тебя Шейнира, Лан-Ар!
«В самом деле, чего я боюсь?»
Он, отпустив перила, бросается вперед, к ожидающему брату. А затем – хруст, громкий треск, и над головой смыкается холодная зеленоватая муть, сквозь которую виден размытый белый круг. Солнце.
– Лан-Ар!!! – доносится откуда-то издалека, и он уже неуверен, что это голос брата. Может быть, голос Фэнтара, явившегося спасти тонущего мальчишку?
Легкие разрываются от боли, перед глазами темнеет – и Лан-Ар, судорожно барахтаясь, выныривает на поверхность, чтобы схватить крошечный глоток воздуха и вновь погрузиться в холодную, воняющую гнилью воду.
– Руки, держи его руки, – командует брат. Или не брат? Голос не похож… Но кто еще может быть рядом с лесным прудом?
Легкие, бронхи словно забиты раскаленными углями. Это невыносимо больно, но превыше боли – страх, все тот же мерзкий животный страх перед распахнувшимся небытием.
«А вдруг от меня ничего не останется?..»
И, уже не выдержав, Лан-Ар кричит, вопит от ужаса близкой смерти, и вопль устремляется к мутному кругу солнца, вместе с блестящими пузырьками воздуха.
– …Итого, премилостивая госпожа, с вас пятьдесят гиней.
– Пятьдесят? Побойся Покровителей, несчастный. Ты всех постояльцев так бесстыдно обкрадываешь?
Лан-Ар с трудом разлепил веки. Ему все казалось, что он плавает в холодной воде и она струйками стекает по щекам, впитываясь в волосы.
– Извольте, госпожа, прочтите сами. Урон, который был нанесен моей уважаемой гостинице вашими… гхм… молитвенными изысканиями… Разбитая кровать только чего стоит да еще высаженное окно…
– Дай-ка сюда.
Лан-Ар уставился в беленый потолок. Он лежал на чем-то мокром, и по лицу по-прежнему стекали крупные капли. Попробовал шевельнуться – не получилось. Только голову смог повернуть на звуки голосов.
Рыжеволосая ийлура,темная жрица, внимательно изучала предоставленный счет за постой. В изящном платье из темно-синего бархата с белоснежным воротничком под горло она очень походила на довольную жизнью горожанку… Если бы не силуэт в черных доспехах, маячащий за ее спиной.
Дородный и белоголовый кэльчу, хозяин уважаемой гостиницы, топтался у порога и – как быстро сообразил ийлур – за спиной отчаянно чертил в воздухе оберегающие знаки.
– Хм… – сказала ийлура, возвращая счет, – а где ты, мошенник, увидел испорченный комод? Мне кажется, он как стоял, так и стоит.
Кэльчу грациозным скоком вмиг покрыл расстояние от порога до указанного предмета мебели и ткнул пальцем в деревянный бок.
– Царапина, госпожа. Знаете, этот комод – очень ценный. Достался мне от матери, а я уж его в лучший номер поставил…
Ийлура пожала плечами:
– Будь по-твоему. В конце концов, я не последний раз приезжаю в Альдохьен, а твоя гостиница далеко не самая плохая в этом засиженном мухами и клопами городишке.
Она кивнула храмовому стражу, тот отстегнул от пояса кошель и бросил его кэльчу.
– Но здесь…
– Гораздо больше, – холодно закончила ийлура, накручивая на пальчик локон. – Храм Шейниры достаточно богат, да будет тебе известно… Но не в этом дело. Я плачу тебе еще и за то, что – если меня будут разыскивать – яникогда не останавливалась у тебя. Понятно?
Кэльчу заметно побледнел. Он откровенно не любил подобные истории, когдаот кого-то что-то надо скрыть.Все это дурно, по его разумению, попахивало и частенько – мертвечиной. Несколько мгновений он судорожно обдумывал благовидный предлог, чтобы отказаться от просьбы темной ийлуры, затем хрипло скороговоркой выпалил:
– Но, госпожа, могут ведь спросить и у других. А вы здесь жили, не скрываясь.
– Ты просто делай то, что я тебе говорю, – сказала ийлура. Теперь она стояла спиной к Лан-Ару, и тот разглядывал замысловатое плетение кос на ее затылке. – Будь уверен в том, что если спросят кого-нибудь с улицы, то внезапно окажется, что ни одна смертная душа не видела здесь темной ийлуры и двух стражей из Храма Шейниры.
Она помолчала и добавила:
– Природа смертных такова, что они предпочитают не знать и не видеть ничего лишнего.
– Тогда приятной вам поездки, госпожа. – Кэльчу низко склонил голову, отчего заскрежетали костяные пластинки на шее. – Буду рад видеть вас снова.
– Будь спокоен, еще увидишь. – Ийлура нетерпеливо махнула рукой: – А теперь пошел прочь. У меня много дел, чтобы с тобой болтать.
Хозяин гостиницы съежился, разом став меньше, и выскользнул было за дверь, но на пороге столкнулся с другим кэльчу, помоложе. Заминка продлилась несколько Мгновений, затем вновь прибывший коротко поклонился выходящему:
– Здравия, господин Хекраш-та.
– А, господин ювелир, и вы тут! – Кэльчу выдавил из себя кислую улыбку.