– Если не все, то посмотри в этой куче, что я выбрала, и убери оттуда все, что тебе не подходит, а то неудобно стряпать для каждого отдельно, – затараторила она, не дожидаясь ответа. – Хорошо, что ты здесь, позавтракаем вместе – в компании веселее. Ринальф, конечно, еще спит, да он и не ест так рано, а я проголодалась с дороги. Разводи пока огонь, а я налью воды в кастрюлю – там, в чане, я видела, еще осталось. Сделаем вот из этого кашу, это порежем на хлеб, а вот знаменитое асфрийское ореховое масло – как удачно, что мне можно его есть. Знал бы ты, сколько местных деликатесов для меня, увы, запретны. Кстати, как тебя зовут?
Оторопевший от словоизвержения Зербинас назвал свое имя.
– Как‑как? – опешила женщина. – Ее..бинас?
– Нет, пожалуйста, только не так! – расхохотался Зербинас.
– Но эти ужасные согласные в начале имени – они совершенно мне не даются. – Она с упреком глянула на него, словно он был виноват в этом. – Где это только язык такой бывает?!
– На Лирне. А тебя как зовут?
– Иллинайри. Это мое утреннее имя. После полудня зови меня Иллинэнди, а вечером – Иллинори.
– А ночью? – спросил Зербинас, машинально вычисливший закономерность. Женщина посмотрела на него так, словно он спросил нечто крайне неприличное.
– Ночным именем меня зовет только тот мужчина, который делит со мной постель, – ответила она.
– Я вовсе не имел в виду… – смутился он. – Но почему так много имен, неужели тебя нельзя звать просто…
– Зербинас!!! – перебил его на полуслове показавшийся в дверях кухни Хирро. – Только молчи, пожалуйста, и выслушай меня. Как удачно, что я вошел, а то бы ты сейчас назвал Анор основой ее ксатского имени, а это на Ксате считается тягчайшим оскорблением, которое смывается только кровью. Не трудись запоминать ее имена, потому что, помимо суточных, у ее имени есть еще сезонные и праздничные вариации, причем по ксатскому календарю. К нашему общему счастью, она не возражает, когда мы зовем ее Анор.
– Анор? – обрадовался Зербинас. – Какое замечательное прозвище – ведь на алайни так называют волшебную птичку, приносящую удачу.
– Да, и это прозвище появилось не на пустом месте, а потому, что все мероприятия с участием Анор всегда кончаются успехом. Анор, ну зачем ты сразу не сказала ему об этом?
– У него самого просто невозможное имя, я и подумала, что если он справляется со своим именем, то сумеет правильно называть и меня, – объяснила Анор. – Ты только послушай, как оно звучит!
Она сделала попытку произнести имя Зербинаса.
– Ну нет, только не так! – захохотал Хирро.
– Но я все равно никогда этого не выговорю, – категорически заявила она. – Хирро, а у него есть прозвище на алайни, которое можно выговорить?
– Нет, но мы в два счета придумаем. – Хирро предвкушающе улыбнулся и глянул на Зербинаса. – Ты не поверишь, Анор, этот парень голыми руками почти что задушил кера. Почему бы нам не назвать его Кером, а?
– Кер! – радостно воскликнула ксатская колдунья. – Это хорошо! Это прекрасно выговаривается! Кер, как жаль, что я не бывала у вас на Лирне – у вас такой оригинальный местный язык. Я бы потом целую неделю смеялась!
– Так за чем дело стало? – весело спросил Зербинас. – Спросим у Ринальфа, где на Асфри лирнский вход, и бывай у нас в мире, сколько угодно.
– Можно… – Анор на мгновение задумалась: – Но сначала ты научи меня вашему языку, хоть чуть‑чуть – а ты, Хирро, пока вари кашу, я есть хочу.
– Она сунула ему в руки пакет с крупой. – Вот из этого пакета. Давай, Кер, учи меня!
– Так сразу? – опешил Зербинас. – Учиться новому языку – это же долго.
– Ничего подобного, – мотнула она головой. – Объясниться можно на любом языке, если умеешь на нем здороваться и ругаться. Поэтому ты научи меня одному хорошему приветствию и одному хорошему ругательству – мне всегда этого хватало, чтобы договориться с кем угодно. Давай начнем с приветствия – скажи мне, как у вас здороваются?
– Здравствуйте, – сказал ей Зербинас на лирнском общеконтинентальном.
– А что это означает?
– Это означает – желаю тебе здоровья.
Анор предприняла безнадежную попытку выговорить незнакомые созвучия.
– Нет, не получится, – сказала она. – Не найдется ли у вас приветствия попроще?
– Привет, – сказал Зербинас.
– А это что значит?
– Это значит – я рад тебя видеть.
Анор повторила слово несколько раз, пока не добилась удовлетворительного звучания.
– Это получается, – кивнула она. – Я потренируюсь и у меня будет совсем хорошо. Привет, привет – это пойдет. Теперь научи меня ругательству, только не какому‑нибудь, а хорошему, крепкому.
После мгновенного замешательства Зербинас назвал одно из известных нецензурных выражений.
– Что это означает? – дотошно спросила Анор.
– Это… ну, женщину, у которой много мужчин.
– Какое же это ругательство? – удивленно взглянула на него колдунья. – Это же комплимент! Кроме того, оно применяется только к женщинам?
– Да.
– А мне нужно универсальное ругательство – я ведь не могу выучить много. Давай другое.
Поколебавшись, Зербинас назвал другое ругательство.
– А это что означает?
– Ну, что некая мать не является девственницей.
Анор недоверчиво уставилась на него.
– Как это мать может быть девственницей? Это не ругательство, а констатация факта. А чья мать имеется в виду – того, кто ругает, или того, кого ругают?
– Из контекста это неизвестно.
– Чушь какая‑то. Нет, давай другое.
Зербинас подумал немного и назвал еще одно ругательство.
– А это что значит?
– Это значит – я тебя не уважаю и желаю тебе скорой смерти.
– Это пойдет, – одобрительно кивнула Анор. – Повтори‑ка его еще раз!
– Чтоб ты сдох, – снова сказал Зербинас.
– Чтоб ты сдох! – повторила она вслед за ним, интуитивно придавая выражению правильную интонацию. – Чтоб ты сдох! Прекрасное ругательство, и как легко выговаривается! Теперь, Кер, я могу смело отправляться к вам на Лирн. Хирро, каша уже готова?
– Нет еще, – отозвался пиртянин от печки.
– Замечательно, – с удовлетворением сказала колдунья. – Еще и завтрак не готов, а я уже целый язык выучила! Привет! Чтоб ты сдох! Давайте, я пока бутерброды с ореховым маслом сделаю и игу заварю.
Она начала возиться у стола с тарелками, хлебом и маслом, мурлыча и насвистывая что‑то себе под нос и одновременно болтая с обоими мужчинами, затем потребовала подать заварной кувшин и кастрюлю с кипятком с печки. Вскоре на столе появилась тарелка с аппетитными бутербродами и три огромные глиняные кружки с дымящимся настоем корня иги. Анор оттерла Хирро от печки и сунула нос в кастрюлю с кашей.
– Почти готово, – возвестила она. – Отойди, Хирро, я сама доварю.