Широкие окна распахнуты в сад; запах цветущих деревьев плывет по комнате, смешиваясь с ароматами юной женской плоти и дымком от благовонных свечей. Отблески маленьких язычков пламени играют на темной полировке массивного стола, на шандалах, изукрашенных бронзовыми драконами, на серебристых боках большого кувшина с вином, на кубках голубого хрусталя, на блестящем от испарины золотистом теле Лидор.
Златовласка сидит на нем верхом; колени согнуты, стройные бедра широко расставлены, руки подняты, пальцы сцеплены на затылке, под шапкой волос. Сильно прогнувшись в талии, откинув назад плечи, она мерно раскачивается ‑взад‑вперед, вверх‑вниз. И за каждым движением, каждым ритмичным ходом нескончаемого любовного маятника следует глубокий восхищенный вздох. «Ах‑ха! Ах‑ха!» – дышит Лидор, и Блейд чувствует, как в едином ритме с ее тихими вскриками начинает биться его сердце
Внезапно, раскинув длинные ноги, она ложится прямо на него и блаженно замирает. Блейд, предчувствуя новый акт любовной игры, нежно касается ладонью золотых локонов, ласкает хрупкие плечи, атлас гибкой спины, очаровательные выпуклости ягодиц. Лидор приподнимает головку, тянется к нему губами, достает… Он чувствует на своей коже ее груди с напряженными сосками, острый дерзкий язычок касается его рта, погружается все глубже и глубже…
Привстав на локотках, стиснув коленями его ноги Лидор снова начинает свой бесконечный ритмический танец «Ах‑ха! Ах‑ха! Эльс, милый!» Ее груди трепещут, полные желания и жизненной силы, розовые бутоны сосков шаловливо гуляют по телу Блейда, то щекочут живот, то вдруг сладким мимолетным касанием скользят по щеке, по подбородку. Он пытается поймать губами эти нежные пьянящие ягоды – то одну, то другую; Лидер хохочет. Ее смех звенит, как серебряный колокольчик, перемежаясь с короткими отрывистыми стонами. «Эльс, милый… Люблю… Эльс, Эльс!» – снова шепчет она.
Милый.. Люблю… Блейд слышит эти слова, произнесенные на хайритском ‑так, как они всегда говорили наедине. Нежное, протяжное – манлиссой… Опьяняющее – сорей… Они слетают с девичьих губ, искусанных в блаженном экстазе, и Дик Блейд, лаская тонкую талию, придерживая, прижимая к себе мягкие бедра, забывает о резком и суховатом английском. Дарлинг… Ай лав ю… Как давно это было! В другом мире, в ином пространстве, в неведомые, канувшие в вечность времена!
Лидор всхлипывает, подается к нему, он чувствует на своей щеке ее учащенное дыхание, потом влажные зубки начинают ласково покусывать его шею. Тело девушки сладким грузам распростерлось на нем, она двигается все медленней, все осторожней… словно страшится того момента, который наступит вотвот… или через минуту… через пять минут… или, быть может, хочет оттянуть его, еще не натешившись, не наигравшись истомой ожидания…
Но Блейд жадно прижимает ее к себе и, покрывая поцелуями глаза, губы, носик, шею, переворачивает на спину. Лидор снова вскрикивает, ощущая его неистовство, его нетерпение; потом она кричит непрерывно, стонет, бьется, словно птичка, попавшая в силок. «Эльс, манлиссой… Сорей… Эльс, Эльс!»
Он с яростной силой извергает свою страсть. Тело Лидор, юное, сильное, прогибается под ним; сведенная судорогой экстаза, она почти приподнимает Блейда, кусая губы, прижимая к груди его темноволосую голову, вливаясь пальцами в плечи. Потом застывает, все еще обхватив его ногами, дышит тяжело, с протяжными всхлипами… И Блейд, благодарно лаская кончиками пальцев ее щеку, целует ложбинку между грудей. Целует, и не может оторваться. Лидор… Лидор!
***
Он открыл глаза и с минуту лежал в неподвижности, всматриваясь в облака на востоке; они уже начали розоветь и походили сейчас на прихотливые извивы перьев фламинго. Да, так все оно и было в последний раз, почти два месяца назад… два длинных айденских месяца, отсчитанных по фазам Баста.
Да, так все оно и было в последний раз, почти два месяца назад… два длинных айденских месяца, отсчитанных по фазам Баста. Они любили друг друга, потом уснули. Потом… потом Хейдж едва не вытащил его обратно – и он, вспомнив слишком многое, поднялся и ушел. Улетел от Лидор, оставив ей вместо тепла своих рук, вместо нежных поцелуев и страстных ночей клочок пергамента. Что же он там написал? Жди, я вернусь?
Жди, Лидор, я вернусь… вернусь, чтобы опять уйти… Навсегда… Или нет?
Блейд сел. Три лампочки, как три огненных глаза крошечных циклопов, пылали перед ним на пульте; под ними светился экран. Сзади тихо гудел климатизатор, капли звонко шлепались в воду, словно кто‑то невидимый играл на хрустальном ксилофоне. За спинкой кресла громоздилась поклажа – запасы, оружие, мешок с одеждой, весла… Все – здесь, все – при нем… кроме Лидор.
Чувство безмерного одиночества охватило его.
Любопытная ситуация! Блейд начал перебирать людей, которые в то или иное время сопутствовали ему. Бар Занкор, Ильтар, Чос… Чос был бы весьма вероятной кандидатурой; в походе он спал в соседней палатке ночью и ехал на втором седле Тарна днем. Но то было в походе… А в Тагре – в Тагре могли случиться фокусы похлеще! Старый пуританин Дж. почти наверняка очутился бы в теле юной девушки, делившей ложе с Блейдом. Неужели Хейдж не подумал о такой возможности?
Блейд смутно припоминал какую‑то американскую комедию, где буддийский монах с помощью пустого горшка и пары заклинаний практиковал переселение душ. Кажется, некая миллионерша, смертельно больная, готовилась пересесть из своего потрепанного «кадиллака» в новенький «мерседес». то бишь в тело хорошенькой молодой девушки. Но по недоразумению она вселилась в мужчину, что послужило поводом для массы забавных происшествий. Теперь же, столкнувшись на практике со сходной ситуацией, странник не видел ничего забавного в том, что в обольстительной плоти Лидор окажется Дж.
Внезапно его передернуло от ужаса. Если бы подобная замена была временной! Если бы Дж. – или иной посыльный с Земли, – погостив в чужом теле, вернул его законному хозяину без изъянов! Но даже сам Хейдж не мог сказать, что случится с первоначальной личностью, когда узурпатор отбудет домой.